В этом дачном поселке ахматова получила дом в 1955 году
Будка
С лета 1961 года начались мои не очень регулярные, редкие, в общем, поездки в Комарово, чтобы повидаться с Анной Андреевной — либо у нее на даче, в Будке, как она называла этот домик, предоставленный ей ленинградским Литфондом во временное пользование, либо зимой в литфондовском Доме творчества.
Комарово Анна Андреевна, по-моему, не любила, с этим чуждым ей пейзажем скорее примирилась, чем сжилась, и эта земля навсегда осталась для нее «холодной», «железной», с «черными, приземистыми елками» и чужим, не ее поля, вереском.
На каком-то «листке из дневника» у нее так тоскливо «на своем языке говорят» комаровские «сосенки, которые сейчас сердито качаются на фоне белой ночи…». По-моему, она здесь острее, чем где-либо, ощущала старость и одиночество. Есть и такой «листок из дневника»: «Теперь, когда все позади — даже старость, и остались только дряхлость и смерть, оказывается, все как-то, почти мучительно проясняется (как в первые осенние дни) — люди, события, собственные поступки, целые периоды жизни. И столько горьких и даже страшных чувств…»
Анатолий Генрихович Найман:
Вдоль ахматовской стороны забора тянулась поросшая травой колея, по ней время от времени проезжала одна и та же телега. Лошадью правила жившая наискосок от Будки «женщина-конюх», с которой у Ахматовой были подчеркнуто приязненные, хотя и шапочные, отношения, выражавшиеся в том, что, заслышав шум телеги, она отрывалась от беседы, от перевода, от любого занятия и поднятой рукой приветствовала знакомую. Та радостно отвечала тем же, и Ахматова, непонятно — всерьез или в шутку, признавалась, что боится мнения соседки и чуть-чуть заискивает перед ней.
Другим соседом был Виктор Максимович Жирмунский, в ту пору уже академик, но еще приват-доцентом в 10-е годы знавший Ахматову. О приват-доцентстве он вспоминал всякий раз, когда выпивал рюмочку: казалось, он ценил его выше нынешнего академства, может быть, потому что это было славное время и его молодость.
Сильва Соломоновна Гитович:
По утрам, если не шел дождь, она, в сером клетчатом пыльнике, медленно двигалась по участку, гуляя и собирая грибы. Рядом с ней, неотступно, шаг за шагом, шел мальчик Алик — сын няни из соседнего детского садика. Чтобы Анна Андреевна не нагибалась, он срывал ей грибы и, захлебываясь от восторга, спешки и гордости, без конца ей что-то рассказывал. Когда она уходила в дом, выставить его с нашего участка не было никакой возможности. Мальчик Алик был пленен Анной Андреевной, очарован ею и не хотел никуда уходить. Он приносил разные веточки и втыкал в землю у ее окна. А у крыльца дачи из сосновых шишек выкладывал замысловатые узоры, говоря: «Это для писательницы, которая живет совсем одна и все выдумывает из головы».
Анатолий Генрихович Найман:
Ей нравилось собирать грибы, вокруг дома и по дороге на озеро, и чистить их.
Сильва Соломоновна Гитович:
Бывало, днем, подстелив половичок, Анна Андреевна подолгу сидела на ступеньках террасы, или, как она говорила, «на любимой ступенечке», вглядываясь, не идет ли кто по лесной тропинке.
Виталий Яковлевич Виленкин:
Она здесь чаще томилась, чем чувствовала себя «у себя», хотя именно здесь в последние годы протекала главным образом ее творческая работа. И оживала она, только когда кто-нибудь к ней сюда приезжал. Я однажды, уходя от нее, видел, как по саду шли приехавшие к ней из города молодые поэты и с какой радостной улыбкой, как будто сразу помолодев, она их встречала на крыльце.
Сильва Соломоновна Гитович:
Вечерами появлялись молодые поэты, которых Анна Андреевна очень любила. Плечистый рыжеволосый Бродский, с веснушками на круглом лице, и хорошенький, мелкокостный, с глазами, как чернослив, предельно вежливый Толя Найман.
Частенько, в любое время дня, бесцеремонно приезжали проворные молодые люди, пишущие и не пишущие, знакомые и незнакомые, почитать свои стихи Ахматовой или просто поглазеть на нее, чтобы потом где-нибудь при случае сказать: «Этот вечер я провел у Ахматовой. Было чудесно».
Саня (Александр Гитович, поэт, переводчик. — Сост.) из себя выходил, страшно возмущаясь тем, что она не гонит их в шею. Но последние годы Анна Андреевна уже была не так строга и менее неприступна.
Я помню, как на моих глазах утром явился какой-то болван с гитарой под мышкой. Нахально вперся на веранду, где Анна Андреевна пила чай, и сказал, что ему необходимо прочесть свои стихи только ей.
«Давно вы пишете?» — спросила она. «Уже два месяца», — ответил гость. Выставить его оказалось совершенно невозможно, и пока он не прокричал две толстых общих тетради, он не двинулся с места.
Алексей Владимирович Баталов:
Убеленные сединами солидные посетители, которые навещали Ахматову в Будке, не на шутку смущались, найдя за ветхим забором вместо тихой обители у куста знаменитой бузины настежь распахнутый дом. Во дворе валялись велосипеды, стояли мотоциклы и бродили по-домашнему одетые молодые люди. Одни разводили костер, другие таскали воду, а третьи шумно сражались в кости, расположившись на ступенях веранды. В соответствии с испугом гостя и серьезностью его визита эта публика, конечно, сразу несколько стихала, приобретая необходимую долю приличия, но кипевшая вокруг дома жизнь отнюдь не прекращалась и не теряла первоначального направления. Анна Андреевна очень чинно уводила посетителя в свою комнату, говорила с ним о делах, угощала чаем или «кофием», а потом, если находила это нужным, приглашала гостя на веранду к общему столу.
Анатолий Генрихович Найман:
С большой неохотой раз в день она выходила на прогулку, хотя врачи настаивали на двух-трех. Маршрут был, как правило, до Озерной и обратно, аллейкой, проложенной в сосновом лесу. В нескольких метрах от Озерной была низенькая скамейка, она ненадолго присаживалась и, продолжая разговор, начинала водить концом трости по земле влево и вправо, так что вскоре появлялся свободный от опавшей хвои сегмент чистой сыроватой почвы. Было что-то завораживающее в этом похожем на качания стрелки метронома скольжении тонкой коричневой палочки и постепенном очищении черной земли, как бы грифельной доски, готовой для письма, в окружении желтых иголок. Я ловил себя на том, что это неожиданно становилось существенней и интересней беседы, что под эти шаркающие звуки и вычерчивание дуг беседа может быть все равно какая…
Сильва Соломоновна Гитович:
Обычно под вечер А.А. с гостями ходила гулять в сторону дороги до сдвоенной скамейки, стоящей против бледно-голубой двухэтажной дачи Плоткина. Доходя до Озерной, А.А. указывала на эту дачу, говоря: «Этот фундамент замешен и на моих капельках крови».
Сидели, отдыхали, любовались закатом. Затем медленно шли обратно. Но все это было потом, а в первые годы комаровского житья она легко проходила такое расстояние, как от своей Кудринской до 2-й Дачной, а когда однажды нас на дороге застала гроза и полил крупный дождь, мы, мокрые до нитки, весело бежали мимо шумящих деревьев и, наконец добежав до дому, А.А. ловко выкручивала потемневший подол чесучового платья.
Анатолий Генрихович Найман:
Из соседей по участку — с Гитовичами она дружила, с другим писателем и его женой была, что называется, в добрососедских отношениях. Он был инвалидом войны, чудом выжил после тяжелейшего ранения: Ахматова говорила, кажется, со слов жены, что от него осталось 40 %, остальное протезы. Когда я приехал в Комарово почти после месячного перерыва, она среди новостей рассказала, что сосед со скандалом ушел к другой: «Вы понимаете, две женщины боролись за сорок процентов».
Недалеко от ее домика стояла дача критика, который в конце сороковых годов сделал карьеру на травле Ахматовой. Проходя мимо этой двухэтажной виллы, она приговаривала: «На моих костях построена». Однажды мы медленно шли по дороге на озеро, когда появился шагавший нам навстречу хозяин дачи со своей молоденькой дочерью. Сняв берет, он почтительно поздоровался с Ахматовой. Она не ответила, потому, может быть, что действительно не заметила или могла не заметить. Тогда он обогнал нас лесом, зашел вперед и еще раз так же ее приветствовал. Она поклонилась. Через несколько минут я спросил, зачем она это сделала, если узнала его. Она ответила: «Когда вам будет семьдесят пять и такое же дырявое, как у меня, сердце, вы поймете, что легче поздороваться, чем не поздороваться». Про двух знаменитых ленинградских писательниц говорила: «Пишут большие романы и строят большие дачи».
Иосиф Александрович Бродский. Из бесед с Соломоном Волковым:
Я помню зиму, которую я провел в Комарове. Каждый вечер она отряжала то ли меня, то ли кого-нибудь еще за бутылкой водки. Конечно, были в ее окружении люди, которые этого не переносили. Например, Лидия Корнеевна Чуковская. При первых признаках ее появления водка пряталась и на лицах воцарялось партикулярное выражение. Вечер продолжался чрезвычайно приличным и интеллигентным образом. После ухода такого непьющего человека водка снова извлекалась из-под стола. Бутылка, как правило, стояла рядом с батареей. И Анна Андреевна произносила более или менее неизменную фразу: «Она согрелась».
Помню наши бесконечные дискуссии по поводу бутылок, которые кончаются и не кончаются. Временами в наших разговорах возникали такие мучительные паузы: вы сидите перед великим человеком и не знаете, что сказать. Понимаете, что тратите его время. И тогда спрашиваете нечто просто для того, чтобы такую паузу заполнить. Я помню очень отчетливо, как я спросил ее нечто, касающееся Сологуба: в каком году произошло такое-то событие? Ахматова в это время уже поднесла рюмку с водкой ко рту и отпила. Услышав мой вопрос, она сделала глоток и ответила: «Семнадцатого августа тысяча девятьсот двадцать первого года». Или что-то в этом роде. И допила оставшееся.
Сильва Соломоновна Гитович:
Приезжала погостить в Комарово подруга юности Анны Андреевны Валерия Сергеевна Срезневская. Ее привез ее сын. В мое окно мне было хорошо видно, как из машины с трудом вылезла согнутая пополам старуха с завитыми буклями и, тяжело опираясь на палку, заковыляла по дорожке.
На крыльцо, высоко неся седую голову, вышла навстречу Анна Андреевна.
Валерия Сергеевна пробыла на даче два дня. Они сидели на открытой веранде, и она, смотрясь в ручное зеркало, бережно поправляла крашеные завитки каштановых волос. Слышен был воркующий смех. Потом Анна Андреевна, слегка монотонно, нараспев читала:
И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя.
Все кончено. И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.
«Аня, прекрасно, — восхищалась Валерия Сергеевна. — Прочти теперь из «Anno Domini»: «Враг мой вечный, пора научиться / Вам кого-нибудь вправду любить…»» — «Нет, Валя, я лучше тебе прочту другое…»
…В Ленинград приехал Роберт Фрост. Его торжественно принимали в Союзе писателей, возили по городу, показывая Ленинград, а на другой день в Комарове на своей даче академик Алексеев устроил в его честь званый завтрак. Конечно, была приглашена и Анна Андреевна.
Утром Нина Антоновна сделала ей великолепную прическу, красиво зачесала волосы наверх, погладила парадное шелковое платье, называемое «подрясник». В тон платья надели на Анну Андреевну серые туфли Нины Антоновны. И, высоко неся седую голову, в длинном светло-сером платье, она, в ожидании машины, появилась на крыльце.
Скоро приехала алексеевская «Волга» и увезла Анну Андреевну.
Завтрак в честь Фроста сильно затянулся, и Анна Андреевна вернулась усталой. Она сбросила «подрясник», уютно улеглась на кровать и с непередаваемой интонацией, какой-то смесью шутливости и сожаления, сказала: «Я и не представляла себе, что он такой старый. Весь завтрак он мирно спал. Спал, неожиданно просыпался, смотрел поверх голов на верхушки сосен и снова сладко засыпал».
Анатолий Генрихович Найман:
Окно ее комнаты выходило в сосновую рощицу, летом наполненную «зеленым воздухом», который она охотно и с некоторой гордостью за природу показывала гостям. Раза два в неделю перед домом устраивался костер, из сухих веток, шишек, опавших иголок. Она эти часы — гудящее пламя, тлеющие красные угли — очень любила. Но предупреждала, если устроитель был неопытный: «Мой костер — одно из коварнейших на свете существ», — и следила, чтобы на ночь его тщательно засыпали землей: дескать, однажды она проснулась среди ночи, оттого что пламя полыхало выше сосен: «А вечером притворялся смирным. Вы его не знаете».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
МАРИЯ КЛЕНОВА ГОЛУБАЯ БУДКА Рассказ
МАРИЯ КЛЕНОВА ГОЛУБАЯ БУДКА Рассказ Каждое утро, идя на работу, я глазами выискивала затерявшуюся среди огромных домин голубую будку с шиферной крышей. Она одиноко, без хозяина, глядела на остановку, и люди, выходя из трамвая, от нее отворачивались, людям не было дела до
«Забита будка у ворот…»
«Забита будка у ворот…» Забита будка у ворот, Не слышно бубенцов на гривах, И бронзового фавна рот Не мечет в урну струй игривых. И ковыляющих утят Не провожают всхлипы лая, А листья медленно летят, Холодным пламенем пылая. И в огороде за плетнем На перерытых грядах
Как сейчас выглядит «будка» Ахматовой? Ее знаменитая дача в Комарово
Фаина Раневская, Дмитрий Лихачев, Александр Прокофьев, Иосиф Бродский и многие другие именитые деятели искусства много раз бывали в доме №3 на улице Осипенко в очень живописном поселке Комарово под Петербургом. Именно таков был адрес дачи Анны Ахматовой, где она проживала последние десять лет своей жизни.
Щучье озеро в поселке Комарово Щучье озеро в поселке КомаровоАнна Андреевна любила свою дачу, шутливо, но ласково называла ее зеленой «будкой», поскольку домик был небольшим. Любовь к своей «будке» Ахматова выразила в стихотворение «Приморский сонет», которое посвящено ее даче и здешним местам.
В народе же ее дачу называли «ахматовская будка». Но на самом деле дача была не ее. Загородный домик Анне Андреевне выделил Литфонд. «Зеленая будка» Ахматовой и еще пять литераторских дач стоят здесь и сейчас, принадлежат Союзу писателей Петербурга. Но музея здесь нет. Как и в былые времена тут отдыхают петербургские литераторы. На саму дачу попасть можно, если договориться с сотрудниками музея «Келломяки-Комарово», но сделать это удается не всегда. Мне, к сожалению, пришлось любоваться «ахматовской будкой» через забор. Зато как мне рассказали, во времена Анны Андреевны дача выглядела немного иначе. Тогда не было застекленной веранды, она появилась позже.
"Постучи кулачком - я открою": проникновенное стихотворение Анны Ахматовой
Как-то довелось мне давным-давно побывать в Фонтанном доме в Петербурге, в музее Анны Андреевны Ахматовой. Тогда меня, юную и наивную барышню, поразил, казалось бы, очевидный факт, что Анна Андреевна, которая представлялась мне неким чуть ли не недостижимым идеалом, жила в очень стеснённых условиях, носила многократно перешлите ситцевые платья и вела очень простой незамысловатый быт.
Старинный сундук, потёртая пепельница, спички, в обшарпанном секретере - расписка от соседского мальчика Вали Смирнова, адресованная Ахматовой и торжественно скрепленная двумя подписями обоих сторон: "Обещаю больше никогда не кривляться, за что Ахматова будет со мной дружить". Записка, оставленная мальчиком, которому так и не суждено было вырасти.
В конце тридцатых годов Анна Андреевна Ахматова жила в Ленинграде, в квартире своего гражданского мужа - Николая Пунина, которая располагалась в Фонтанном доме бывшего Шереметьевского дворца. Семья Пуниных занимала во флигеле дома четыре комнаты. После окончательного расставания с Пуниным, Ахматова переехала в бывшую "детскую", где и жила вплоть до 1941 года.
Несмотря на былую роскошь дома, обстановка комнаты, в которой жила Ахматова, оставляла желать лучшего.
"Общий вид комнаты - запустение, развал. У печки кресло без ноги, ободранное, с торчащими пружинами. Пол не метен. Красивые вещи - резной стул, зеркало в гладкой бронзовой раме, лубки на стенах - не красят, наоборот, еще более подчеркивают убожество. <. >Единственное, что в самом деле красиво, - это окно в сад и дерево, глядящее прямо в окно." (Воспоминания Лидии Корнеевны Чуковской)
Две из шести комнат бывшей господской квартиры оставались незанятыми, и туда в рамках программы "уплотнения" вселили обычную рабочую семью.
Сама Ахматова предполагала (и не без оснований), что у матери семейства Смирновых, Тани, было очень понятное и логичное по тем временам задание: следить за "неблагополучным элементом" в лице поэтессы и докладывать обо всем происходящем в ее комнате по известному адресу.
Впрочем, подозрения Ахматовой вовсе не мешали ей водить дружбу с детьми Смирновых - Валей и Вовой, к которым она была искренне привязана.
Со старшим - Валей - Анна Андреевна занималась французским. Впрочем, занятия эти не были очень продуктивными и нужны были скорее для того, чтобы чем-то занять ребенка и отвлечь его от бесконечных родительских скандалов.
Младшего - Вову - Ахматова любила не меньше, ласково называя его "Шакаликом". Мать мальчика часто оставляла его на попечении поэтессы, хвастаясь знакомым, что у нее "мировая нянька".
В этом дачном поселке ахматова получила дом в 1955 году
О знаменитых дачниках поселка Комарово
Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.
И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье легкий месяц льет.
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда.
Там средь стволов еще светлее,
И всех похоже на аллею
У царскосельского пруда.
А.Ахматова, 1958 год, пос. Комарово
Дачные окрестности Петербурга издавна привлекали людей, которые составляли славу России, были ее гордостью и заслуженно остались в памяти потомков
Речь пойдет о знаменитых дачниках поселка Комарово.
Этот тихий поселок до начала ХХ века назывался Хирвисуо. В 1901 году там построили платформу железной дороги, ведущей из Санкт-Петербурга в Выборг, и назвали ее Келломяки (Колокольная горка). Как свидетельствует предание, название связано с медным колоколом, который где-то в этих местах давал сигналы к началу и окончанию работы строителям железнодорожного полотна.
Появление платформы между соседними Куоккалой (Репино) и Терийоками (Зеленогорском) стимулировало приток дачников, и поселок Келломяки стал стремительно разрастаться.
Но прославил поселок не только академик Комаров — тут живали дачники гораздо более именитые…
Здесь была, к примеру, летняя резиденция известнейшего ювелира Карла Фаберже, а на даче Юхневича частенько гостила Матильда Кшесинская.
Вообще до революции в Комарово насчитывалось свыше четырехсот дач, принадлежавших особам из высшего петербургского света.
Многие постройки отличались затейливой архитектурой: высокие фигурные крыши, просторные веранды с разноцветными стеклами, резные наличники, жестяные узорчатые коньки и флюгеры.
Преобладали строения, рубленные из смолистых сосновых бревен, но для служебных построек использовался прочный финский бетон.
При этом мотивы северного модерна причудливо сочетались с элементами русского стиля.
К сожалению, после отделения Финляндии практически половина этих дач была продана новым владельцам — финнам, которые разбирали дома и перевозили их в пригороды Хельсинки.
Часть домов была уничтожена во время финской войны, так что ознакомиться с былым архитектурным великолепием Келломяк можно разве что по старым фотографиям.
В настоящее время Комарово ассоциируется прежде всего с именем Анны Ахматовой, похороненной в Комаровском некрополе.
Автобусы с туристами, свернув на Озерную улицу, как правило, делают остановку возле дач Литературного фонда, в одной из которых в 50–60-е годы жила и поэтесса.
В сравнении с возвышающимися неподалеку современными коттеджами ее дощатый домик выглядит более чем скромно, однако тысячам людей он гораздо интереснее, нежели шедевры новорусского зодчества.
Ахматова жила бедно, но иногда принимала гостей.
К ней приезжали Иосиф Бродский, Василий Аксенов, Андрей Битов — в то время начинающие литераторы, а ныне классики современности.
Одно время ахматовская «будка» (так называла свой домик Анна Андреевна) пребывала не в лучшем состоянии, однако три года назад по инициативе местной администрации дачу капитально отремонтировали, и за ее судьбу теперь можно не беспокоиться.
Дача другого нашего земляка — композитора Дмитрия Шостаковича —располагалась по другую сторону шоссе.
В былые времена двухэтажный деревянный дом встречал многочисленных гостей, известных представителей творческой интеллигенции. Впрочем, гениальный композитор предпочитал проводить время в уединении, и место к тому располагало.
Дом стоял в низине, так что шума от шоссе в нем практически не было слышно. Обширный участок обрамляют вековые деревья, и даже в солнечную погоду здесь царит полумрак.
Как известно, сын композитора Максим Шостакович, тоже музыкант, эмигрировал еще в начале восьмидесятых годов, но дача осталась во владении родственников. Однако старый дом снесен, и на участке возведены современные постройки.
Передано по наследству и дачное владение всемирно известного академика и нобелевского лауреата Ивана Павлова.
Получив ту самую премию, академик приобрел на собственные средства довольно обширный участок и выстроил дом, сохранившийся и по сию пору. Время, конечно, затронуло дачу, но живущие там потомки знаменитого физиолога по мере возможности поддерживают дом в порядке, не позволяя ему ветшать.
Кто не помнит Александра Невского или Ивана Грозного в исполнении гениального Николая Черкасова? Но мало кто знает, что актер тоже отдыхал летом в Комарово на своей даче.
Среди знаменитых комаровских дачников французское семейство Рено — те самые Рено, что основали успешное автомобильное производство, прославив фамилию на весь мир.
На Большом проспекте располагалась дача композитора Соловьева-Седого, именно здесь написавшего «Подмосковные вечера».
В Комарово жил писатель Юрий Герман, а его сын, маститый кинорежиссер Алексей Герман, учился в местной школе.
С 1949 года дачу Германов на Морской улице занял драматург Евгений Шварц, написавший в этом доме «Обыкновенное чудо» и сценарий фильма «Дон Кихот».
Причем режиссер фильма о «рыцаре печального образа» Григорий Козинцев, создавший и бесподобного «Гамлета», также имел дачу тут же, в поселке.
Кроме того, в Комарово частенько отдыхал на своей «фазенде» главный режиссер БДТ Георгий Товстоногов, а в Доме творчества Союза театральных деятелей едва ли не каждый год гостила великая актриса Фаина Раневская, к слову сказать, регулярно навещавшая в «будке» свою подругу Анну Ахматову.
Серьезная концентрация знаменитостей в Комарово обнаруживается в так называемом кооперативе «Ученый», что рядом с вышеупомянутой дачей Шостаковича.
Среди нынешних постоянных жителей поселка Комарово можно отметить нобелевского лауреата Жореса Алферова, известного писателя Даниила Гранина, а также музыканта редкого дарования Олега Каравайчука.
Ну и конечно, нельзя не сказать о Комаровском кладбище, где покоится не только Ахматова. Здесь могилы известных академиков, писателей, актеров, музыкантов, художников. Выдающиеся имена: академик Лихачев, художник Альтман, балерина Вечеслова, музыкант Курехин…
Некрополь, надо признать, поддерживается в достойном состоянии, не в пример поселку в целом. Многие дачи, представляющие безусловную архитектурную ценность, вроде виллы Рено, полуразрушены, и никто не занимается их восстановлением.
В этом дачном поселке ахматова получила дом в 1955 году
Струбковская сельская библиотека Клинского район запись закреплена
Свет в окне библиотеки
23 июня 1889 года родилась АННА АХМАТОВА — русская поэтесса Серебряного века, переводчица и литературовед, одна из наиболее значимых фигур русской литературы XX века. Была номинирована на Нобелевскую премию по литературе
Анна Ахматова писала о себе, что родилась в один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой» Толстого и Эйфелевой башней. Она стала свидетелем смены эпох — пережила две мировые войны, революцию и блокаду Ленинграда. Свое первое стихотворение Ахматова написала в 11 лет — с тех пор и до конца жизни она не переставала заниматься поэзией.
Литературное имя — Анна Ахматова
Анна Ахматова родилась под Одессой в семье потомственного дворянина, отставного инженера-механика флота Андрея Горенко. Отец боялся, что поэтические увлечения дочери опозорят его фамилию, поэтому еще в юном возрасте будущая поэтесса взяла себе творческий псевдоним — Ахматова.
«Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее мать была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем».
Анна Ахматова
Детство Анны Ахматовой прошло в Царском Селе. Как вспоминала поэтесса, читать она научилась по «Азбуке» Льва Толстого, по-французски заговорила, слушая, как учитель занимался со старшими сестрами. Свое первое стихотворение юная поэтесса написала в 11 лет.
Ахматова училась в Царскосельской женской гимназии «сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно». В 1905 году она была на домашнем обучении. Семья жила в Евпатории — мать Анны Ахматовой рассталась с мужем и уехала к южному побережью лечить обострившийся у детей туберкулез. В следующие годы девочка переехала к родственникам в Киеве — там она окончила Фундуклеевскую гимназию, а затем записалась на юридическое отделение Высших женских курсов.
В Киеве Анна начала переписываться с Николаем Гумилевым, который ухаживал за ней еще в Царском Селе. В это время поэт находился во Франции и издавал парижский русский еженедельник «Сириус». В 1907 году на страницах «Сириуса» вышло первое опубликованное стихотворение Ахматовой «На руке его много блестящих колец…». В апреле 1910 года Анна Ахматова и Николай Гумилев обвенчались — под Киевом, в селе Никольская Слободка.
После возвращения в Петербург Ахматова поступила на Высшие историко-литературные курсы. В начале своего творчества она пошла путем акмеизма — представляла новое литературное течение, которое противостояло символизму XIX века. Ахматова вместе с Гумилевым, Городецким, Мандельштамом и другими поэтами провозглашала культ конкретности, материальность, «вещественность» литературных образов. В тот период она писала много стихов и быстро стала популярной в поэтических кругах. Первую известность поэтессе принесло выступление в литературном кабаре «Бродячая собака».
«Такой судьбы не было еще ни у одного поколения»
В 1912 году вышел первый сборник стихотворений Ахматовой «Вечер» — литературная петербургская публика восприняла его с большим интересом. В этом же году поэтесса родила сына Льва Гумилева — будущего ученого.
Перед началом Первой мировой войны Ахматова опубликовала второй сборник стихотворений — «Четки». Ей казалось, что эта книга любовной лирики могла бы «потонуть» в мировых событиях того времени. Однако в течение следующего десятилетия сборник переиздавался восемь раз.
В 1914 году Николай Гумилев ушел на фронт, и Анна Ахматова проводила много времени в Слепневе — имении Гумилевых в Тверской губернии. Здесь она написала большую часть стихотворений, которые вошли в следующий сборник — «Белая стая», опубликованный в 1917 году.
«Белую стаю» открывало стихотворение «Думали: нищие мы…» 1915 года — тогда поэтесса заговорила о первых военных потерях:
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так сделался каждый день
Поминальным днем, —
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
Брак Ахматовой и Гумилева распался в августе 1918 года. Поэтесса вышла замуж за Владимира Шилейко — востоковеда и поэта, специалиста по Древнему Египту. В 1921 году Гумилева арестовали, а затем расстреляли — поэта обвинили в причастности к контрреволюционному заговору. Ахматова писала в дневнике: «Блок, Гумилев, Хлебников умерли почти одновременно. Ремизов, Цветаева и Ходасевич уехали за границу, там же были Шаляпин, Михаил Чехов и половина балета».
Год потрясений и утрат стал плодотворным для поэтического творчества Ахматовой. В апреле 1921 года вышел сборник стихов «Подорожник», а в октябре — книга «Anno Domini MCMXXI» (в переводе с латинского — «В лето господне 1921-го»).
С середины 20-х годов новые стихи Ахматовой перестали печатать, а старые не переиздавали. В то время поэтесса начала увлекаться архитектурой старого Петербурга и творчеством Пушкина.
Как писала Ахматова, «такой судьбы не было еще ни у одного поколения». В 30-е годы был арестован Николай Пунин, дважды арестован Лев Гумилев. В 1938 году его приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. О чувствах жен и матерей «врагов народа» — жертв репрессий 1930-х годов — Ахматова позже написала одно из своих знаменитых произведений — автобиографическую поэму «Реквием».
В 1939 году поэтессу приняли в Союз советских писателей. Перед войной вышел шестой сборник Ахматовой — «Из шести книг». «Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде», — писала поэтесса в воспоминаниях. Ахматову эвакуировали сначала в Москву, затем в Ташкент — там она выступала в госпиталях, читала стихи раненым солдатам и «жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте». В Северную столицу поэтесса смогла вернуться лишь в 1944 году.
«Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе… Проза всегда казалась мне и тайной, и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи — я никогда ничего не знала о прозе».
Анна Ахматова
«Декадентка» и номинант на Нобелевскую премию
В 1946 году было вынесено специальное Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» — за «предоставление литературной трибуны» для «безыдейных, идеологически вредных произведений». Оно касалось двух советских писателей — Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Их обоих исключили из Союза писателей.
Лев Гумилев, который после отбытия наказания добровольцем пошел на фронт и дошел до Берлина, снова был арестован и приговорен к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Все его годы заключения Ахматова пыталась добиться освобождения сына, однако Льва Гумилева выпустили на свободу только в 1956 году.
В 1951 году поэтессу восстановили в Союзе писателей. Никогда не имевшая собственного жилья, в 1955 году Ахматова получила от Литературного фонда дачный домик в поселке Комарово.
В 1962 году поэтесса завершила работу над «Поэмой без героя», которую писала в течение 22 лет. Как заметил поэт и мемуарист Анатолий Найман, «Поэма без героя» написана Ахматовой поздней об Ахматовой ранней — она вспоминала и размышляла об эпохе, которую застала.
В 1960-е годы творчество Ахматовой получило широкое признание — поэтесса стала номинантом на Нобелевскую премию, получила литературную премию «Этна-Таормина» в Италии. Оксфордский университет присвоил Ахматовой степень почетного доктора литературы. В мае 1964 года в Музее Маяковского в Москве прошел вечер, посвященный 75-летию поэтессы. На следующий год вышел последний прижизненный сборник стихов и поэм — «Бег времени».
Болезнь заставила Анну Ахматову в феврале 1966 года переехать в подмосковный кардиологический санаторий. В марте она ушла из жизни. Поэтессу отпели в Никольском морском соборе Ленинграда и похоронили на Комаровском кладбище.
Вот как описывает Будку Натан Готхарт
В Комарове В Комарове, дачном поселке под Ленинградом, Ахматова жила в маленькой стандартной даче Литфонда, которую прозвала "Будкой". Эта двухкомнатная деревянная дачка стала пристанищем Ахматовой на многие летние месяцы.
Вот как описывает Будку Натан Готхарт:
"С торца дома - высокое крыльцо, с которого попадаешь в крохотный коридорчик. Справа - маленькая кухня, слева - дверь в комнату Анны Андреевны… В комнате Анны Андреевны - маленький рабочий стол и кресло. Стол стоит к окошку боком, и когда Анна Андреевна сидит за столом, то свет слева. Есть несколько стульев и табуретка. Кровать представляет собой кроватную раму с сеткой, поставленную по углам на кирпичи. На стене книжная полка, рядом с ней прикреплен небольшой женский портрет, как после я узнал, Глебовой-Судейкиной. На стене икона "Рождество Христово". В комнате есть еще диван в виде высокого топчана. Он стоит у входа, торцом к двери, так что дверь открывается не полностью… На участке, вблизи дома, колодец. Рядом с крыльцом небольшая клумба с цветами. У забора несколько кустов бузины. Около них грядки с картошкой и различной зеленью".
Будка Вот так она и жила: всю жизнь на кроватях, поставленных на кирпичи, но всегда рядом с нею были портреты дорогих людей: Глебовой-Судейкиной, портрет работы Модильяни.
Так как Ахматова была совершенно беспомощна в житейских делах: она боялась техники, не умела включить проигрыватель, не умела поставить пластинку, не умела зажечь газ, с ней жила какая-нибудь добрая женщина, как например, Ханна Вульфовна Горенко, - невестка Ахматовой или Сарра Иосифовна Аренс - жена Льва Евгеньевича Аренса (брата первой жены Пунина - Анны Евгеньевны Аренс). Они помогали по хозяйству, обеспечивали быт.
Там, в Будке ее навещали друзья и знакомые: Лидия Чуковская, Лидия Гинзбург, Гитовичи, Готхарты, Валерия Срезневская, Фаина Раневская, Нина Ольшевская, Боря Ардов, Эмма Герштейн, Ника Глен, Наталия Ильина, Иосиф Бродский, Анатолий Найман, Дмитрий Бобышев, Евгений Рейн…
Именно в Комарове ею написаны великолепные строки, то, что мы называем философской лирикой Ахматовой:
Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.
И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье легкий месяц льет.
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда.
Там средь стволов еще светлее,
И всех похоже на аллею
У царскосельского пруда.
1958 Комарово
Похоронили Ахматову на комаровском кладбище, в окружении сосен и сказочной тишины.
В этом дачном поселке ахматова получила дом в 1955 году
Наталия Сафиуллина запись закреплена
Аня Полозова
23 июня 1889 — 05 марта 1966
Анна Ахматова писала о себе, что родилась в один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой» Толстого и Эйфелевой башней. Она стала свидетелем смены эпох — пережила две мировые войны, революцию и блокаду Ленинграда. Свое первое стихотворение Ахматова написала в 11 лет — с тех пор и до конца жизни она не переставала заниматься поэзией.
Анна Ахматова родилась в 1889 году под Одессой в семье потомственного дворянина, отставного инженера-механика флота Андрея Горенко. Отец боялся, что поэтические увлечения дочери опозорят его фамилию, поэтому еще в юном возрасте будущая поэтесса взяла себе творческий псевдоним — Ахматова.
«Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой. Ее мать была чингизидкой, татарской княжной Ахматовой, чью фамилию, не сообразив, что собираюсь быть русским поэтом, я сделала своим литературным именем».
Детство Анны Ахматовой прошло в Царском Селе. Как вспоминала поэтесса, читать она научилась по «Азбуке» Льва Толстого, по-французски заговорила, слушая, как учитель занимался со старшими сестрами. Свое первое стихотворение юная поэтесса написала в 11 лет.
Ахматова училась в Царскосельской женской гимназии «сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно». В 1905 году она была на домашнем обучении. Семья жила в Евпатории — мать Анны Ахматовой рассталась с мужем и уехала к южному побережью лечить обострившийся у детей туберкулез. В следующие годы девочка переехала к родственникам в Киеве — там она окончила Фундуклеевскую гимназию, а затем записалась на юридическое отделение Высших женских курсов.
В Киеве Анна начала переписываться с Николаем Гумилевым, который ухаживал за ней еще в Царском Селе. В это время поэт находился во Франции и издавал парижский русский еженедельник «Сириус». В 1907 году на страницах «Сириуса» вышло первое опубликованное стихотворение Ахматовой «На руке его много блестящих колец…». В апреле 1910 года Анна Ахматова и Николай Гумилев обвенчались — под Киевом, в селе Никольская Слободка.
После возвращения в Петербург Ахматова поступила на Высшие историко-литературные курсы. В начале своего творчества она пошла путем акмеизма — представляла новое литературное течение, которое противостояло символизму XIX века. Ахматова вместе с Гумилевым, Городецким, Мандельштамом и другими поэтами провозглашала культ конкретности, материальность, «вещественность» литературных образов. В тот период она писала много стихов и быстро стала популярной в поэтических кругах. Первую известность поэтессе принесло выступление в литературном кабаре «Бродячая собака».
В 1912 году вышел первый сборник стихотворений Ахматовой «Вечер» — литературная петербургская публика восприняла его с большим интересом. В этом же году поэтесса родила сына Льва Гумилева — будущего ученого.
Перед началом Первой мировой войны Ахматова опубликовала второй сборник стихотворений — «Четки». Ей казалось, что эта книга любовной лирики могла бы «потонуть» в мировых событиях того времени. Однако в течение следующего десятилетия сборник переиздавался восемь раз.
В 1914 году Николай Гумилев ушел на фронт, и Анна Ахматова проводила много времени в Слепневе — имении Гумилевых в Тверской губернии. Здесь она написала большую часть стихотворений, которые вошли в следующий сборник — «Белая стая», опубликованный в 1917 году.
«Белую стаю» открывало стихотворение «Думали: нищие мы…» 1915 года — тогда поэтесса заговорила о первых военных потерях:
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так сделался каждый день
Поминальным днем, —
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве.
Брак Ахматовой и Гумилева распался в августе 1918 года. Поэтесса вышла замуж за Владимира Шилейко — востоковеда и поэта, специалиста по Древнему Египту. В 1921 году Гумилева арестовали, а затем расстреляли — поэта обвинили в причастности к контрреволюционному заговору. Ахматова писала в дневнике: «Блок, Гумилев, Хлебников умерли почти одновременно. Ремизов, Цветаева и Ходасевич уехали за границу, там же были Шаляпин, Михаил Чехов и половина балета».
Год потрясений и утрат стал плодотворным для поэтического творчества Ахматовой. В апреле 1921 года вышел сборник стихов «Подорожник», а в октябре — книга «Anno Domini MCMXXI» (в переводе с латинского — «В лето господне 1921-го»).
С середины 20-х годов новые стихи Ахматовой перестали печатать, а старые не переиздавали. В то время поэтесса начала увлекаться архитектурой старого Петербурга и творчеством Пушкина.
Как писала Ахматова, «такой судьбы не было еще ни у одного поколения». В 30-е годы был арестован Николай Пунин, дважды арестован Лев Гумилев. В 1938 году его приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. О чувствах жен и матерей «врагов народа» — жертв репрессий 1930-х годов — Ахматова позже написала одно из своих знаменитых произведений — автобиографическую поэму «Реквием».
В 1939 году поэтессу приняли в Союз советских писателей. Перед войной вышел шестой сборник Ахматовой — «Из шести книг». «Отечественная война 1941 года застала меня в Ленинграде», — писала поэтесса в воспоминаниях. Ахматову эвакуировали сначала в Москву, затем в Ташкент — там она выступала в госпиталях, читала стихи раненым солдатам и «жадно ловила вести о Ленинграде, о фронте». В Северную столицу поэтесса смогла вернуться лишь в 1944 году.
«Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе… Проза всегда казалась мне и тайной, и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи — я никогда ничего не знала о прозе».
В 1946 году было вынесено специальное Постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» — за «предоставление литературной трибуны» для «безыдейных, идеологически вредных произведений». Оно касалось двух советских писателей — Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Их обоих исключили из Союза писателей.
«Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.
<. >
Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».
Отрывок из Постановления оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград»
Лев Гумилев, который после отбытия наказания добровольцем пошел на фронт и дошел до Берлина, снова был арестован и приговорен к десяти годам исправительно-трудовых лагерей. Все его годы заключения Ахматова пыталась добиться освобождения сына, однако Льва Гумилева выпустили на свободу только в 1956 году.
В 1951 году поэтессу восстановили в Союзе писателей. Никогда не имевшая собственного жилья, в 1955 году Ахматова получила от Литературного фонда дачный домик в поселке Комарово.
«Я не переставала писать стихи. Для меня в них — связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».
В 1962 году поэтесса завершила работу над «Поэмой без героя», которую писала в течение 22 лет. Как заметил поэт и мемуарист Анатолий Найман, «Поэма без героя» написана Ахматовой поздней об Ахматовой ранней — она вспоминала и размышляла об эпохе, которую застала.
В 1960-е годы творчество Ахматовой получило широкое признание — поэтесса стала номинантом на Нобелевскую премию, получила литературную премию «Этна-Таормина» в Италии. Оксфордский университет присвоил Ахматовой степень почетного доктора литературы. В мае 1964 года в Музее Маяковского в Москве прошел вечер, посвященный 75-летию поэтессы. На следующий год вышел последний прижизненный сборник стихов и поэм — «Бег времени».
Болезнь заставила Анну Ахматову в феврале 1966 года переехать в подмосковный кардиологический санаторий. В марте она ушла из жизни. Поэтессу отпели в Никольском морском соборе Ленинграда и похоронили на Комаровском кладбище.
«Не только умолк неповторимый голос, до последних дней вносивший в мир тайную силу гармонии, — с ним завершила свой круг неповторимая русская культура, просуществовавшая от первых песен Пушкина до последних песен Ахматовой».
Читайте также: