Дагестанская сталь как называется
Первые упоминания о металлопромышленном промысле и оружейном производстве на территории Дагестана относятся к VI–VII векам.
Клинки здешних мастеров сравнивали с иранскими, откуда, как долгое время считалось, оружейники позаимствовали промысел. Однако учёные середины XX века доказали, что дагестанское искусство изготовления и обработки оружия имеет местные корни.
Так сложилось, что, оказавшись на перекрёстке культур, Дагестан впитал понемногу и от северных соседей – кочевников, и от южных – персов, и от западных – римлян.
Знаменитый кавказский культ оружия, распространённый по всему региону, был связан не столько с вынужденной воинственностью народов, сколько с обрядовой культурой. Павшего воина обязательно либо хоронили с клинком, либо вонзали меч в изголовье его могилы. Для защиты от злых духов в колыбель младенца клали нож, а в изголовье роженицы – шашку. Впрочем, производство оружия было вызвано и постоянной необходимостью обороняться, так что промысел отчасти был важнее земледелия – практически в каждом селении работал мастер оружейных дел.
Конечно, кавказцы изготавливали и другие виды орудий. В могильниках были найдены боевые топоры, которые, кстати, тоже носили роль оберега. Производили метательное оружие – луки, пращи и копья на древках, а также бронь – шлемы и шишаки, наручи и наколенники, кольчуги и зерцала (пластины для защиты туловища). По легенде, однако, не имеющей научных доказательств, именно дагестанские мастера выковали шлем Александра Македонского. С появлением фитильных ружей сконцентрировались на стальных рубахах – панцирях и кольчугах. Последние имели особую ценность, даже знаменитое селение Кубачи в переводе с тюркского обозначает «кольчугоделатели». Но своеобразным фирменным знаком и символом дагестанских оружейников был, прежде всего, кинжал.
Дагестанский клинок ни с чем не перепутать
Характерный – не длиннее 45 см, прямой, двухлезвийный, с долами (от одной до четырёх канавок, уменьшающих вес, упрочняющих и в тоже время декорирующих). Каждый кинжал – произведение искусства, каждый украшен знаменитым орнаментом, клеймом мастера, нередко изречением.
Ковали клинки амузгинские оружейники. Самыми дешёвыми орудиями были цельностальные, но обычно кинжалы делали из железа со стальной полосой по ребру. Клинок тянули, обрабатывали, выстругивали долы, долго шлифовали, а затем закаляли. Сваривая фрагменты разной плотности, чередуя железо и сталь (всего 13 стадий обработки), амузгинские мастера создавали узорчатый металл особой прочности с характерными волнистыми прожилками сварившихся пластин.
В крупных центрах Амузги, Кази-Кумух, Казанище, Мулебки и Харачи делали практически все типы одиночного и парного холодного оружия. Кинжалы и шашки, сабли и палаши отличались надёжностью, прочностью и характерным орнаментом, к тому же были богато инкрустированы золотом и серебром.
Оружейники аварского Гоцатля, где производство не было поставлено на поток, были не менее даровиты, чем кубачинские, и довольно известны. Их мастерство, основанное на ювелирных аварских традициях, отличалось особой чеканностью рисунка, сочетающего как симметричные, так и ассиметричные фрагменты. Оружие гоцатлинцы делали не только из золота и серебра, но также из меди и мельхиора.
А ведь не только горцы изготавливали оружие
Его производством занимались и жители Кумыкской равнины на Северо-Восточном Кавказе. Судя по найденным там остаткам плавильных печей и кузнечного инвентаря, ещё в глубокой древности мастера плавили металл и выковывали клинки. Позже кумыкские оружейники начали делать булатные мечи, способные не претерпевая никаких повреждений разрубать клинок врага или его кольчугу, а также огнестрельное оружие.
В силу постоянных военных конфликтов развитие промысла не останавливалось, его главными центрами были Верхнее и Нижнее Казанище. В середине XIX века обладание казанищенским кинжалом считалось среди молодёжи особым шиком. Говорили даже, что клинки мастеров Базалая-Али и Абдул-Азиза приносят счастье. Приносило ли удачу холодное оружие, изготовленное династиями оружейников? Возможно. Но, по меньшей мере, их работу высоко ценил сам имам Шамиль, а позже – русские офицеры и руководство.
Священный для кавказских мастеров промысел едва не угас, но возродился около двадцати лет назад. Путь его сложный и по-своему красивый, созвучный истории края, величественной красоте его природы.
Как возрождались древние традиции? Что повлияло на стиль и технику мастеров? Что стояло у истоков производства знаменитых дагестанских ножей?
Информации о том, как развивалось оружейное производство на территории Дагестана, до XVIII века практически не было. Несколько упоминаний и любопытных фактов можно найти в воспоминаниях путешественников, свидетельствах учёных тех лет, литераторов, а также служивших на Кавказе офицеров. В период Кавказского конфликта выходят работы, которые рассматривают вопросы организации местных промыслов. И хотя авторы описывают оружие и военный быт местного населения, сведений о центрах производства и мастерах в этих трудах не содержится.
Серьёзные исследования появились во второй половине XIX века, после того, как в селениях Кубачи (легенда о европейском происхождении кубачинцев ранее публиковалась в журналах) и Калакорейшн побывал востоковед Б.А. Дорн. Вслед за ним отправились и другие учёные, исследовавшие экономику и быт, обычаи и древние сооружения, обряды и происхождение жителей кавказского региона. Тогда впервые было отмечено, что кубачинцы слывут лучшими оружейниками и ювелирных дел мастерами, предпочитая эту работу земледелию.
Первая крупная работа о дагестанском оружии написана в 1882 году О.В. Маргграфом. В «Очерке кустарных промыслов Северного Кавказа с описанием техники производства» он подробнейшим образом рассматривает организацию труда кустарей в селениях Кубачи, Амузги и Харбук. Маргграф отмечает, что производство оружия и ювелирных изделий – самые развитые промыслы Дагестана. За этим очерком последовали работы других авторов, которые также сосредоточились на исследовании производства дагестанского оружия в конце XIX – начале XX веков, оставив за рамками своих трудов историю появления и развития промысла.
С приходом Советской власти научное любопытство к кустарным промыслам не иссякло. Напротив, проводились многочисленные экспедиции, публиковались научные работы, посвящённые центрам оружейного и ювелирного производства. Изучались технологические процессы, особенности декорирования, различия между орнаментикой в разных селениях. Однако часто встречались ошибочные заключения о культуре дагестанского оружейного производства – она во многом считалась заимствованной. Благодаря Е.М. Шиллингу, чьи работы освещали самобытность и независимое развитие искусства и промыслов кавказских народов, в 1950-х годах эти выводы были опровергнуты.
С ростом интереса к культуре Дагестана, к активной работе археологов и этнографов оружейному производству и декорированию клинков стали уделять особое внимание. Учёным удалось выделить два слоя дагестанского орнамента: растительный, возникший под влиянием искусства сопредельных регионов (Закавказья, Ирана, Турции и стран Ближнего Востока), и внутренний, развивающийся под местным влиянием. Позже Э.Г. Аствацатурян досконально изучил сведения о центрах производства холодного и огнестрельного оружия, а также особенности его декорирования. Он разделил дагестанские орнаменты на три ветви – аварский, кубачинский и лакский.
В 70-х годах были опубликованы работы, прослеживающие развитие промысла на территории Кавказа с древнейших времён. Исследования учёных этого времени сосредоточены на эволюции орнаментики. Тщательный анализ экономики и быта, особенностей эволюции декоративно-прикладного искусства предоставил многогранную картину развития оружейного производства.
Промысел в силу многих обстоятельств находился под влиянием исторических событий, но не как побочная ветвь, а как важная часть культурной и экономической жизни региона. Орнаментальные традиции, а также технологии литья и ковки совершенствовались с каждым периодом. Если до 20-х годов XIX века производство и отделка оружия были прикладным промыслом, то в период народно-освободительного движения под стягами имама Шамиля декорирование ушло на второй план, уступив главенство боевым качествам, возможности изготовления и починки оружия в полевых условиях. Позднее знаменитыми дагестанскими клинками – сначала стихийно, а затем вполне целенаправленно – вооружилось казачье войско, а вот изготовление огнестрельного оружия пришло в упадок: кустарное производство заметно уступало заводским образцам.
Присоединение Дагестана к России в 70-е годы XIX века также изменило уклад местных оружейников. На первое место вышло украшение, богато декорированные клинки стали частью национального костюма. Эти модные предметы были частыми подарками высшему офицерству и представителям русской власти. Ориентируясь на потребности заказчика, мастера изобретали новые способы обработки изделий, меняли привычную орнаментику. Придерживаясь традиционных растительных элементов (древо, вьющийся стебель, ритмичные рогообразные фигуры и сетчатые узоры), дагестанские оружейники использовали собственные схемы, а позднее и чужие мотивы – грузинский, черкесский, армянский и осетинский, интегрируя их в привычные дагестанские черты. Знаменитые «тутта» и «мархарай» стали звучать с многоголосыми акцентами.
В период расцвета промысла оружейники работали в Кайтаго-Табасаранском, Казикумухском, Гунибском, Аварском, Андийском, Темир-Хан-Шуринском, Самурском и Кюринском округах, причём производство было сосредоточено в основном на декорировании. Мастера из Кубачей, Амузги и Харбука не были универсалами, занимающимися и кузнечным делом, и ювелирным, у каждого была узкая специализация. Одни занимались огнестрельным оружием: стволы поставлял Харбук, а кубачинцы создавали остальные детали. Другие, получив клинки из Амузги, изготавливали рукояти к ним. Третьи были заняты исключительно декором из драгоценных металлов. Кубачинцы, не чуждые ювелирному делу, прославившиеся особой золотой и серебряной сечкой (по стволам и замкам винтовок, а также клинкам и рукоятям), освоили и европейские изделия – запонки, портмоне и броши.
Промысел персонализировался, именами лучших мастеров стали называть отдельные виды оружия, а также типы орнаментов. Звенела слава Чаландара и его сына Курбана из Гамсутля, все знали Абиша Амирханова из Эндери, династию Ираджабовых из села Казанище, серебряных дел мастеров Магомеда и Исмаила Ганевых. Казикумухские и кубачинские оружейники стали покидать селения и отправляться к заказчикам, осваивая новые рынки сбыта. У отходничества – так назовут это явление – довольно обширная география: Северный Кавказ, Закавказье, Южная Россия, Закаспийская область. Мастера приезжали в Тифлис и Баку, многие со временем перебирались и в другие города. Дагестанские серебряники не мешали местным умельцам, работавшим преимущественно с золотом. Талантливые и предприимчивые, они были участниками многочисленных выставок, кавказских, российских и международных, о чём свидетельствуют каталоги с упоминанием их работ.
Однако скачок в развитии скоро привёл к спаду – параллельно с новыми рынками возникли серийные производства, фабричная штамповка, имитация орнамента. В революционных жерновах сгинуло штучное производство. Мастера стали делать дешёвую сувенирную продукцию, а создание традиционных видов оружия, несмотря на весь исследовательский интерес к промыслу, постепенно пришло в упадок. Но к 1990-м годам на волне интереса к народному искусству забрезжила надежда и для дагестанских клинков.
Компания «Кизляр» объединила самых известных и талантливых мастеров-оружейников из всех уголков Дагестана. Ассортимент предприятия перестал ограничиваться популярными охотничьими ножами, было запущено производство нескольких видов клинкового оружия. «Кизляр» также начал изготавливать атрибуты для казачьей формы и национальных костюмов, бытовые ножи (разделочные, туристические, кухонные, складные, шкуросъёмные), сувенирные изделия, только напоминающие по строению и декору холодное оружие, а также клинки дамасской и булатной стали собственного производства с инкрустацией из драгоценных металлов и камней, эмали, кости и кожи.
Мастера предприятия сосредоточились на восстановлении давних традиций, сочетая старинные орнаменты с современными технологиями производства и обработки. Помимо этого «Кизляр» стал выпускать не только дагестанские клинки, но и другие виды кавказских ножей, к примеру, карачаевский бичак.
Все изделия компании – а их в общей сложности более 200 видов – проходят обязательную сертификацию. Продукция «Кизляра» славится далеко за пределами региона. В течение последних 20 лет предприятие активно участвует в российских и международных выставках. Дагестанские оружейники отмечены высокими наградами, в частности дипломами «За верность традициям», «За самый острый клинок», премией «Золотая Галактика» (США). В 2004 году клинок «Золотая маска» одержал победу в номинации «Коллекционный нож» на конкурсе в немецком Нюрнберге.
«Кизляр» – лауреат программы «100 лучших товаров России», клинки его производства рассчитаны на широкие вкусы и разные возможности покупателей. Даже самый простой нож, сделанный здесь, становится маленьким произведением искусства, отзвуком стародавних времён, когда клинок был не просто инструментом воина, но оберегом, хранилищем родовых и национальных черт.
Дагестанская клинопись
Природное чутье
Первые два года кузнец свои клинки дарил, потом продавал за бесценок. Один знакомый купил у Гаджи кинжал за 8 рублей, а спустя несколько лет, узнав о славе мастера, продал его за $800. На самом деле зря — сейчас булатный клинок производства Гаджи Курбанкадиева стоит от $1500.
Что особенного в этой стали? Об этом могут долго рассказывать специалисты и фанаты-коллекционеры. Например, что технология изготовления амузгинской стали на 95% идентична японской. Что для сварки одного клинка необходимо наложить одну на другую 300 тончайших пластин металла. Что при тысячекратном растяжении на металле не образуется швов и трещин. Что амузгинский клинок выдерживает любые нагрузки, например поперечный удар, а также перерубает гвозди и болты, при этом на лезвии не остается зазубрин. Что любой заводской нож, даже очень высокого качества, ломается с двух ударов молота, а булатная сталь Гаджи только гнется, и форму ножа можно быстро восстановить. То, что эта сталь никогда не теряет своих свойств,— ее главное достоинство.
Официальное признание пришло к Гаджи в 1998 году, когда он уже был известным в Дагестане мастером. Кузнеца вызвал к себе председатель госсовета республики Магомедали Магомедов и спросил: "То, что про тебя газеты пишут,— правда?" Газеты писали, что кузнец-самоучка открыл рецепт древней амузгинской стали. В результате Магомедов распорядился создать специальную комиссию, которая должна была изучить амузгинский кинжал VII века, хранившийся в краеведческом музее, и сравнить его с новеньким клинком из горна Гаджи. В комиссию вошли академики, доктора технических наук, научные сотрудники кафедры технологии металла Дагестанского университета и центра высоких технологий Института физики, сотрудники Министерства культуры, историки и художники-ювелиры.
Специалисты, потрясенные результатами исследования, спрашивали кузнеца: как он, не имеющий технического образования, смог разработать рецепт столь потрясающего сплава? "Наши деды работали без формул, природным чутьем и никогда не ошибались" — примерно так отвечал Гаджи. Заканчивался трехстраничный отчет комиссии следующим выводом: "Вышесказанное позволяет сделать заключение об идентичности технологии Гаджи Курбанкадиева технологии изготовления контрольного образца, представленного Дагестанским краеведческим музеем".
Так кузнец-самоучка стал знаменитым. С годами рука окрепла, а пальцы научились видеть — именно так называли древние амузгинцы умение на ощупь определять состав стали и "ловить" десятые доли миллиметра (разумеется, в ходу были другие термины).
За последние пять лет в его доме побывало много коллекционеров, в том числе из Европы и США. Несмотря на то что куется клинок примерно три недели, клиенты ждут выполнения заказа четыре-пять месяцев. На амузгинскую сталь — очередь. К тому же Гаджи стареет, сил все меньше, и времени на работу уходит все больше.
В Дагестане Гаджи Курбанкадиева знают все, гордятся им и говорят: "Дай Аллах Гаджи прожить сто лет". Но ничто не вечно. Не станет кузнеца Гаджи — и, может статься, не будет и искусства Амузги. Законы рода запрещают мастеру обучать своему ремеслу чужаков — только амузгинцам разрешено перенимать древние секреты. А их осталось мало, и еще меньше тех, кого прельщает тяжелая работа кузнеца. Трое старших сыновей, давно покинувших родной дом, интереса к кузнечному ремеслу никогда не проявляли и занятие отца воспринимают скорее как хобби. Только жена Гаджи, пережившая с ним самые трудные годы, часто вспоминает о том, как увлечение мужа, казавшееся поначалу странным, спасло семью от нищеты.
— Жили у нас в доме двое ребят-амузгинцев,— рассказывает Хадижат.— Гаджи их учил, но они нетерпеливые оказались. Хотели сразу научиться ковать и деньги зарабатывать. Когда поняли, что это дело не одного года, ушли.
Впрочем, кузнец сильно не расстраивается — у него подрастает младший сын, тоже Гаджи. И в кузницу каждый день они уходят вдвоем. Гаджи-младшему занятие отца нравится.
— У моего народа есть предание,— говорит кузнец Гаджи Курбанкадиев.— Когда-то на полях Корана в древнем Амузги кто-то написал, что село умрет два раза — от болезней и злой силы. И два раза возродится. Первый раз это было, когда в 1958 году в мертвое село вернулось несколько десятков семей, в том числе и наша. Три года прожили, новое поколение амузгинцев появилось. Потом село назвали бесперспективным, и нас снова изгнали. Я не знаю, может быть, возрождение еще будет — сейчас в Амузги, кроме развалин древней крепости, ничего нет. Но иногда мне кажется, что найденное мною ремесло и есть новое рождение Амузги. Сталь рождается в огне, и Амузги, получается, возродилось в огне. И я очень хочу, чтобы больше моя родина не умирала.
Амузгинский клинок
Кавказские сабли и кинжалы самую лучшую сталь имели, дамасскую и амузгинскую, — втолковывал мне в автобусе попутчик, житель дагестанского селения Уркарах. — Теперь такую не делают. Секрет забыли. В этом категорическом заявлении была доля истины. Даже даргинцы и кубачинцы стали забывать об искусстве изготовления клинков — искусстве, принесшем им некогда мировую славу. Булат, Дамаск, амузгинская сталь — эти понятия со временем стали смешиваться. Лучшими клинками Востока были, конечно, булатные. Но настоящий булат умели изготавливать только в Индии и Персии. В Дамаске же ковали сабельные клинки из индийского булата, привозимого туда в «вутцах» — круглых металлических лепешках, разрубленных надвое. Выковывали, бывало, из индийского булата клинки для сабель и кинжалов и на Кавказе, главным образом в Грузии. Их делали даже в Москве, царь Алексей Михайлович был большим знатоком булата. А вот амузгинские клинки, амузгинская сталь в виде сварочного булата — это уже чисто дагестанское искусство, действительно, утраченное ныне. Но не из-за потери секрета — секрет невелик, — из-за потери спроса.
Когда подъезжаешь к знаменитому селению Кубачи, где две тысячи лет изготавливали оружие для всего Кавказа, кажется, что дальше дороги нет. Селение стоит на самой вершине горы. А мне надо было дальше — в Амузги. Туда из Кубачей ведет тропа. Она вьется вдоль каменистых склонов, уводит в другое ущелье. Слева — обрыв, справа — аккуратно выложенная из камней стена. Это для того, чтобы камни с гор не падали на дорогу. Сколько сотен лет назад уложены эти камни? Чьими руками исполнен этот титанический труд? Чуть ниже тропы лежит старинное кладбище. Ученые расшифровали на могильных плитах этого кладбища надписи XII—XIII веков. Кладка стены заросла дерном и мхом и давно уже стала неотъемлемой частью самих гор, самой природы.
Когда-то эта тропинка была оживленной дорогой, по ней без конца шли нагруженные лошади, везли в Амузги железо, а обратно — сабельные и кинжальные клинки. В Кубачах эти клинки приобретали рукоятки, ножны, украшенные серебром, глубокой гравировкой, чернью, золотой насечкой, эмалью. Кавказу нужно было оружие, много оружия. Ведь каждый горец, какой бы национальности он ни был, имел несколько кинжалов и саблю. Оружие определяло лицо человека, его богатство, положение в обществе. Как ни красиво бывало оно украшено, все равно больше всего в нем ценился клинок, качество стали. А лучшей сталью Кавказа могла быть только амузгинская. Эти клинки шли и на внешний рынок, на Восток, в Европу, ими пользовалось русское дворянство.
Амузги видно издалека. Над пропастью, обрывающейся к реке, полуразрушенная боевая башня, поросшая оранжевым лишайником, крепостная стена, развалины древних жилищ. Сейчас здесь живут всего несколько человек. Внизу и чуть выше по ущелью видно новое селение с одинаковыми двухэтажными домами из белого камня — Шири. Еще в годы Великой Отечественной войны в Амузги ковалось холодное оружие, в 1949 году селение насчитывало более пятидесяти кузнечных мастерских.
Но Амузги еще живо: из рыжих развалин подымался дымок. Я пошел на него, оказался у жилого дома и познакомился с последним амузгинским кузнецом. Спрос на клинки, оказывается, еще есть. Небольшой, правда, но есть. Кубачинский художественный комбинат изготавливает кинжалы как сувенирные изделия — для подарков, кавказских ансамблей песни и пляски, на выставки и для экспорта. В общем, нужда в клинках есть. А раз так, то должны быть и кузницы.
Зовут кузнеца Курбан Рабатов, ему 75 лет. Тем не менее дом его полон детьми школьного и дошкольного возраста.
— Да, я кузнец, — говорит Курбан. — И отец мой был кузнецом, и дед, и отец деда.
В кузнице все как в старину. Горн, раздуваемый вручную мехом, точило, молоты и молоточки. Несколько необычно выглядит место для кузнеца: возле стоящей на земле низкой наковальни вырыты две ямы. В одной из них сидит кузнец, в другой — его помощник, шестнадцатилетний сын Шахмардан. Наковальня располагается на уровне пояса мастеров. Посмотрел я и клинки. В их форме, в вырезанных чуть сбоку долах, в узком жале, да и во всем их облике сохранены амузгинские традиции. Хорошие клинки, но ни в какое сравнение со старыми они, конечно, не идут. Какие-то уж больно блестящие, легковесные, несерьезные. О самой стали, о рабочих ее качествах и говорить нечего. Да она и не нужна для сувениров. Я стал расспрашивать кузнеца о том, как изготавливались знаменитые амузганские клинки «сварочного булата». Вот что он рассказал.
Дагестанская сталь как называется
Войти
Если у вас не работает один из способов авторизации, сконвертируйте свой аккаунт по ссылке
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
Искусство оружейников Дагестана
Изготовление оружия издавна было одним из важнейших промыслов народов Кавказа. Храбрые воины, кавказские горцы не расставались со своим оружием, высоко ценили его и не жалели средств на его украшение. Оружие являлось необходимой частью их национального костюма. Особая роль, которую художественное оружие играло в жизни кавказских народов, создавала ему высшую престижность и выдвигала зачастую на первое место в ряде других прикладных искусств.
Особенно ценилось по всему Кавказу тонкое искусство оружейников Дагестана. Изготовление и бытование оружия тесно связано с историей и военным бытом этого края. Раннего оружия сохранилось, к сожалению, немного. Основная масса дошедшего до нас оружия - ружья и пистолеты, шашки и кинжалы - относится ко второй половине 18 - 20 в. Более всего мы встречаем холодное оружие, главным образом кинжалы конца 19 - начала 20в. Сохранялось оружие плохо - им продолжали пользоваться несколько поколений, оно изнашивалось, ломалось, из-за недостатка сырья нередко переделывалось в новое изделие.
Наиболее традиционным холодным кавказским оружием является кинжал. Кинжал использовался и как оружие, и как предмет домашнего обихода, для различных хозяйственных нужд - рубки хвороста, при забое скота и т.д. Свадьба, рождение сына, различные сезонные праздники - наступление весны, день вывода плуга - непременно сопровождались соревнованиями в джигитовке, беге, стрельбе. Был обычай во время танцев стрелять в пол возле своей партнерши, танцевать, взяв в зубы обнаженный клинок и т.п.
В Дагестане кинжал носился постоянно, начиная с подросткового возраста, поэтому во второй половине 19 в. кинжалов производилось гораздо больше, чем остальных видов холодного оружия (сабель, шашек). "Талия перетянута кожаным поясом с металлическими украшениями, а у людей богатых и зажиточных с серебряным прибором. Спереди на поясе висит кинжал, у богатого оправленный в серебро, а у бедного без всякой оправы. Кинжал не снимался никогда, даже дома, сняв черкеску, горец опоясывает себя поясом с кинжалом поверх бешмета. Собираясь в путь, горец затыкает сзади за пояс пистолет, и набрасывает за плечо винтовку, завернутую в чехол. Каждый оборванный горец, сложив руки на крест или взявшись за рукоять кинжала, или опершись на ружье, стоял так гордо, будто был властелином вселенной. Движения горца быстры и ловки, походка решительная и твердая, во всем видны гордость и сознание собственного достоинства" .
По конструкции основных деталей дагестанская сабля сходна с иранской. На дагестанских саблях нередко встречаются и настоящие иранские клинки, которые высоко ценились и почти не подвергались переделкам. Клинки иранского типа производили в селении Амузги, тесно связанного производственным процессом с соседним Кубачи. Изготовление клинков издавна являлось основным занятием жителей Амузги: "Мы никогда ничем иным не занимались, ни торговлей, ни земледелием. Мы всегда делали только клинки кинжалов и шашек, оттого и достигли таких результатов", - говорят амузгинские старики. В 80-х гг.19 в. в Амузги насчитывалось 250 дворов, и все жители участвовали в производстве. В 19в. амузгинцы выделывали оружие целиком, хотя внутри мастерской существовало разделение труда. Впоследствии амузгинцы утратили свою самостоятельность, они выделывали только клинки, которые скупали, монтировали и сбывали кубачинцы., "единственные их купцы и заказчики".
Клинок должен был пройти 13 стадий обработки из предварительно подготовленных железной болванки и узкой стальной пластины. Полученный клинок амузгинские мастера называют "дамасским", на его поверхности хорошо видны следы сковавшегося металла в виде зигзагообразных прожилок.
В производстве огнестрельного оружия участвовало с.Харбук, также находившееся в нескольких км от Кубачи. В Харбуке делали стволы для кремневых пистолетов и ружей. Металлообрабатывающий промысел возник здесь в середине 18 в., когда в окрестностях Харбука нашли месторождение железной руды.
Огнестрельное и холодное оружие изготавливалось и в кумыкском с. Верхнее Казанище. Продукцию казанищенских мастеров скупали перекупщики и развозили по всему Дагестану. Иметь казанищенский кинжал считалось престижным. Особенно славились своим искусством семьи Темирукаевых и Базалаевых. Слава Базалаевых вышла за пределы Дагестана. Основатель рода был выходец из аварского селения Согратль. Столь же знаменитым был его внук.
Производство клинков сохранилось в Верхнем Казанище и в начале 20 в. Однако железо, как и сталь, уже не плавили сами, как раньше, а покупали в Темир-Хан-Шуре у русских купцов.
Дагестанский орнамент стилизованный растительный, с множеством листьев, бутонов, цветочных головок. Выделяются три его этнотерриториальные разновидности: кубачинский, лакский и аварский. Кубачинский декор отличается высокой техникой исполнения, разнообразием приемов и сложной, тонко разработанной орнаментацией. Различается несколько основных орнаментальных композиций.
Первая композиция "тутта", т.е. ветка или дерево. Это симметричное, обычно вертикальное построение, ось которого делит украшаемую поверхность на две равные половины. Тутта считается наиболее сложным типом орнамента.
Вторая композиция называется "мархарай", что переводится "заросль". В противоположность тутте она не симметрична. В ней нет ни верха, ни низа, ни начала, ни конца, она может развиваться в любом направлении. Мархарай может заполнить пространство любой формы, он часто сочетается с туттой.
С композициями тутта и мархарай часто увязывается "тамга". Тамга представляет собой крупный медальон с замкнутым контуром. В зависимости от формы вещи он может приближаться к кругу, овалу, ромбу, квадрату, прямоугольнику. Внутреннее поле тамги заполняется мелкими завитками, головками, листочками, построенными по типу тутты или мархарая.
Широко распространена решетчатая или сетчатая композиция - геометрическая сетка из ромбов, образованных двухлепестниками, в центре которых - маленькая 4-лепестковая розетка. Известное место в кубачинском украшении оружия занимает звериный стиль. Его корни уходят в средневековое искусство Дагестана. Чаще всего изображаются птицы, кони, змеи и собаки. Голова собаки или коня часто завершает головки кубачинских сабель.
В развитии лакской орнаментики отчетливо различаются два этапа: время работы лакских мастеров в Казикумухском округе Дагестана и начиная с 70-х годов 19в. период массового отхода лакских мастеров за пределы Дагестана в города и селения Северного Кавказа и Закавказья. Иногда лакский и кубачинский орнамент почти невозможно различить, что связано с тем, что в отходе лакцы тесно соприкасались с кубачинцами, нередко они трудились в одних мастерских. Лакским мастерам было присуще более свободное, чем кубачинцам, обращение с отдельными элементами орнамента, более смелое нарушение традиционного построения. На изделиях лакских мастеров появляются изображения, совершенно недопустимые для старого дагестанского быта: дамы и господа в европейской одежде, женские головки, двуглавые орлы и т.п.
В Казикумухском округе металлообрабатывющая промышленность начала бурно развиваться с 60-х годов 19 в. - оружейное и серебряное дело, чеканка и лужение медной посуды. Из-за малоземелья жители округа вынуждены были отходничать в Тифлисе, Баку, Владикавказе, Ставрополе и др. городах Сев.Кавказа. В конце 19-начале 20 в. в отходе находилось около 600 серебряников-мастеров, большая часть которых была выходцами из Кумуха
Оружейное производство в аварских районах не было массовым, по-видимому, оружие изготовлялось на заказ и украшалось с особой тщательностью. Оно не подверглось такой стандартизации, как массовое кубачинское и лакское. Орнамент на аварском оружии общедагестанский, стилизованный, растительный,, сходный с кубачинским и лакским, широко распространены асимметричная заросль и симметричная ветка. Чернь применялась мало. Характерным признаком аварского орнамента является глубокая выборка фона и большая разреженность орнамента, что благоприятствует четкости, "чеканности" рисунка.
В аварских округах не было таких крупных оружейных центров, как Кубачи или Кумух. Оружейное и серебряное дело существовало в масштабах, нужных для удовлетворения потребностей местного населения. Наиболее крупным центром по изготовлению холодного оружия было с.Гоцатль Аварского округа, а также Чох, Согратль, Ругуджа, Гамсутль, в котором проживал знаменитый. мастер Чаландар. Изделия Чаландара ценились выше кубачинских и лакских. В меньшей степени оружейное производство было развито в Унцукуле, Араканах и др.
Железные леди Дагестана
Возможно, где-то женщина-кузнец — это редкость, но не в горном дагестанском селении Харбук. Здесь женщины владеют всеми премудростями литья и ковки не хуже, чем мужчины. Ведь когда-то именно они не допустили, чтобы харбукцы забыли традиционное для села ремесло.
Рукият: коса и плуг
Фото: Магомед Гаджидадаев
Тридцать пять лет почти каждый день жительницы Харбука Рукият Ильясовой начинается ранним утром со стука молота о наковальню. После нескольких часов орудования железом руки становятся ватными, пот льется ручьем. Но это еще полдела — в ковке важно правильно рассчитать направление и силу удара. Все это требует огромного опыта и концентрации внимания. Не меньше сил уходит на закалку готового изделия.
Рукият — потомственный кузнец. И нишу выбрала не из легких. Она делает косы, кувалды, топоры, подковы, предметы быта — в том числе инструменты для мастеров-кузнецов. Односельчане не удивляются: ее физическим данным позавидует любой мужчина.
С 10 лет Рукият вместе с девятью братьями и сестрами помогала родителям в кузнице. Мать и отец, потомственные мастера Зухра и Шапи, посвятили этому ремеслу всю жизнь. Сейчас в мастерскую Рукият и ее мужа Абдула за хозяйственными инструментами и клинками идут со всех окрестных сел и других районов: все знают, как успешно экспериментирует чета, изготавливая самую разную сталь от дамасска до булата.
— Для неопытного человека это нелегкий труд, но я настолько привыкла, что уже не вижу сложностей, — объясняет женщина. — Конечно, время возьмет свое, и скоро я и муж, наверное, не сможем работать в кузнице. Но у нас растут шестеро внуков. Они уже заглядывают постучать молотком. Кто знает, как жизнь сложится, а кузнечное дело хотя и тяжелое, но, если работаешь с душой, очень благодарное. Без куска хлеба точно не останешься.
Харбук — село железных людей
Путь от столицы Дагестана до Харбука — это почти четыре часа петляния по дорогам, чем выше в горы — тем более заснеженным. Село расположилось на высоте больше 1300 метров над уровнем моря, в 10 километрах по прямой от знаменитого аула златокузнецов — Кубачи. Харбукские мастера по металлообработке известны не так широко, как их соседи, но селянам есть чем похвастаться.
Фото: Магомед Гаджидадаев
Харбук — один из крупнейших центров металлического производства на Кавказе.
— Предки харбукцев одними из первых в Дагестане освоили железоделательное производство. Об этом свидетельствуют многие археологические находки, в частности железные шлаки, которые относятся к I тысячелетию до н.э., найденные на месте бывшего поселения харбукцев в Акушинском районе (речь о месте Карбачи-дирка недалеко от села Муги, откуда предки харбукцев бежали в конце XIV века из-за нашествия войск Тамерлана. — Ред.), — рассказывает Хизри Юсупов, научный сотрудник института языка и литературы Дагестанского научного центра РАН, много лет занимающийся изучением истории ремесла родного аула.
В последующие века харбукцы совершенствовали навыки и способы обработки металла — и достигли уровня мастерства, прославившего их далеко за пределами Дагестана. Причем визитной карточкой мастеров стало огнестрельное оружие из металла. Все однозарядные пистолеты в горах Дагестана даже стали называть «харбукскими». В коллекциях музеев хранятся кремневые ружья и пистолеты, чей возраст определяют с XVIII века до начала XX века.
— В селе, как в огромной кузне под открытым небом, трудились сотни мастеров, у каждого из которых были свои направления кузнечного дела, уникальные способы ковки стали, изготовления различных видов холодного и огнестрельного оружия, — продолжает Юсупов.
Производство огнестрельного оружия пошло на спад в 1930-х. А потом началась война, и под угрозу исчезновения попало все металлическое производство.
— В это время очень много мужчин из Харбука ушли на фронт, откуда большинство и не вернулись. Тяжелое время диктует свои правила, и женщины села, в том числе моя бабушка, оставшись без кормильцев, начали осваивать непривычное для них ремесло, — рассказывает Юсупов. — Благодаря этому им удавалось выжить как в военное время, так и в период послевоенного голода. А еще многие семьи смогли сохранить преемственность традиций кузнечного дела.
Читайте также: