Вайнруб эти стальные парни
3. Герои Советского Союза (Краткий биографический словарь. Т.1. М., 1987 Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. Минск, 1984; сайт "Герои страны");
5. Книги ВАЙНРУБА М. Г.: Эти стальные парни. Повесть о пережитом. - Киев: Молодь, 1972; Однополчане. Киев, 1982; Фронтовые судьбы. Киев, 1985.
Воспоминания генерал - лейтенанта ВАЙНРУБА М Г.: "И в восемьдесят восьмом, в год 45-летия Сталинградской победы, я снова в Волгограде. Перво-наперво пошел на торжественное собрание ветеранов-сталинградцев 64-й армии. Это не моя армия, я из 62-й. Но 64-я была нашей соседкой на волжском рубеже, естественно, хотелось посмотреть на тех, кого не пришлось видеть во время боев, узнать кое-что из их боевой практики.
Торжественно выглядело собрание: зал заполнен был до отказа, и что примечательно — много молодых людей. Это отрадно: молодежь должна знать боевую историю своего народа. И президиум был великолепен: седовласые генералы, полковники и рядовые в блеске орденов. Сидя в зале, разглядываешь каждого.
Мой взор остановился на генерале с могучей фигурой, сидевшем рядом с председательствующим. Вся его левая сторона груди была увешана наградными планками, над которыми блестела Золотая Звезда Героя Советского Союза. Лицо его мне показалось знакомым: где-то я его видел, но не смог припомнить, где именно. И только, когда председательствующий, тоже генерал, объявил, что слово имеет представитель 62-й армии генерал-лейтенант Матвей Григорьевич Вайнруб, я хлопнул себя по лбу: ну, конечно, это же Вайнруб, которого я в дни боев здесь встречал, только тогда он был подполковником и стройным танкистом. Потом он стал командующим бронетанковыми и механизированными войсками армии, ближайшим помощником командарма Чуйкова.
Тут же припомнился мне день 14 сентября сорок второго года. Немцы огромными силами нанесли удар по Центральному вокзалу. Его бомбили, обстреливали из всех видов оружия. Потом они бросили в бой танки и пехоту. Была одна цель — овладеть вокзалом и стремительно выйти к Волге. А на противоположном берегу реки готовилась к переправе на подмогу защитникам Сталинграда 13-я гвардейская дивизия. Но надо было продержаться до ее прихода. Тогда командарм Чуйков приказал из офицеров штаба и политотдела армии сформировать две группы с задачей преградить путь противнику к Волге. Во главе одной из групп был поставлен Вайнруб. Эта группа выбила немцев из Дома специалистов и прикрыла паромы, на которых к правому берегу плыли полки 13-й гвардейской. Кажется, после того успеха Матвею Вайнрубу было присвоено звание полковника.
Генерал встал из-за стола и пошел к трибуне. А впереди меня сидели два парня комсомольского возраста. Я услышал их разговор.
— Вайнруб — это кто, немец?
— Ну ты даешь, может ли наш генерал быть немцем?
— А что, я был в ГДР, и там на каждом углу видел надписи — «вайн», что означает — «вино». Понял? А он Вайн-руб.
— Ну и что? Он еврей.
— Еврей? И генерал-лейтенант, да еще и Герой Советского Союза?
В разговор встрял сосед комсомольцев, седой ветеран.
— Между прочим, — сказал он, — у него и брат Герой Советского Союза. Полковник, в войну командовал танковой бригадой.
— В одной семье аж два Героя?
— Так-так, молодой человек. И оба евреи.
Я дословно передаю тот разговор, ибо записал его тогда же в свой блокнот. Подумалось мне: как живучи подленькие мыслишки! В какой семье рос этот комсомолец, в какой школе учился и кто ему в голову вколотил, что еврей — человек второго сорта, не может быть ни генералом, ни героем. Жаль мне стало этого молодого слепца.
— Ничего, прозреет! — сказал мне Матвей Григорьевич уже после торжественного собрания, когда в его гостиничном номере я ему рассказал о разговоре тех двух юношей. — Не он один такой. Есть похлеще экземпляры. Слава Богу, не они делают погоду. Я получаю множество писем от моих однополчан, их детей, и даже внуки пишут. В их строках признательность и благодарность и мне, и моим подчиненным, и всем фронтовикам за воинскую доблесть, за отвагу и храбрость. Попадаются, конечно, и грязные листки. Что ж, жизнь многообразна.
Попросил я Матвея Григорьевича рассказать о своем брате Евсее, ибо ничего не знал о нем, не встречал на фронте.
— Это можно. Евсей отменный танкист, до чертиков влюблен в свой род войск. И храбрый до безумия. Он на год старше меня. Я родился в 1910-м, он в 1909-м. И между прочим, оба в месяце мае. Только я 2-го, а он 15 мая. Из белорусского Борисова мы. Зато с армией я его обскакал. В 1929-м началась моя воинская служба, он же стал военным в тридцать седьмом. Что у нас еще общего? Мы оба породнились с танками.
— Товарищ генерал, 219-я танковая бригада прибыла в ваше распоряжение. Докладывает командир бригады полковник Вайнруб.
— Вы, товарищ полковник, что-то перепутали. Слушает Вайнруб, а кто докладывает? — генерал взял со стола фонарь и приподнял его.
— Вижу, вижу. Евсей, дорогой, вот так встреча.
Но полковник продолжал:
— . командир 219-й танковой бригады полковник Вайнруб.
Тогда и генерал, держа фонарь, тоже представился:
И только после такого воинского ритуала братья обнялись.
Участвуя в Висло-Одерской операции, 219-я бригада мощным ударом прорвала оборону врага и вклинилась в его тылы. Именно за эту блестящую победу комбриг Вайнруб Евсей Григорьевич и получил звание Героя Советского Союза.
— За компанию и мне тогда же дали Золотую Звезду, — улыбаясь, сказал Матвей Григорьевич. — В одном Указе наши имена.
На прощание генерал Вайнруб мне сказал:
Вайнруб эти стальные парни
(М.Г. Вайнруб. «Эти стальные парни».)
«Моя снайперская практика началась состязанием с фашистским снайпером. Натретий день я почувствовал, что за мной охотится фашист. Однако обнаружить его не мог. На четвертый день утренней зорькой я пробирался на огневую позицию. Встретил знакомого сержанта-артиллериста. Перекурили. Он мне и говорит:
– Смотри, будь осторожен. У фрицев снайпер появился.
– Вот его-то я ищу.
Я занял ОП и начал наблюдать. Фрицы не появлялись.
Так тянулось довольно долго. Я страшно устал от длительной неподвижности, взял да и сел за березку. Вдруг в ствол березы, за которой сидел, щелкнула пуля, затем другая. «Вот он, фашистский снайпер», – думаю. Два выстрела для меня были неожиданны, но я по ним обнаружил фрица. Тогда взял заготовленное чучело и высунул его из-за березы. Фриц не заставил себя ждать – сделал три выстрела по чучелу и, нужно сказать, довольно удачно: в каске было три пробоины. Эти три выстрела выдали его. Он сидел в кустарнике, метрах в 200 от меня, неплохо замаскировавшись. Видимо, решив, что я убит, он вдруг поднялся и сказал кому-то: «Рус фельт». Тут-то я его и прикончил.
Главную роль в моих успехах сыграла удачно выбранная огневая позиция. Ее я оборудовал на расстоянии 150–180 метров от линии обороны противника, под березой, скошенной пулеметным огнем. Пень ее был высотой сантиметров в семьдесят. Ветвистая береза упала, но не оторвалась совсем от пня. Образовался шатер. По ночам я березу обкладывал новыми ветками. Это было на опушке нейтральной рощи и настолько близко от фрицев, что они даже и мысли не допускали, что под ней советский снайпер.
Это было первое достоинство моей ОП. Другое ее достоинство заключалось в том, что она позволяла мне производить выстрел, не высовывая конца ствола из листвы. Звук выстрела заглушался листвой березы. Дымок от выстрела тоже расстилался под листвой, был почти не заметен. На мою ОП приходили и другие снайперы. Смотрели, как я устроился.
Вот с этой огневой позиции я и крушил фрицев.
На пятый или шестой день, сейчас точно не помню, фрицы напротив моей позиции начали какие-то земляные работы. Это было совсем недалеко от меня, в ложбине. С наших позиций их было не видно, и они, вероятно, знали это. Их было человек десять. Я не открывал огня, так как решил, что раз тут производятся работы, то, наверно, придет офицер. Уничтожить офицера – это была моя затаенная мечта. Но офицер не шел. А тут гитлеровцы решили сделать перекур, воткнули лопаты в землю и стали в тесный круг. Какой снайпер выдержит это искушение?! Я прицелился и ахнул прямо в кучу. Они рассеялись, как испуганные хищники. Трое остались лежать. Трое! Это настоящий снайперский выстрел. Я вначале даже сам себе не поверил. Но все трое лежат, не шевелятся и не стонут. И из разбежавшихся долго никто не поднимался. Наконец, один не выдержал и полез. Уничтожил я и этого. А всего в тот день уничтожил я семь фрицев.
Семь уничтоженных за день немцев – неплохо. Но через несколько дней я уничтожил еще больше. На этот раз я был уже на другой огневой позиции. Эта ОП была хороша тем, что давала возможность просматривать позицию немцев с фланга. Часов в десять утра налево от меня появился здоровенный фриц. Он вылез изтраншеи на опушку леса и осторожно пробирался в ложбину. Там он встал во весь рост, постоял немного и пошел обратно. Замполитрука Кузьмин, который был моим напарником, заворчал: «Чего не стрелял? Упустил мировую мишень». Я же раздумывал так: «Раз тут топчется фриц, значит, это неспроста». Правда, когда он убрался обратно, я склонен был уже жалеть – зря упустил. Но все оказалось так, как я предполагал.
Прошло минут 30–40, и фриц появился снова, а за ним еще целых восемь. Стоп, думаю, есть возможность поработать. Все они выбрались в лощину и, вытянувшись редкой цепочкой, пошли к леску, в котором у них, вероятно, были блиндажи. В это время шла пулеметно-ружейная перестрелка. Учтя это, я решил, что на винтовочный выстрел снайпера никто не обратит внимания и под шумок можно уничтожить не одного. Решил стрелять в последнего. Тщательно прицелился в голову и выстрелил. Один свалился, а остальные продолжали идти. Выстрелил в следующего, который уже был последним. Тот тоже упал. Так за этот день я уложил 8 фашистов.
На моем счету было уже 47 истребленных фашистов. Но был ли среди них хоть один офицер? Этого я точно не знал, а желание уничтожить офицера не покидало меня. Я искал. И вот однажды мне повезло.
Читайте также: