Все кто сеет на земле смуту войны и братоубийство будут богом прокляты и убиты
все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство
а цытату (думаю, к этому) приводит olga508
- У меня вот баушка Секлетинья неученая, но никогда не брала чужого,
не обманывала никого, не врала никому, всем помогала, знала много молитв и
древних стихир, дак вот ей бы комиссаром-то, духовником-то быть, а не вам.
Знаете, какую стихиру она часто повторяла?
-- Какую же? Любопытно, любопытно, -- снисходительно улыбался капитан
Мельников.
-- Я точно-то не помню, вертоголовый был, худо молился, вот и не могу
теперь отмолиться. А стихира та будто бы занесена в Сибирь на древних
складнях оконниками.
-- Это еще что такое?
-- Оконники молились природе. Придут в леса, построят избу, прорубят
оконце на восход и на закат солнца, молятся светилу, звезде, дереву, зверю,
птахе малой. Икон оне с собой из Расеи не приносили, только складни со
стихирами. И на одной стихире, баушка Секлетинья сказывала, писано было, что
все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и
убиты.
-- Какая ерунда! -- заламывал руки отчаявшийся комиссар. -- Кака-а-ая
отсталость, Господи!
-- Вот и вы Господа всуе поминаете, не веря в Него, -- это есть самый
тяжкий грех, Господь вас накажет за пустословие, за обман.
В.П. Астафьев "Покляты и убиты"
Оглавление
что такое хороший и плохой человек?
На одной из стихир, имевшейся у сибирских старообрядцев, «писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты».
«<. > . Боже Милостивый! Зачем Ты дал неразумному существу в руки такую страшную силу? Зачем Ты прежде, чем созреет и окрепнет его разум, сунул ему в руки огонь? Зачем Ты наделил его такой волей, что превыше его смирения? Зачем Ты научил его убивать, но не дал возможности воскресать, чтоб он мог дивиться плодам безумия своего? Сюда его, стервеца, в одном лице сюда и царя, и холопа — пусть послушает музыку, достойную его гения. Гони в этот ад впереди тех, кто, злоупотребляя данным ему разумом, придумал все это, изобрел, сотворил. Нет, не в одном лице, а стадом, стадом: и царей, и королей, и вождей — на десять дней, из дворцов, храмов, вилл, подземелий, партийных кабинетов — на Великокриницкий плацдарм! Чтоб ни соли, ни хлеба, чтоб крысы отъедали им носы и уши, чтоб приняли они на свою шкуру то, чему название — война. Чтоб и они, выскочив на край обрывистого берега, на слуду эту безжизненную, словно вознесясь над землей, рвали на себе серую от грязи и вшей рубаху и орали бы, как серый солдат, только что выбежавший из укрытия и воззвавший: "Да убивайте же скорее. "»
/В.П. Астафев. Прокляты и убиты. Плацдарм. Все остальные дни./
«<. > . И вот что страшно: привыкшее к упрощению, к отдельному восприятию жизни и литературы и приучившее к этому общество, неустойчивое, склизкое, все время как бы пытающееся заняться фигурным катанием на самодельных коньках-колодках . , оно, это общество, вместе со своими "мыслителями" не готово к такого рода литературе. Война — понятно; победили — ясно; хорошие и плохие люди были — определенно; хороших больше, чем плохих, — неоспоримо; но вот наступила пора, и она не могла не наступить - как победили? Чего стоила нам эта победа? Что сделала она с людьми? Что, наконец, такое война, да еще современная? И самое главное, что такое хороший и плохой человек? Немец, убивающий русского, — плохой, русский, убивающий немца, — хороший. Это в какой-то момент помогало духовному нашему возвышению, поднимало над смертью и нуждой, но и приучало к упрощенному восприятию действительности, создавало удобную схему, по которой надо и можно любить себя, уважать, хвалить, и отучивало думать. »
/В.П. Астафев. "Нет мне ответа", Эпистолярный дневник 1952-2001. Из письма: 13 ноября 1974 г. Вологда. В.Я. Курбатову /
Другие статьи в литературном дневнике:
- 29.01.2015. что такое хороший и плохой человек?
- 28.01.2015. Каждый день, каждый час, каждый час.
- 26.01.2015. ***
- 25.01.2015. 25 января 1938 года. Я, конечно, вернусь.
- 24.01.2015. Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу.
- 19.01.2015. Что в имени тебе моем?
- 16.01.2015. всё нужнее разобраться, где зло, где добро.
- 13.01.2015. Я бы назвал это моральным одичанием.
- 02.01.2015. ***
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Другие статьи в литературном дневнике:
- 28.02.2019. Во что превратилась Россия
- 27.02.2019. Производство войн
- 26.02.2019. Ошибочное представление о России
- 25.02.2019. Юрий Афанасьев о России и мире
- 24.02.2019. О чем откровенно поведал президент РФ
- 23.02.2019. Аркадий Бабченко о России и мире
- 22.02.2019. Виктор Шендерович о России и мире
- 21.02.2019. Отойти от снаряда
- 20.02.2019. Станислав Белковский о России и мире
- 19.02.2019. Как Кремль рассказывает о войне в Сирии
- 17.02.2019. Окопная правда о войне Виктора Астафьева
- 15.02.2019. Спасибо тебе, Путин!
- 14.02.2019. Наследники по прямой
- 13.02.2019. Сила ракет. Чего никак не поймет Путин
- 10.02.2019. Что хотела и что получила Россия
- 08.02.2019. Л. Троцкий о России
- 06.02.2019. Йехулигенция
- 05.02.2019. Во что забавы Путина обходятся России
- 01.02.2019. Cирийские неудачи Путина
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Все кто сеет на земле смуту войны и братоубийство будут богом прокляты и убиты
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Окопная правда о войне Виктора Астафьева
«Я был рядовым бойцом на войне и наша, солдатская правда, была названа одним очень бойким писателем «окопной»; высказывания наши — «кочкой зрения».
Вот его «окопные постулаты», родившиеся с первых дней нахождения в учебной части под Новосибирском, где никакой серьезной подготовки, никакого обучения молодых, необстрелянных бойцов не велось
«О нас просто забыли, забыли накормить, забыли научить, забыли выдать обмундирование».
От недостатка сил и умения большинство из них погибало в первом же бою или попадало в плен
«Они так и не принесли Родине той пользы, которую хотели, а, главное, могли принести».
о специфике своей военной должности телефониста впоследствии:
«Когда руганный-переруганый, драный-передраный линейный связист уходил один на обрыв, под огонь, озарит он последним, то злым, то горестно-завистливым взглядом остающихся в траншее бойцов, и хватаясь за бруствер окопа, никак одолеть не может крутизну. Ох, как он понятен, как близок в ту минуту и как же перед ним неловко – невольно взгляд отведёшь и пожелаешь, чтобы обрыв на линии был недалече, чтобы вернулся связист «домой» поскорее, тогда уж ему и всем на душе легче сделается».
Печальная статистика боевого пути воинов, призванных Игарским военкоматом, подтверждает: северяне зачастую назначались связистами, а среди них был больший процент как погибших, так и – получавших награды.
«И когда живой, невредимый, брякнув деревяшкой аппарата, связист рухнет в окоп, привалится к его грязной стенке в счастливом изнеможении, сунь ему – из братских чувств – недокуренную цигарку. Брат-связист её потянет, но не сразу, сперва он откроет глаза, найдёт взглядом того, кто дал «сорок», и столько благодарности прочтёшь ты, что в сердце она не вместится».
20 октября 1943 года красноармеец Астафьев четыре раза исправлял телефонную связь с передовым наблюдательным пунктом.
«При выполнении задачи от близкого разрыва бомбы он был засыпан землей. Горя ненавистью к врагу товарищ Астафьев продолжал выполнять задачу и под артиллерийско-минометным огнём, собрал обрывки кабеля, и вновь восстановил телефонную связь, обеспечив бесперебойную связь с пехотой и ее поддержку артиллерийским огнем»
– так написано в наградном листе при представлении старшего телефониста Астафьева к медали «За отвагу»…
Виктор Петрович сей документ и в глаза, возможно, не видел, а потомкам оставил воспоминания совсем иного плана:
- Один раз тащили-тащили на плечах и на горбу полуторку взвода управления со связью, со стереотрубой, бусолью, планшетами и прочим имуществом, и встала машина, не идёт: это мы за ночь, то запрыгивая в кузов, то обратно, натаскали полный кузов грязи, перегрузили бедную полуторку. Выбрасывали грязь кто лопатами, кто котелками и касками, кто горстями и к месту сосредоточения бригады успели почти вовремя, –
рассказывал он о ночном марш-броске киношникам, посланным Никитой Михалковым перед съёмками нового фильма «Цитадель» к великому сибирскому писателю-фронтовику за «приватными» впечатлениями военных будней.
Другой, известный ему со слов командира своего дивизиона эпизод из ещё одного ночного марш-броска. Командир тот был, немногим старше своих подчинённых, но
«крутого нрава до первого ранения, который мог и пинка солдату отвесить»
и крепкое словцо употребить:
- Толкали, толкали, качали, качали как-то машину и всё, перестала двигаться техника. Выскочил я из кабины с фонариком, ну, думаю, сейчас я вам, разгильдяи, дам разгон! Осветил фонариком, а вы, человек двадцать, облепили кузов машины, опёрлись на него, кто по колено, кто по пояс в грязи — спите… Я аж застонал…
В памяти постаревшего солдата Астафьева зияют аккуратные парные дыры в жирном украинском чернозёме – это невольно оставленные бойцами во время марш-броска валенки, потому что
«раз вытащил, два вытащил, на них пуда три такой грязи, что на третий раз шагнул и дальше пошёл босиком».
Вот ещё один из поведанных михалковским визитёрам рассказ о привале в осеннем припорошенном снежком лесу, толи на поляне, то ли на болотце. Подложив под себя на кочку пучок вырванной торчащей из снега сухой травы, сидит солдат Астафьев, хлебает быстро остывающий суп. Чувствует, что-то склизко под ним, встал,
«твою мать, немец, вмёрзший в землю подо мной. Ну чего? … стерни побольше наложил и обратно сел. Некогда, и жрать охота. Вот так вот втягиваешься в войну. Говорят, опыт войны. Вот оно. Чтоб ты мог жрать, как скотина последняя, спать, как скотина последняя, терпеть вошь… Помню, у нас щеголеватый был офицер, двумя руками в голову залез: Ну, до чего надоели эти вши».
Страшные потрясения юного Астафьева, продолжающие тревожить память его и пожилого, - когда при отступлении от Житомира по отступающим, уже убитым, разбитым, шли наши танки, машины, транспортёры:
«…в шоссе, в жидкой грязи трупы, раскатанные в фанеру, только кое-где белые косточки вылезут, и зубы…Танки идут, гусеницы наматывают, шинелёнку, кишки, вот такое эстетическое зрелище».
«Маленький, совсем малограмотный, я уже сочинял стихи и разного рода истории, за что в ФЗО и на войне меня любили и даже с плацдарма вытащили, но там на плацдарме осталась половина меня – моей памяти, один глаз, половина веры, половина бездумности и весь полностью остался мальчик, который долго во мне удобно жил, весёлый, глазастый и неунывающий».
Самое тяжёлое и трагичное в воинской биографии Астафьева – это форсирование Днепра осенью 1943 года. В воду, без подготовки, без передышки, развивая недавний успех на Курской дуге, солдаты прыгали голыми, несли узелки с одеждой и винтовки над головой. Переплавлялись без специальных плавучих средств, кто как может. На том участке, где плыл Астафьев, из 25 тысяч человек до другого берега добрался только каждый шестой. А таких точек переправы было десятки. В битве за Днепр советские войска потеряли около 300 тысяч солдат:
«большинство потонуло бессмысленно, из-за бездарной подготовки, так ни разу и не выстрелив».
Всю жизнь Астафьев утверждал, что мы победили в этой войне только потому, что просто завалили немцев трупами, залили их своей кровью.
- Пакостно ранило в лицо. Мелкими осколками кассетной бомбы, или батальонной мины и крошевом камней… повредило глаз, раскровенило губы, лоб, ребята боялись до медсанбата не доплавят, – рассказывал он впоследствии.
Когда ранят – по всему телу идёт гулкий удар, откроется кровь, сильно-сильно зазвенит в голове и затошнит, и вялость пойдёт, будто в лампе догорает керосин, и жёлтенький, едва теплящийся свет заколеблется и замрёт над тобой так, что дышать сделается боязно и всего пронзит страхом. И если от удара заорал, то, увидев кровь, – оглох от собственного голоса и звона, ужался в себе, приник к земле, боясь погасить этот исходный свет, этот колеблющийся проблеск жизни.
В первой половине 1990 года Астафьев сообщал:
«Да, пишу книгу о войне, давно пишу, но не о 17-ой дивизии, а вообще о войне. Солдатскую книгу, а то генеральских уже много, а солдатских почти нет».
«Я всю свою творческую, а может и не только творческую жизнь готовился к главной своей книге – роману о войне. Думаю, что ради неё Господь меня сохранил не только на войне, но и в непростых и нелёгких, порой на грани смерти, обстоятельст-вах, помогал мне выжить. Мучил меня памятью, грузом воспоминаний придавливал, чтобы я выполнил главный его завет – рассказать всю правду о войне, ведь, сколько человек побывало в огненном горниле войны, столько и правд привезли они домой».
Писал своему другу, литературному критику Валентину Курбатову:
«Хотел избежать лишних смертей и крови, но от памяти и правды не уйдёшь – сплошная кровь, сплошные смерти и отчаянье аж захлёстывают бумагу и переливаются за край её».
Писатель считал войну «преступлением против разума».
В защиту своего детища Астафьев, убеждал своих оппонентов-генералов хотя бы не лгать самим себе:
«Сколько потеряли народу в войне-то? Знаете ведь и помните. Страшно называть истинную цифру, правда? Если назвать, то вместо парадного картуза надо надевать схиму, становиться в День Победы на колени посреди России и просить у своего народа прощения за бездарно выигранную войну, в которой врага завалили трупами, утопили в русской крови»
его не желали слышать и собратья по штыку
Астафьев с гражданским мужеством открыто заявлял:
- Нас и солдатами то стали называть только после войны, а так - штык, боец, в общем, - неодушевлённый предмет…
И его обвиняли… в отсутствии патриотизма, в клевете на русский народ… Вырывали строчки из сказанных сгоряча фраз, переиначивали его слова, перетолковывали на свой лад. Он же хотел единственного, чтобы общество знало всю правду о войне, а не только официально разрешённую.
«Вдоль дороги и в поле россыпью бугорки чернеются. Иные горящие танкисты в кювет заползли, надеялись в канавной воде погаситься, и тут утихали: лица чёрные, волосы рыжие, кто вверх лицом, видно пустые глазницы – полопались глаза-то, кожа полопалась, в трещинах багровая мякоть. Мухи трупы облепили. Привыкнуть бы пора к этакому пейзажу, да что-то никак не привыкается».
Астафьев считал, что преступно показывать войну героической и привлекательной:
- Те, кто врёт о войне прошлой, приближают войну будущую. Ничего грязнее, жёстче, кровавее, натуралистичнее прошедшей войны на свете не было. Надо не героическую войну показывать, а пугать, ведь война отвратительна. Надо постоянно напоминать о ней людям, чтобы не забывали. Носом, как котят слепых тыкать в нагаженное место, в кровь, в гной, в слёзы, иначе ничего от нашего брата не добьёшься.
о мыслях «окопников»:
- Это вот тяжкое состояние солдатское, когда ты думаешь, хоть бы я скорее умер, хоть бы меня убили. Поверьте мне, я бывал десятки раз в этом положении, десятки раз изнурялся: хоть бы убили.
А героический подвиг командира по спасению жизни солдата, по убеждению Астафьева, – это неожиданно прозвучавшая от него команда подчинённому:
– Иди, выспись.
– Ну как вы тут, ребята, мало же вас, копать же надо, работать…
– Иди, тебя это не касается…
Вот так два раза спас жизнь окопнику Астафьеву его командир отделения. Ушёл солдат Астафьев, где-то упал в дубовом лесу на какую-то подстилку и заснул мёртвым сном. Сколько спал, ничего не помнит, потом встал, сходил на кухню, поел немного каши, в общем, отдохнул, пришёл – полный сил, хохмач, – весёлый солдат… Чем не героический поступок?
Герои романа «Плацдарм» по словам Астафьева, привыкли
«полуспать, полузамерзать, полубдеть, полуслышать, полужить…»
Роман «Прокляты и убиты» остался неоконченным, в марте 2000 года писатель заявил о прекращении работы над ним, в ноябре 2001 года Виктор Петрович Астафьев умер.
А незадолго до смерти, в июле, депутаты Законодательного Собрания Красноярского края отказались выделить лежавшему в больнице с тяжелыми последствиями инсульта, по сути, смертельно больному человеку денежное вознаграждение в размере всего-то трёх тысяч рублей как дополнительную пенсию фронтовику.
Предостережение воина – писателя о том, что
"кто врёт о войне прошлой, приближает войну будущую"
Война ужасна, и в организме нового поколения должен быть выработан устойчивый ген невозможности повторения подобного. Ведь не зря же эпиграфом своего главного романа великий писатель, говоря языком сибирских старообрядцев, поставил:
«писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты».
«Пожалуйста, не топчитесь на наших могилах и как можно реже беспокойте нас. Если читателям и почитателям захочется устраивать поминки, не пейте много вина и не говорите громких речей, а лучше молитесь. И не надо что-либо переименовывать, прежде всего - мое родное село. Желаю всем вам лучшей доли, ради этого жил, работал и страдал. Храни вас всех Господь!»
Из завещания Виктора Астафьева.
А вот другие мысли настоящего патриота своей страны писателя Виктора Астафьева:
Коммунисты принесли огромное зло не только русскому человеку, но и миру. Тогда говорили: фашисты не люди. Как это не люди? А коммунисты кто – люди? Коммунистические крайности — это фашистские крайности, и по зверствам своим, и по делам они превзошли фашистские. Фашисты просто детсадовцы по сравнению с нашими деспотами. Главное, чтобы коммунисты вновь не подняли войну и не залили бы Россию кровью, ибо на этот раз войну России не выдержать — она утонет в собственной крови.
Мы не на земле живем — на мешке с костями.
Русский — добрый, он тебя чаем напоит, пригреет, но он же тебя и прирежет.
Из деревни вышли, а до города не дошли.
У советского человека и голова, и сердце, и легкие приспособлены к воздуху, ложью отравленному.
Все страшное на Руси великой происходит совсем как бы и не страшно, обыденно, даже и шутливо, и никакой русский человек со своими пороками по доброй воле не расстанется.
Нет на свете ничего подлее русского тупого терпения, разгильдяйства и беспечности.
Боже, Боже. И что с нами произошло? Куда мы делись? В какие пределы улетучились, не вознеслись, не уехали, не уплыли, а именно улетучились? Куда делась наша добрая душа? Где она запропастилась-то? Где?
Эта вот особенность нашего любимого крещеного народа: получив хоть на время хоть какую-то, пусть самую ничтожную, власть (дневального по казарме, дежурного по бане, старшего команды на работе, бригадира, десятника и, не дай Бог, тюремного надзирателя или охранника), остервенело глумиться над своим же братом, истязать его…
Два года он строил социализм, потом ему надоело это занятие, надоела борьба за всеобщее счастье. Добывать его лично для себя было куда интересней и ловчее.
Начавши борьбу за создание нового человека, советское общество несколько сбилось с ориентира и с тропы, где назначено ходить существу с человеческим обликом, сокращая путь, свернуло туда, где паслась скотина.
Изо всех спекуляций самая доступная и оттого самая распространенная — спекуляция патриотизмом, бойчее всего распродается любовь к родине — во все времена товар этот нарасхват.
Те его совратили, те его погубили, те объели, те распродали. А он-то народ где сам был, он-то что делал, народ сам. Сам власть эту создал, сам на себя беды все накликал, своим безволием, своей безалаберностью, разгильдяйством. Бесталанные всех талантливых повыбили…
И боюсь, что совершенно правильно Леонтьев пророчествовал. История завершится Россией. Она погубит мир. То было сказано задолго до революции и всех потрясений. Смертельное для всей Земли оружие попало самым незрелым — нам да североамериканцам. Те 200 лет живут, и мы — тысячу. И что мы? Грозили все время, как мальчишки, друг другу: хошь, спалю?! Сейчас чиркну или немного погодя! Что с ними, охальниками, делать?
Нас, русских, сейчас 600 миллионов было бы, если б не войны, революции и преобразования. И земля ныне лежит безлюдной и пустой на сотни верст, словно дикое поле.
С одной стороны в Днепр входили 25 тысяч воинов. на противоположной выходили не более 5-6 тысяч». Из 380 тысяч человек, погибших тогда, порядка 300 тысяч человек были вот эти не обмундированные, безоружные, не имевшие военного опыта призывники-украинцы. В реке нашли упокоение 16-17-летние юноши, в ушах которых стояли прощальные крики их матерей: «Та вони ж ще діти!», и взрослые мужчины, никогда не служившие в армии. По сути, в чем я ничуть не сомневаюсь, это было преднамеренное уничтожение продолжателей украинского рода.
Советская военщина — самая оголтелая, самая трусливая, самая подлая, самая тупая из всех, какие были до нее на свете. Это она «победила» 1:10! Это она бросала наш народ, как солому, в огонь — и России не стало, нет и русского народа. То, что было Россией, именуется ныне Нечерноземьем, и всё это заросло бурьяном, а остатки нашего народа убежали в город и превратились в шпану, из деревни ушедшую и в город не пришедшую.
Сколько потеряли народа в войну-то? Знаете ведь и помните. Страшно называть истинную цифру, правда? Если назвать, то вместо парадного картуза надо надевать схиму, становиться в День Победы на колени посреди России и просить у своего народа прощение за бездарно «выигранную» войну, в которой врага завалили трупами, утопили в русской крови. Не случайно ведь в Подольске, в архиве, один из главных пунктов «правил» гласит: «Не выписывать компрометирующих сведений о командирах Совармии».
Днепровские плацдармы! Я был южнее Киева, на тех самых Букринских плацдармах. Ранен был там и утверждаю, до смерти буду утверждать, что так могли нас заставить переправляться и воевать только те, кому совершенно наплевать на чужую человеческую жизнь. Те, кто оставался на левом берегу и, «не щадя жизни», восславлял наши «подвиги». А мы на другой стороне Днепра, на клочке земли, голодные, холодные, без табаку, патроны со счета, гранат нету, лопат нету, подыхали, съедаемые вшами, крысами, откуда-то массой хлынувшими в окопы.
Да, конечно, все войны на земле заканчивались смутой, и победителей наказывали. Как было не бояться сатане, восседающему на русском троне, объединения таких людей и умов, как Жуков, Новиков, Воронов, Рокоссовский, за которыми был обобранный, обнищавший народ и вояки, явившиеся из Европы и увидевшие, что живем мы не лучше, а хуже всех. Негодование копилось, и кто-то подсказал сатане, что это может плохо кончиться для него, и он загнал в лагеря спасителей его шкуры, и не только маршалов и генералов, но тучи солдат, офицеров, и они полегли в этом беспощадном сражении. Но никуда не делись, все они лежат в вечной мерзлоте с бирками на ноге, и многие с вырезанными ягодицами, пущенными на еду, ели даже и свежемороженые, когда нельзя было развести огонь.
О-ох, мамочки мои, и еще хотят, требуют, чтоб наш народ умел жить свободно, распоряжаться собой и своим умом. Да всё забито, заглушено, и истреблено, и унижено.
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Астафьев касается проблемы, которую как будто не заметили вовсе те, кто писал до него о войне. Эту проблему обозначил отчасти на другом материале Солженицын в романе "В круге первом", и её же — прямо осмысляя войну с Германией в "Архипелаге ГУЛАГ" (когда вдумывался в трагедию власовского движения). Что защищал народ в той войне: родину или чуждый ему режим? Каково качество того патриотизма, под воздействием которого совершаются все эти противоречащие природе человека и заповедям Божиим зверства?
Религиозная идея в романе "Прокляты и убиты" сопряжена с образом Коли Рындина, солдата-старовера, который отвергает ненависть к врагу. Тут задумаешься: или и впрямь верно утверждение, приписывающее староверам большую крепость духа по сравнению с «никонианами», или автор не нашёл таких же убеждённых в большей части православного народа? Центральное место Рындина в образной системе романа подчёркнуто и тем, что само название произведения взято из старообрядческой стихиры, хранящейся в памяти убеждённого сторонника ненасилия: "Все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут прокляты Богом и убиты".
Но кто сеет смуту и кто проклят и убит?
Впрочем, здесь нельзя обойти вниманием и многие полутона (которые так не любит писатель), чтобы, осмысляя означенную проблему с разных сторон, придти к несомненному выводу.
Религиозный подход Астафьева к изображаемым событиям сомнения не вызывает. Более того, автор романа занимает откровенно антигуманистическую позицию.
Двуногая козявка, меча огонь молний, доказывала, что она великая и может повелевать всем, хотя и вопиет со страху: "И звезды ею сокрушатся, и солнцы ею потушатся". Но пока "солнцы потушатся" да "звезды сокрушатся", исчадие это божье скорее всего само себя изведёт.
Разложение гуманизма Астафьев верно усмотрел и в идеологии советской власти, которая вся выросла на гуманистических идеалах, но практически обнаружила своё пренебрежение именно человеком. Однако и важнее того, что человек в советской стране родился, чтобы жизнь свою отдавать за строй, который в ней установился. Вот высшая идея социалистического гуманизма. Её-то Астафьев и подвергает пересмотру.
Жизнью своею человек оказался вынужденным защищать не только государственный строй, но и ту систему идей, которая помогает утверждаться самой власти, якобы созданной для охранения этих идей. Усилия комиссаров не пропали даром: отступничество от Бога коснулось многих и многих.
Автор не оправдывает ни нападающих, ни защищающихся, потому что защищают-то прежде всего не веру, а как будто принуждение к безверию. Более того даже — за новую навязываемую веру жизни кладут. А что именно новая религия утверждается, ясно обозначается в речи политрука на совещании командиров:
"Непременный, всюду и везде с пламенным словом наготове, присутствующий на совещании начполитотдела дивизии Мусенок тут же выдал поправку: "Наш бог — товарищ Сталин. С его именем…"…Чуть ли не полчаса молол языком Мусенок".
Самая отвратительная разновидность среди людей для писателя политические деятели, начиная с Ленина и кончая политруками на фронте.
Комиссаров шофёр, солдат Брыкин, в запьянении проговаривается о том, чего успел понасмотреться:
"Скажу я те, капитаха, одному тебе токмо и скажу: нет ничего на свете подлее советского комиссара! Но комиссар из энтих… — сказал и, испугавшись сказанного, Брыкин заозирался".
Гадчайшей фигурой предстаёт у Астафьева дивизионный комиссар Мусенок. Друг одного из самых кромешных и загадочных персонажей той войны, Льва Мехлиса, Мусенок отличился в мирное время доносами, а главное — насаждением новой веры, так что "в прославленном трудом своим и красотою Златоусте не осталось ни одного храма, вместо царя прямо у богатейшего музея рылом в дверь поставили Ленина, махонького, из чугуна отлитого, чёрного. Обдристанный воронами, этот гномик — копия Мусенка — торчал из кустов бузины, что африканский забытый идол". Точен в слове писатель.
В армии "Мусенка ненавидели, боялись". Он чужероден солдату, он сросся с мертвящей всё идеологией, изматывая людей пустословными поучениями. "И ни слова о том, как на плацдарме дела, чем помочь раненым, накормить людей, обеспечить их боеприпасами… Этот человек, находясь на войне, совершенно её не знал и не понимал. Находясь рядом с людьми переднего края, Мусенок шёл всё же, как говорят в Сибири, в разнопляс с бойцами, а существовали они, как опять же говорят в Сибири, в разнотыку".
Ненависть к комиссару приводит в итоге к убийству его одним из тех, кого он готов был принести в жертву своему мёртвому слову, подлинным героем войны, капитаном Щусем.
И вот встаёт во весь рост проблема патриотизма, советского патриотизма. Во второй книге один из центральных персонажей, майор Зарубин, размышляет (и, кажется, автор ему свои мысли передал):
"Изо всех спекуляций самая доступная и оттого самая распространённая — спекуляция патриотизмом, бойчее всего распродаётся любовь к родине — во все времена товар этот нарасхват".
Что здесь отвергается — патриотизм или спекуляция на нём?
Можно призвать бомбу на голову власти, как солженицынский Спиридон, можно отказаться Мусенка защищать, а что же с любимыми людьми станет, с народом?
Тут не ответишь по простоте: да или нет. Тут уже столько оттенков и полутонов. В том и трагедия: защищая родину, защищать приходится и Сталина. Власть, по-обезьяньи передразнивая всё истинное, приспособила старый призыв для собственного пользования: "За Царя и Отечество!" Правда, прежде и ещё одно слово было — "За Веру". Не в нём ли ключ ко всему?
Вот новый оттенок проблемы: обнаруживается отчётливо иное качество патриотизма, отныне советского. Его утвердил с несомненною эстетическою силою ещё Маяковский, воспевавший именно социалистическую и никакую иную родину. Достоин ли такой патриотизм существовать? Да, но родные же люди живут на советском пространстве, а не на абстрактной территории. А с другой стороны — защита их не обернётся ли виной защиты безбожия?
В конце концов: кто же всё-таки проклят и убит! Не о Мусенке же роман. Нет, жизни лишены именно тысячи (в романе) невинных безответных воинов, начиная с простодушных братьев Снегирёвых и кончая совестливым Васконяном. Однако вспомним: "Все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут прокляты Богом и убиты". Значит, именно на них, на эти тысячи, перешла вина с тех, кого они, желая того или нет, защищали?
Страшный смысл обретает название романа.
Не близок ли автор к тому порицанию русского народа, от которого недалеко до любезной сердцу многих русофобии (подобно тому, как это случилось в романе В. Гроссмана "Жизнь и судьба")?
Но тогда выход — в пасивности Коли Рындина, во всём полагающегося на волю Божию? То есть на Промысл…
Нет, Промысл не совершается вне синергии, Коля же собственную волю именно исключает.
Так есть ли ответ на эти вопросы?
Видимо, ответ можно обрести, осмыслив важнейшее: утрачено ли всё же чувство Бога в сердцах русских людей?
По свидетельству самих участников войны, вблизи смерти люди всегда вспоминали о Боге. Астафьев присоединяется к тем свидетельствам. Поэтому и говорит у него один из солдат:
— Да будь ты хоть раскоммунист, к кому же человеку адресоваться над самою-то бездной? Не к Мусенку же…
И отзывается Бог на те моления, из глубины трепещущих душ идущие. "Но их Бог был сегодня с ними — не зря они звали его, то оба разом, то попеременке. И услышал он их, услышал, милостивец…"
Кажется, во второй книге писатель оставляет надежду читателю: напоминая о великом даре Божьем:
"Всё сокрушающее зло, безумие и страх, глушимые рёвом и матом, складно-грязным, проклятым матом, заменившим слова, разум, память, гонят человека неведомо куда, и только сердце, маленькое и ни в чём не виноватое, честно работающее человеческое сердце, ещё слышит, ещё внимает жизни, оно ещё способно болеть и страдать, оно ещё не разорвалось, не лопнуло, оно пока вмещает в себя весь мир, все бури его и потрясения — какой дивный, какой могучий, какой необходимый инструмент вложил Господь в человека!"
Книга "Вера в горниле Сомнений. Православие и русская литература в XVII-XX вв."
Читайте также: