Прекрасна как ангел коварна как демон
Она пришла как будто из сказки или легенды — прекрасная царица, мудрая повелительница страны за высокими горами. Ее образ обладает какой-то удивительной притягательной силой, пусть даже мы знаем о ней совсем немного.
. Небывалое оживление царило в тот год при грузинском дворе. Сначала украдкой, на ухо друг другу, а потом и открыто царедворцы обсуждали давно назревавшее событие. Царь Грузии Георгий III, которому Бог не дал наследников мужского пола, принял решение передать престол старшей из своих дочерей, Тамар. Причем сделать это еще при своей жизни, дабы пресечь козни недоброжелателей. Неизвестно, что чувствовал царь Георгий как отец, когда обрекал свою юную дочь на столь тяжелую судьбу, но как правитель он оказался мудр и прозорлив: после его смерти в 1184 году вокруг трона развернулась нешуточная борьба. Но стараниями приверженцев Тамар, и в первую очередь ее тетки по отцу Русудан, молодая царица заняла предназначенное ей место. В тот день ей не исполнилось и двадцати.
И склонились пред нею все собравшиеся ниц,
И признали эту деву величайшей из цариц,
И ударили кимвалы, и, как крылья черных птиц,
Все в слезах, затрепетали стрелы девичьих ресниц.
Так началось царствование, которое вписало имя Тамар в историю рядом с именами Клеопатры, Елизаветы Английской, Екатерины Великой.
Образ исторически-панегирический
Во всемирной истории эпоха Тамар — это время, когда над миром занимается кровавая заря: на Востоке, в степях Монголии, Тэмуджин замышляет свою будущую империю, став уже Чингисханом. На Западе бушует третий крестовый поход, и грозный Саладин, разбив у Тивериадского озера рыцарей Европы, вступает в Иерусалим. На Севере, в приднепровских степях, новгород-северский князь только что совершил свой злосчастный поход, и кто-то из его гениальных современников сложил о том «Слово»; Русь раздроблена, и через полвека станет легкой добычей Батыевой рати.
Но в Грузии пока — «золотой век». Государство сильно и могущественно. На протяжении почти 20 лет царица ведет успешные войны с крупными и мелкими противниками: с атабеком Иранского Азербайджана Абубекром, с Византией, с турками, с правителями Армении, с населением непокорных горных провинций собственной страны и сопредельных территорий. В результате такой активной внешней политики в разной степени зависимости от Грузии XII века находились Северный Кавказ, Восточное Закавказье, Южный Азербайджан, Армения, южное побережье Черного моря.
Взойдя на престол, царица сразу же приступила к исполнению государственных обязанностей. Она частично реорганизовала высшую власть в стране, расширив права царского совета дарбази. Оказавшись в водовороте политической жизни огромного региона, она вела себя подобающим образом. Трудолюбие, мудрость и скромность делали ее образцовым правителем. Красота и обаяние вызывали всеобщее восхищение и почитание народа.
«Прекрасна, как ангел небесный».
Образ легендарно-демонический
Но мы-то знаем совсем другой образ Тамар! И именно он всплывает в памяти русскоязычного читателя, как только упоминается ее имя. Помните?
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале.
В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила:
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон, коварна и зла.
Лермонтов, проведя некоторое время на Кавказе, имел возможность познакомиться с местными легендами, и он не выдумал свою Тамару, а просто запечатлел некоторые народные предания. А в этих преданиях царица жестока и коварна с мужчинами, пытающимися завоевать ее расположение. Она губит того, кто оказывает ей услугу, за которую была обещана любая награда. Она отказывает всем искателям ее руки, мечтая остаться безбрачной.
Создается впечатление, что мы имеем дело с вполне для нас привычным раздвоением «официальной» и «народной» истории. Конечно же, наш человек, воспитанный на острых ощущениях, более охотно принимает «демоническую» версию, чем «ангельскую». И все же — почему, откуда такое противоречие образов?
Есть легенды, в которых говорится о двух сестрах, носивших имя Тамар, — одной благочестивой, а другой беспутной, да еще и волшебнице. Еще в одном варианте речь идет о Тамар и ее дочери.
Чтобы не интриговать читателя слишком долго, скажу, что нечто похожее на то, что описывают легенды, действительно происходило, но не с самой Тамар и не с ее дочерью Русудан, которая после смерти матери и брата Георгия Лаши стала второй (и последней) царицей на грузинском престоле. Речь идет о младшей сестре царицы, тезке ее тетки и дочери. Но произошла замена — и не случайно. Но об этом — позже.
Частная жизнь царицы цариц
Не знаю, смеялась бы или плакала великая царица, услышь она те небылицы, которые рассказывали о ней. Не то что бы она была несчастлива в личной жизни, просто счастье пришло не сразу. Да и возможна ли в ее положении правителя «личная жизнь»?
Как только она взошла на престол, сразу же начались поиски пары. Достойный брак мог значительно укрепить позиции Грузии. Выбор пал на князя Юрия (Георгия), сына Андрея Боголюбского (того самого Андрея, который перенес столицу Руси из Киева во Владимир и поставил первый московский «город»). Жениха спешно доставили в Грузию и, долго не разбираясь, женили на царице. Брак оказался неудачным. «У русского стали обнаруживаться скифские нравы: при омерзительном пьянстве он стал совершать много неприличных дел» и в итоге был изгнан из столицы и «лишен прелестей Тамар» («Жизнь царицы цариц Тамар»). Мало того, найдя политическую и военную поддержку в западных и юго-западных провинциях Грузии, Георгий дважды, в 1191 и 1193 гг., пытался вернуть себе трон, но оба раза безуспешно.
Счастливым оказался второй брак. Новым мужем Тамар стал осетинский царевич Сослан, принявший в Грузии имя Давид. Он был отважным воином, возглавлял грузинские войска и одерживал победы над врагами. Но при всех несомненных достоинствах он лишь дополнял фигуру царицы.
А как жила она? Что получится, если отойти от панегирического стиля хроник и попытаться представить ее реальную жизнь? Да, она правительница мощного, развитого государства, для процветания которого она сама сделала немало. Да, строительница городов и крепостей, многие из которых сохранились и хранят память о ней. Легко можно представить себе ее сидящей на троне, ведущей государственные дела, принимающей послов или внимающей песни влюбленного поэта. А играющей со своими двумя детьми? А в слезах провожающей мужа на войну? А сидящей, как любая другая грузинская женщина, за пряжей или шитьем — в свободное от государственных дел время? Ведь это все тоже было в ее жизни.
. Образ Тамар многократно дробится и преломляется, не давая уловить себя, увидеть ясно, какой была эта женщина, вошедшая в легенды, в стихи, в историю. Но есть один источник, который позволяет если не понять, то почувствовать ее. И, может быть, разгадать тайну этой странной ностальгии по Тамар. Или не только по ней?
Образ поэтический
«Витязя в тигровой шкуре» можно перечитывать бесконечно. Перебирать, как жемчужные четки, строки, впитывать аромат ушедшей эпохи, любоваться столь непохожими на нас личностями — красивыми, сильными, цельными.
А для грузин это больше чем культурное достояние народа. Каждый грузин клал эту книгу у изголовья вместе со Священным писанием. Поэма была самым ценным приданым для невест на протяжении многих веков. В горах были и есть люди, которые знают наизусть все полторы тысячи ее строф.
Написано это произведение не просто «во времена царицы Тамар». Ее автор, Шота Руставели, был министром финансов при ее дворе и, судя по строкам поэмы, по-рыцарски страстно и благородно любил и почитал ее:
Лев, служа Тамар-царице, держит меч ее и щит.
Мне ж, певцу, каким деяньем послужить ей надлежит?
Косы царственной — агаты, ярче лалов жар ланит.
Упивается нектаром тот, кто солнце лицезрит.
Как доказано учеными, в поэме много буквальных соответствий реальным историческим событиям, вплоть до конфликтов династий, которые являются отражением придворных столкновений той эпохи. А о Тамар, ее облике, судьбе и чертах личности много может сказать образ Нестан-Дареджан — это ее коронация описана в стихотворных строках, приведенных в начале статьи.
Но не только и не столько исторической достоверностью ценен этот источник — все-таки речь идет о поэзии. Важнее здесь сам дух поэмы, представляющей собой удивительный синтез средневекового европейского рыцарского романа и персидской любовной поэзии. Важны идеалы, воспеваемые в ней, — любовь, для которой нет ничего невозможного; дружба, во имя которой можно пойти на смерть; благородство, честь, мужество, справедливость.
Все это — эпоха царицы Тамар, эпоха, сотканная и пронизанная ею. Ведь главное не то, как действительно жили люди когда-то, какие события с ними происходили — этого все равно никто никогда точно не узнает: любые источники тенденциозны. Главное — то, во что они верили, какие песни пели, какие мифы вели их.
. Ностальгия по Тамар. Компьютерный спеллер, многократно подчеркнув это выражение, усиленно отговаривает меня использовать его: «Ностальгия значит Чтоска по родине“. Употребление этого слова в других значениях пока не отвечает требованиям литературной нормы».
Но почему-то именно так хочется сформулировать то, что рождается в душе. Ностальгия. Тоска по.
Образ священный
Наверное, все-таки я не выдумала ее, эту ностальгию по Тамар. Народные предания о ней, их количество и тон свидетельствуют о том, насколько она была важна для народа, как много значила.
Наиболее величественные черты образ Тамар приобрел среди грузин-горцев, у которых христианство совместилось с традиционными верованиями.
Тамар была единственным лицом из числа всех грузинских царей, которому нашлось место, причем почетное место, в народных сказаниях сванов: «Она знаменитейшая из жен после Божьей Матери. Она была женщина знаменитейшей красоты, и многие искали ее руки. Царица Тамара бессмертна. » В этих сказаниях Тамар тяготеет к исполнению функций Творца — она много созидает и дарит людям.
(Кстати, те предания, которые представляют Тамар как Творца, могут отчасти объяснить и «демоническую» версию. Просто в народной традиции Творец должен обладать могучей силой во всех ее проявлениях, в том числе и сексуальном. Но время мифов ушло, и остались только сплетни.)
К лику святых Тамар была причислена и горцами Восточной Грузии — пшавами. У нее родители выкупали своих новорожденных детей, принося жертвы: за мальчика — быка, за девочку — барана. «Пшавец уверен, — писал автор начала XX в., — что св. царица Тамара по ночам. невидимо сходит с неба к больным и лечит их от болезней».
Вместе с сыном Георгием Лашой Тамар обретала черты Богоматери с Младенцем. Местные священнослужители, совершая моления о ниспослании божественной благодати смертным, адресовали их св. Георгию и Тамар.
Среди населения соседних с Грузией земель Тамар осталась в памяти в первую очередь просветительницей. «Как в Осетии, так и во всей горной полосе Чечни Чэльгыцы“ (святилища) построены, говорят. во времена Тамары. До Тамары чеченцы не знали ни Бога, ни Чццу“ (божеств) и жили как животные в потемках».
***
. Место погребения Тамар неизвестно. Ни легенды, ни исторические свидетельства не могут помочь найти его, и поэтому народная память хранит предание о бессмертии Тамар. Говорят, что великая царица не умерла, а спит в золотой колыбели, и когда наступят тяжелые для ее земли времена, она проснется и поможет своему народу.
Надеюсь и верю, что не только своему.
Прекрасна, как ангел небесный
Влюблённый Пушкин и Мицкевич
(не перечислить всех иных),
ценили Витта, и Паскевич,
агент работал за троих!
И декабристы, и поляки-
что мошкара на яркий свет-
спокойно, без жандармской бляхи,
был гарантирован успех.
Сам имератор в возмущеньи
нечистоплотности такой-
решил, что может в равной мере
с двойной душою, и тройной!
.
ИЗ ИНТЕРНЕТА
ВИКИПЕДИЯ
.
Собаньская, Каролина(1795-1885)-
авантюристка и тайный агент царского правительства, в которую были влюблены и которой посвящали свои стихи Александр Пушкин и Адам Мицкевич. Хозяйка одесского салона прославилась в начале 1820-х своей жгучей, демонической красотой.
С 1821 по 1836 годы — гражданская жена генерала Ивана Витта. Сестра Эвелины Ганской и Адама Ржевуского, свояченица Оноре де Бальзака и Станислава Монюшко, тётка другой знаменитой авантюристки, Екатерины Радзивилл.
Дочь крупного масонского деятеля Адама Ржевуского, который, хотя и был старшим в магнатском роде Ржевуских, постоянно нуждался в средствах, что особенно бросалась в глаза при сопоставлении с его младшим кузеном Вацлавом Ржевуским[4], владельцем Подгорецкого замка, который жил в Вене на широкую ногу и проводил время в путешествиях по Ближнему Востоку.
Вацлав был женат на своей кузине Любомирской, чья мать Розалия вела ветреный образ жизни в предреволюционной Франции и погибла на гильотине. Казнь княгини Любомирской, польской гражданки, едва не испортила безоблачные прежде отношения Робеспьера с польскими инсургентами. Чтобы замять скандал, революционеры выпустили из тюрьмы юную дочь казнённой, разрешив ей выехать во владения Габсбургов.
Детство Каролины прошло в венском доме Вацлава и Розалии Ржевусских, где усвоила безупречные светские манеры. Также много времени она проводила у Любомирских, так как дети князя Франтишека Ксаверия приходились ей двоюродными братьями и сёстрами[5].
«В больших торговых городах бывает всегда коммерческая аристократия; тут из бедности вдруг поднявшиеся богачи, по большой части иностранцы, оттого были еще спесивее. — замечает Вигель. — Ничего, кроме денег, не нужно было жадным и негостеприимным купцам Одессы. Из свиты губернатора никого не приглашали они к себе и таким образом совсем отделяли городское общество от того, которое почитали придворным». Положение польской аристократки в молодом городе оказалось, таким образом, двояким. По рождению она принадлежала к «аристократии крови», а по браку — к аристократии торговой, представители которой плохо ладили друг с другом.
Родив мужу дочь, Собаньская с 1816 года прекратила с ним жить в одном доме. Католическая консистория санкционировала раздельное проживание супругов по причине «нездоровья» одного из них. По Одессе поползли слухи о её связи с генерал-лейтенантом Виттом, сыном греческой куртизанки Софии Глявоне, пресловутым двойным агентом эпохи русско-французских войн.
Сколько раз видели мы любовников, пренебрегающих законами света, которые покидают его и живут единственно друг для друга. Тут ничего этого не было. Напротив, как бы гордясь своими слабостями, чета сия выставляла их напоказ целому миру. Сожитие двух особ равного состояния предполагает ещё взаимность чувств: Витт был богат, расточителен и располагал огромными казенными суммами; Собаньская никакой почти собственности не имела, а наряжалась едва ли не лучше всех и жила чрезвычайно роскошно, следственно, не гнушалась названием наемной наложницы, которое иные ей давали.
— Вигель
Витт пытался интригами (в том числе пустив в ход масонские связи) добиться назначения губернатором Новороссии. Хотя в итоге назначение получил граф Воронцов, Витта как доверенное лицо всемогущего Аракчеева повысили в должности, поручив ему командовать всеми южными военными поселениями. Фактически он должен был уравновешивать могущество Воронцова, который имел в правительственных кругах репутацию либерала.
Одесский дворец Ольги Потоцкой, куда Каролине был вход заказан.
Вигель в знаменитых своих мемуарах ярко описал «войну салонов» в Одессе начала 1820-х годов. Жена нового губернатора, урождённая графиня Браницкая, не одобряла посещение салона своей соотечественницы Ржевуской-Собаньской, которую в Одессе прозвали «Демоном». Много толков вызывало её открытое сожительство с генералом Виттом, который обещал жениться на ней после улаживания формальностей с разводом[8]. Развод самой Каролины с Собаньским был оформлен только в 1825 году.
Ей было уже лет под сорок, и она имела черты лица грубые; но какая стройность, что за голос и что за манеры! Две или три порядочные женщины ездили к ней и принимали у себя, не включая в то число графиню Воронцову, которая приглашала её на свои вечера и балы единственно для того, чтобы не допустить явной ссоры между мужем и Виттом; Ольга же Нарышкина-Потоцкая, хотя по матери и родная сестра Витту, не хотела иметь с ней знакомства; все прочие также чуждались её. В этом унизительном положении какую твердость умела она показывать и как высоко подыматься даже над преследующими её женщинами!
— Вигель
В том же 1825 году умерла жена другого состоятельного одесского негоцианта, Амалия Ризнич. Предприимчивая полька тут же просватала за вдовца свою младшую сестру Полину, которая вскоре присоединилась к ней в Одессе[9]. По свидетельству Вигеля, супруги Ризнич «в угождение ей давали пышные обеды, что и составляло ей другой дом, где она принимала своё общество». Это общество включало всех тех, кто по службе желал бы подольститься к Витту: «Из военных поселений приезжали к ней на поклонение жёны генералов и полковников, мужья их были перед ней на коленях», — вспоминал о том времени Вигель.
Предположительно на этих рисунках Пушкина изображена Собаньская
Пушкин был очарован Собаньской, когда впервые увидел её в Киеве 21 января 1821 года (по некоторым расчётам, это был день святого Валентина[10]). Хотя поэт был приметно ниже ростом и моложе широкоплечей, дюжей красавицы, во время южной ссылки он был не прочь «приударить» за обеими «губернаторшами» — Воронцовой и Собаньской. Впоследствии поэт называл своё чувство к последней «опьянением любви, самой конвульсивной и самой мучительной»[11]. В советское время была принята точка зрения, что Собаньскую «приставили» следить за опальным поэтом то ли Витт, то ли сам Бенкендорф и что на творчество поэта их отношения не оказали заметного влияния. В новейших публикациях именно к Собаньской относят признание поэта в письме к А. Н. Раевскому (октябрь 1823 года) о том, что после приезда Каролины в город «страсть его очень уменьшилась», так как он влюбился в Амалию Ризнич, и загадочную помету Veux tu m’aimer от 18—19 мая 1824 года[10].
Витт употреблял её и сериозным образом, что она служила секретарем сему в речах столь умному, но безграмотному человеку и писала тайные его доносы, что потом из барышей и поступила она в число жандармских агентов. <…> О недоказанных преступлениях, в которых её подозревали, не буду и говорить. Сколько мерзостей скрывалось под щеголеватыми её формами![12]
В конце 1829 г. Собаньская по делам приехала в российскую столицу. Тогда с ней свёл знакомство П. А. Вяземский, писавший жене: «Собаньская умна, но слишком величава. Спроси у Пушкина, всегда ли она такова или только со мною и для первого приёма?»[13] Тогда же поспешили возобновить знакомство с польской аристократкой Пушкин и Мицкевич. «Непростительно, что вы и Пушкин, оба первые поэты своих народов, не сошлись до сих пор между собою. Я вас заставлю сблизиться», — такие слова Каролины польскому поэту приводит один из мемуаристов[14].
Переписка Пушкина с Собаньской не сохранилась. Однако в бумагах поэта найдены два весьма сумбурных черновика франкоязычных писем к Собаньской, датируемых январём 1830 года и, судя по всему, так и не отправленных[14]. Причиной написания писем Пушкин называет иронию адресата, которая не позволяет высказать чувства при личной встрече. По наблюдению Ахматовой, это едва ли не единственные по-настоящему любовные письма во всём богатом эпистолярном наследии Пушкина:
Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни. Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мое существование неразрывно связано с вашим; я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами — всякая другая забота с моей стороны —
заблуждение или безрассудство…
К тому времени, когда Пушкин написал эти строки, он уже давно был увлечён Натальей Гончаровой и даже просил (безуспешно) её руки. По мнению Т. Г. Цявловской, невозможность близости с Каролиной окончательно прояснилась для Пушкина в феврале, после чего он отправился в Москву, где сделал второе предложение Гончаровой: «Вероятно, Пушкин обрадовался возможности отвлечься от душевной боли, и контрастный образ скромной юной девушки, в которую он был уже год влюблен, вновь завладел им в какой-то мере»[14]. Вместе с тем даже перед самым бракосочетанием его состояние оставалось далёким от эйфории[15].
Свои первые догадки сообщил уже много лет тому назад Н. О. Лернеру, который сначала не соглашался, находя невероятным, чтобы Пушкин во время своей влюбленности в Гончарову мог увлекаться ещё другою страстью, но потом, через несколько годов, признал мои соображения правильными[14].
Что касается вопроса о влиянии Собаньской на творчество Пушкина, то этот вопрос остаётся предметом многочисленных споров. Безусловно адресовано Собаньской стихотворение «Что в имени тебе моём», которое Пушкин собственноручно занёс в её альбом 5 января 1830 года в ответ на просьбу оставить автограф. Вероятно, именно оно зашифровано в плане неосуществленного собрания стихотворений аббревиатурой «Соб-ой». С ним обычно связывают и непосредственно следующее в этом списке стихотворение «Когда твои младые лета…»[16] Т. Г. Цявловская относит к этому же циклу прощания с Собаньской знаменитый отрывок «Я вас любил…» и высказывает предположение, что при написании письма Онегина к Татьяне «поэт в большой мере черпает мысли, обороты и жизненную силу из своих писем к Собаньской»[14].
Из альбома
Каролины Собаньской
Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нём? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я…
5 января 1830 г.
Большой интерес фигура Каролины Собаньской вызывала у Анны Ахматовой. В своих пушкиноведческих статьях она связывала с продажной и демонической «одесской Клеопатрой» тему египетской царицы, которая проходит через всё творчество поэта и получает наиболее чистое и сосредоточенное воплощение в повести «Мы проводили вечер на даче» (с точки зрения Ахматовой, вершина пушкинской прозы)[17]. Согласно пушкиноведческим построениям Ахматовой, до брака с Гончаровой сердце поэта терзали две «вамп» — Собаньская и Закревская. Именно с ними исследовательница связывает «тёмную даму», неуловимо скользящую по страницам «Евгения Онегина», и жгучую героиню «Каменного гостя»[18].
Имя Каролины отсутствует в донжуанском списке, однако уже более 100 лет не затихают споры о том, кого имел в виду поэт под обозначением NN. В 1997 г. М. И. Яшин в сборнике «Утаённая любовь Пушкина» высказал предположение, что Собаньская и есть таинственная женщина, которая вдохновила поэта на написание «Бахчисарайского фонтана».[10] Яшин попытался воссоздать цикл ранних, одесских стихотворений, которые могли быть навеяны чувством поэта к Собаньской. В этот цикл он включает элегию «Все кончено; меж нами связи нет…», стихотворения «Простишь ли мне ревнивые мечты…», «Ночь», «Как наше сердце своенравно…» и другие. Вопрос об «утаённой любви» времени южной ссылки остаётся в пушкинистике открытым.
Роман Якобсон развивал точку зрения, что Собаньская послужила прототипом Марины Мнишек в «Борисе Годунове»[19]. Аргументация строится на том, что в неотправленном письме Раевскому поэт замечает, что «кузина мадам Любомирской» сказала про Мнишек: Elle est horriblement polonaise («Она до невероятия полька»). Под «кузиной Любомирской» с большой степенью вероятности подразумевается Собаньская. Данный пассаж свидетельствует о том, что даже если Пушкин не читал Каролине отрывки из пьесы, то по крайней мере обсуждал с ней личность Марины[20].
Как и в случае с Пушкиным, литературоведы склонны объяснять интерес Собаньской к Мицкевичу меркантильными соображениями политического сыска, хотя признаётся, что получение Собаньской материального вознаграждения за свои «услуги» никак не зафиксировано[14].
Бенкендорф не замедлил доложить о самоуправстве Собаньской императору. Реакция Николая I, известного своей полонофобией, была резкой и незамедлительной:
Долго ли граф Витт даст себя дурачить этой бабой, которая ищет одних своих польских выгод под личной преданностью, и столь же верна г. Витту как любовница, как России, быв ей подданная? Весьма хорошо бы было открыть глаза графу Витту на её счет, а ей велеть возвратиться в своё поместье на Подолию.
— Письмо императора Паскевичу[22]
Вслед за тем было отклонено предложение Паскевича назначить Витта вторым человеком в польском правительстве. Не помогли делу и заверения, что Витт и Собаньская официально оформили свои отношения (тем более что документальные подтверждения заключения брака отсутствуют). Царь дал понять, что карьера графа закончена из-за его связи с аферисткой: «Женившись на Собаньской, он поставил себя в самое невыгодное положение, и я долго оставить его в Варшаве никак не могу. Она самая большая ловкая интриганка и полька, которая под личиной любезности и ловкости всякого уловит в свои сети, а Витта будет водить за нос в смысле видов своей родни»[23].
Собаньская попыталась оправдаться перед Бенкендорфом в безупречном стилистически письме на французском языке, где доказывала свою преданность русской монархии и «презрение» к собственной родине, то есть Польше. Тем не менее варшавский скандал нанёс непоправимый ущерб её отношениям с графом Виттом. В 1835 году они расстались. В советской историографии инициатором разрыва называли Витта. Попытку примирить супругов предпринял наполеоновский маршал Мармон, в 1834 году посетивший Витта в крымском имении Ореанда. Уже уехав из России, герцог Рагузский советовал Каролине:
Ради себя самой оставьте ему надежду на то, что не все кончено. Существуют взаимные интересы, которые должны обновить связи, казалось, предназначенные распасться. Воспоминания имеют столько прелести, когда они говорят о живой и преданной привязанности, и как отказаться от того нежного и трогательного, что они содержат в себе. И разве тот, кто интересует вас, не обладает столькими сердечными качествами? Это такое доброе, такое достойное существо[24].
О том, чем занималась Собаньская в эти годы, известно мало. Большим ударом стала для неё ранняя смерть дочери Констанции. Мемуарист Маркевич свидетельствует, что и в 40 лет, невзирая на огрубевшие черты лица, она была всё ещё хороша:
Верховня — имение свояка, а потом и брата Каролины
Едва порвав отношения с Виттом, Каролина Собаньская вступила в брак с его адъютантом Чирковичем — сербским дворянином, который перешёл из австрийской службы на русскую и считался весьма многообещающим офицером. Однако надежды на блестящую карьеру не сбылись. Всего лишь за год до смерти в 1846 г. он получил должность бессарабского вице-губернатора, до этого же положение супругов было весьма бедственным.
После расставания с Виттом мадам Чиркович поселилась в Кореизе у А. С. Голицыной, «мужеподобной старухи, собиравшей вокруг себя мистически настроенных одиноких женщин». Там она продолжала жить с мужем и после смерти Голицыной. Каролина была принята в кругу пиетисток как своя ввиду несколько показной набожности, которая давно вызывала у недоброжелателей упрёки в ханжестве. С годами её интерес к вопросам религии продолжал усиливаться.
Несмотря на возраст, Каролина не теряла способности пленять окружающих. Видевший её в Кореизе брат хозяйки, Николай Всеволожский, писал: «Редко встречал я женщин, столь прелестных во всех отношениях». Её племянница графиня Анна Мнишек, встретив тётку в октябре 1847 г., писала матери: «Она ослепительно прекрасна. Я не думаю, чтобы она была когда-либо красивее, чем сейчас. Быть может, это лебединая песня её красоты, но существует и такая красота, которая никогда не исчезает»[24].
В кругу польских эмигрантов, собиравшихся в отеле Ламбер, сестру русского генерала ожидал холодный приём — даже со стороны таких старых знакомых, как Мицкевич. Ей не могли простить связь с Виттом — одним из палачей Польского восстания 1830 года. Погостив у сестры, вдова возвратилась в Российскую империю, в Подолию. После нескольких лет, проведённых у брата-генерала в Погребище, Каролина задумалась о приобретении собственного дома в Одессе[24][27]. Другой её мечтой было паломничество в Святую землю. Из-за затруднений с получением паспорта поездку на юг пришлось отложить. В 1850 г. Каролина выехала на постоянное место жительство в Париж и больше в Россию не возвращалась. Во Франции она провела последнюю треть своей жизни.
Вместо Сен-Бёва мадам Чиркович остановила свой выбор на восходящей звезде французской поэзии — Жюле Лакруа (1809-87). Он был младшим братом известного в то время «библиофила Жакоба», который работал в библиотеке Арсенала[29]. Судьба распорядилась так, что неприступная женщина, в своё время не тронутая любовными мольбами двух величайших поэтов своих стран, в итоге связала свою жизнь с третьеразрядным служителем музы. Аттестат о браке Жюля Лакруа и «графини Чиркович» датирован 6 ноября 1851 г.
Каролина Ржевуская достигла 90 лет, пережив всех остальных «звёзд» одесского общества начала 1820-х. Последний раз она была воспета в 80-летнем возрасте: посвящённый ей сонет открывал сборник стихотворений Лакруа L’ann;e inf;me (1872). Вскоре после публикации этой книги муж ослеп. Хотя он был существенно моложе её, на исходе жизни Каролине приходилось заботиться о немощном супруге. Пожилая пара окончила жизнь в нищете и безвестности в одном из пригородов Парижа. Некролог в Figaro появился 18 июля 1885 г. Ещё через 2 дня состоялось отпевание Каролины Лакруа в церкви Мадлен. Муж пережил Каролину на 2 года.
В 2004 г. было объявлено, что наследники Собаньской выставляют на аукцион автограф стихотворения «На холмах Грузии лежит ночная мгла…», вписанный Пушкиным в альбом своей возлюбленной[31].
По следам поэтов. Лермонтов. Прекрасна, как ангел
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+
Кроткий ангел или исчадие ада – Лукреция Борджиа
Лермонтов писал, конечно, не о Лукреции Борджиа, а о некой таинственной Тамар. Но если читать биографию Лукреции и воспоминания современников, то складывается именно такой образ, который вместил Лермонтов в две строки.
Однако были и есть писатели и исследователи, не согласные с образом Лукреции, который донесли до нас многие описания.
Например, в книге М. Линдау «Злой гений коварства» Лукреция описывается существом со слабой волей, которую отец и брат использовали ради достижения власти и богатства, выдавая её против воли замуж за представителей наиболее влиятельных фамилией и родов Европы эпохи Возрождения. По мнению писателя, у самой Лукреции было доброе горячее сердце, и она поначалу искренне влюбилась в своего будущего третьего мужа герцога Альфонса…
Узнать всю правду о златовласой красавице эпохи Возрождения, скорее всего нам никогда не удастся. Нет даже уверенности в том, что на дошедших до нас портретах изображена именно Лукреция Борджиа. Одни сплошные предположения.
Сохранились описательные воспоминания современников о внешности Лукреции: «Она среднего роста, с тонкими чертами, немного удлинённым лицом, у неё слегка вытянутый нос, золотые волосы, рот крупноват, сверкающие белые зубы; грудь белая и гладкая, но достаточно пышная. Все её существо проникнуто добродушием и веселостью».
И на дошедших до нас живописных портретах предположительно запечатлевших Лукрецию изображена юная девушка или молодая женщина с приятным цветом лица, светлыми распущенными волосами, отливающими золотом, светло-коричневыми глазами, с полной высокой грудью.
Родилась Лукреция 18 апреля 1480 года в Субиако. Матерью девочки была Родриго Ванноцца де Каттанеи – официальная любовница кардинала Родриго Борджиа, который и был отцом девочки.
Кроме Лукреции у Ванноцы и кардинала было ещё три сына.
Родриго Борджиа, как кардиналу иметь жену не полагалось. Поэтому, чтобы Ванноцца сохранила статус порядочной женщины, ей за 15 лет связи с Родриго пришлось четыре раза выходить замуж.
По воспоминаниям современников Ванноцца очень любила свою дочь и трогательно о ней заботилась. Тем более что Лукреция родилась очень слабенькой и врачи не были уверены в том, что младенец выживет. Но малышка не только выжила, но и вскоре окрепла физически.
Лукреция получила очень хорошее по тем временам образование. Девочку обучали не только музыке, живописи, поэзии, но известно, что Лукреция знала несколько иностранных языков и увлекалась историей.
Один из мужей Ванноццы, учёный-гуманист Карло Канале, привил Лукреции любовь к гуманитарным наукам.
Вероятно, всё это пригодилось ей в то время, когда отец, уже будучи папой Александром VI, на время своего отсутствия оставлял Лукрецию руководить Ватиканом. Андало пишет: «Лукреция была талантливым государственным деятелем, она даже руководила Ватиканом в отсутствие своего отца».
А однажды Александр VI назначил Лукрецию губернатором городов Сполетто и Фолиньо, хотя по неписаному закону этот высокий пост мог занимать лишь мужчина с кардинальским титулом. Однако Лукреция не только справилась с губернаторством, но и предотвратило кровавое побоище, в которое грозила вылиться, казалось, непримиримая вражда между городами Терни и Сполетто. Лукреции удалось примирить противников и оправдать уверенность папы Александра VI в своих деловых и политических качествах.
К сожалению, Лукрецию рано разлучили с матерью. В 1492 году Родриго Борджиа, как только стал папой Александром VI, забрал всех детей к себе.
Детство Лукреции осталось позади. К 13 годам, она была дважды обручена, но обе помолвки не были доведены до свадьбы из-за решений Александра VI.
Но вот богатый вдовец граф Джованни Сфорца решил обзавестись новой женой, и отец решил выгодно использовать красоту Лукреции, мало интересуясь её согласием. Целью Александра VI было создание крепкого политического союза с наиболее сильной и богатой семьей в Милане.
Через год сыграли свадьбу Лукреции с Джованни Сфорца с большим размахом. Но уже через неделю супруг куда-то исчез, а Лукреция осталась.
По-видимому, она нисколько не огорчилась и вела свободную и беззаботную жизнь. Отец подарил ей собственный дворец в дорогом квартале Рима, который поражал всякого побывавшего в нём небывалой роскошью.
Лукреция собирала в своём светском салоне поэтов, музыкантов и художников. Говорят, что Лукреция сама предупредила Джованни Сфорца о том, что его хотят убить, поэтому он и покинул Рим.
Александр VI решил, что брак Лукреции не оправдал его надежд и уговорил дядю Джованни, кардинала Асканио Сфорца убедить племянника дать согласие на развод. Джованни сначала отказался от развода и даже обвинил Лукрецию в отцовском и братском инцесте.
Однако Александр VI, утверждал, что между супругами не было интимных отношений что, согласно средневековому праву, было достаточной причиной для развода. Папа имел право расторгнуть брак своей властью.
Джованни Сфорца ничего не оставалось делать, как в присутствии свидетелей подписать документы о своем бессилии. И брак официально был расторгнут.
Некоторые учёные считают, что именно Джованни Сфорца в отместку стал первым распускать слухи об инцесте, которые стали обрастать подробностями и распространяться по свету. Есть предположения, что в период затянувшегося развода Лукреция увлеклась Педро Кальдероном, который был посыльным между отцом и дочерью. При дворе его называли – Перотто. Лукреция забеременела.
И в это время ей пришлось под присягой утверждать папской комиссии, что к ней не прикасался ни один мужчина. Кардиналы ничего не заподозрили и дали заключение – девственница.
Ребенка, который родился в 1498 году перед заключением брака с Альфонсо Арагонским, назвали Джованни. Интересно, что по поводу этого ребёнка в 1501 году были выпущены две папские буллы.
В первой отцом ребенка был назван Чезаре, до его вступления в брак. А во второй отцом был назван сам Александр VI. Несмотря на то, что буллы противоречат друг другу, ни в одной из них не упоминалась Лукреция, и никогда не было доказано, что матерью этого ребенка была она.
В 1502 году мальчик стал герцогом Камерино – территорий, завоеванных Чизано и передающихся по наследству, но после смерти Александра VI он переехал к Лукреции в Феррару, где был принят, как её сводный брат.
Второй раз замуж Лукрецию выдали за семнадцатилетнего внебрачного сына Альфонсо II, короля Неаполя – Альфонсо, герцога Бишелье и принца Салерно. Он был богат и хорош собой и, по-видимому, Лукреция была счастлива в этом браке.
Но, увы, ввиду того, что присоединить Неаполь к римским владениям не удалось, политические интересы папы и старшего брата изменились.
В ночь на 2 января 1500 года во время визита в Рим, на площади Святого Петра на герцога напали четверо наёмных убийц в масках, ему нанесли пять ударов кинжалом. Но Альфонсо спасает вовремя подоспевшая стража и Лукреция целый месяц не отходит от мужа, не только ухаживая за ним, но и охраняя его.
Окружение Альфонсо, узнав, что убийцы были посланы Чезаре, решают отомстить ему, но терпят неудачу. А Альфонсо Арагонского, увы, душат в собственной постели, судя по хроникам, сделал это сам Чезаре..
Его хоронят втайне, без мессы и отпевания.
У Лукреции от Альфонсо остался сын Родриго Арагонский, который умрёт в 13-летнем возрасте в 1512 году.
После смерти второго мужа Лукреции, интересы папы Александра VI переместились на север Италии. И для третьего брака он выбрал для дочери герцога Феррары Альфонсо д’Эсте. Пышная свадьба состоялась в 1501 году.
Третий муж Лукреции не пожелал надолго задерживаться в Риме, и они вскоре его покинули. Больше Лукреция никогда не увидит Вечный город. Поселившись в Ферраре, она вела довольно скромный образ жизни.
Увы, третий брак не принёс ей счастья. Альфонсо д’Эсте оказался ревнивым, и постоянно следил за женой. Лукреция по-прежнему была красивой. А вот к мужу она быстро охладела.
И всё своё внимание перенесла на поощрение деятелей искусства. Особенно она выделяла живописцев, писавших полотна на религиозные темы. В доме Лукреции бывали великий итальянский живописец эпохи Ренессанса Лоренцо Лотто, известные поэты того времени Никколо де Корреджо, Лудовико Ариосто и Пьетро Бембо. Лудовико Ариосто даже посвятил Лукреции хвалебную октаву в «Неистовом Роланде».
Лукреция родила третьему мужу несколько детей. Осложнения при последних родах оказались роковыми для Лукреции, она скончалась от родильной горячки 24 июня 1519 года в возрасте 39 лет, десять дней спустя после рождения дочери, которая тоже не выжила.
Последние годы своей жизни Лукреция стала очень набожной. Она даже носила искупительную власяницу и много времени молилась в храме.
Она составила опись своего личного имущества, в числе которого одних драгоценностей только 3770 единиц, и отписала большие дары церквям и монастырям. Отпевал Лукрецию Борджиа придворный кардинал её мужа, герцога Альфонсо д’Эсте. Ходили слухи, что он был последним любовником Лукреции.
Герцог Альфонсо д’Эсте оказался, мягко говоря, неблагородным и на могильной плите Лукреции высечены такие слова: «Здесь покоится Лукреция Борджиа, дочь, жена и невестка Папы Александра VI».
Несомненно, семья Борджиа оставила о себе чудовищные воспоминания и стала олицетворением безжалостной вероломной политики и сексуальной распущенности. Во всём этом обвиняют и Лукрецию.
Говорят, что дыма без огня не бывает, но в то же время не стоит забывать, что в те времена у девушек и женщин не было своей собственной воли. Они полностью зависели от воли отца, брата, мужа… К тому же не существует никаких достоверных источников, подтверждающих участие Лукреции в преступлениях Александра VI и Чезаре Борджиа.
Есть исследователи, которые пытаются очистить её имя.
Так один из ведущих мировых экспертов по семейству Борджиа Леарко Андало пишет: «Борджиа стали жертвой искажённых представлений, основанных на злобных слухах. Лукреция не отравила ни одного человека. Она сама пала жертвой пера историков».
Власти городка Феррара, расположенного на севере Италии, в котором Лукреция Борджиа провела последние годы жизни и где была похоронена, каждый год 5 февраля устраивают в её честь торжества, сопровождаемые красочными представлениями, карнавальным шествием и танцами. Организаторы праздника, и жители города надеются, что восторжествует правда и Лукреция будет оправдана. Возможно, что это усилиями учёных и поклонников Лукреции случится на самом деле.
Читайте также: