Дом в котором жил василий был обнесен новым забором
СУЩЕСТВИТЕЛЬНОЕ. ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ. ЧИСЛИТЕЛЬНОЕ. МЕСТОИМЕНИЕ
(устно) 1) В одном месте, около плантации, вдоль тропинки лежал толстый ствол упавшего дерева. На.стороне, |обращённойк деревне|, было вырублено несколько фигур. (М.-Мак.) 2) Я от-правился из деревни по тропинке.
(М.-Мак.) 3) Быстрые реки те-кут в каждом ущелье. (Прж.) 4) Машина проносилась по возвы-шенности. 5) В безмолвии погас звенящий зной. (Сераф.) 6) Кто- то пробежал по главной аллее. (Пол.) 7) Вошёл молодой кондук-тор в белом кителе. (Вер.) 8) Костёр горит уже огромным пламе-нем. (Кор.) 9) Поздно вечером проводил Павел гостей. (Н. О.) 10) В кабинете Татьяны Марковны стояло старинное, тоже окованное бронзой и украшенное резьбой бюро с зеркалом. (Гонч.) 11) Мы вышли с просёлка, где ноги вязли в расползавшейся почве, на большое шоссе, ведущее из Ясс в Бухарест. (Гарш.)(Повеств., невоскл., прост., односост., безличн., распростр., полное, осложнено прич. об.).
Крупный подзаголо вок, юный барабанщик, опытный на-
борщик, молодой переводчик, придирчивый заказчик, коренная суф. Л „ , .. „ сУФ- Л „
москвичка, красивый башмачок, шёлковый поясочек, резиновый
^суф. „ 1 прист."суф.
мячик, напрасное беспокойство, узкий перешеек, увеличить нефтедобычу, новая фабрика-кухня, сливочное мороженое.
Грузчик, крановщик; ключик, замочек, каблучок.
Цена (сущ.) человека -дело (сущ.) его. Наша Родина велика (кр. прил.) и многообразна (кр. прил.). Счастье умов благородных -видеть (н/ф гл.) довольство вокруг. Чтение (сущ.) - это окошко (сущ.) в мир. Глаза что часы.
1) Слово - одежда всех фактов, всех мыслей. (М. Г.) 2) Язык литературы - важное орудие производства для писателя. (Н. О.) 3) «Онегин» есть самое задушевное произведение Пушкина, самое любимое дитя его фантазии. Оценить такое произведение - значит оценить самого поэта во всём объёме его творческой деятельности.
(Бел.) 4) Точность и краткость - вот первые досто-инства прозы. (П.) 5) Мы доказали, что Онегин не холодный, не сухой, не бездушный человек, но мы до сих пор избегали слова «эгоист», и так как избыток чувств, потребность изящного не ис-ключают эгоизма, то мы скажем теперь, что Онегин - страдаю-щий эгоист. (Бел.) 6) Высокая культура речи - это умение пра-вильно, точно и выразительно передавать свои мысли средствами языка. (С. Ож.)I. 1) Только ветер, гостьнахальный, потрясает ворота. (Бл.) 2) Жена Ковалёва, врач, тоже была в армии. (В. Кат.) 3) Жена его, Верz_И°сиn°внz, писала повести и романы. (Ч.) 4) Деревня отделена от моря грядой невысоких дюн - угорий, как их тут называют. (Каз.) 5) «Р-адистмладшийсержант Симакова,» - отрапортовала она. (Каз.) 6) Хромой плотник - сосед пел песню о Байкале по вечерам на крылечке. (Песк.) 7) Московскому художнику Лаврову предложили написать несколько пейзажей Волги. (Пауст.) 8) При нём находилась громадная чёрная собака неизвестной породы по имени Арапка.(Ч.) 9) Плачет девушка-царевна у реки. (Ес.)
II. 1) Пусть реки есть мощней намного, но Волга-матушка одна. 2) Она! И тихо засмеялся, как будто Волгу он, сосед, мне обещал, а сам боялся, что вдруг её на месте нет. 3) Когда пошли уже к Уралу холмы, заставаджвныхлЭД, супруги юные помалу втянулись в общий разговор. 4) Сестра/Урала^иАлтая, своя, родная, вдаль и вширь с плечом великого Китая плечо сомкнувшая Сибирь. 5) Но не ударила царь-пушка. 6) И опыт, наш почтенный лекарь, подчас причудливо крутой, нам подносил по воле века его целительный покой. (А. Твардовский.)
Высокое здание, сильный ветер, редкий случай, умный человек, тяжёлый камень. Стеклянная ваза, серебряная монета, деревянная посуда, весенний сев, книжный магазин. Волчий вой, вороний крик, дедушкин орден, лисья нора, отцова куртка.
II. Сильный - более сильный, сильнее; самый сильный, сильнейший. Редкий - менее редкий, реже; самый редкий, редчайший. Умный - более умный, умнее; самый умный, умнейший.
Тяжелый - менее тяжелый, тяжелее; самый тяжелый, тяжелейший.Наша команда сегодня была сильнее противника. В музее хранятся редчайшие экспонаты.
1) Озеро было таинственное. (Пауст.) 2) Чем обильнее роса, тем жарче завтрашний день. (Пауст.) 3) Над головой дул медленный ветер. Он был, должно быть, очень горяч. (Пауст.) 4) Чуть мелькают огоньки рыбачьих лодок. (Пришв.) 5) Я срезал тончайший сучок у берёзы. (Пришв.)
236. 1)Раннім утром, почти на заре, когда белый туман по
крывал ещё Святое озеро сплошным мягким покровом, мы прошли мимо его берегов. (Кор.) 2) Обернулся и увидел маленькую крестьянскую девочку лет восьми в синем сарафанчике с клетчатым платком на голове. (Т.) 3) Пароход пришёл с востока. Это был первый пароход в нынешнюю навигацию. (Горб.) 4) В гостиной на диване сидела старушка небольЩого| роста в коричневм платье и белом чепце. (Т.)
Как прилагательные изменяются порядковые числ., причастия, многие местоимения.
Машинное отделение, башенный кран, экскурсионное бюро, соломенная шляпа, шерстяной свитер, пчелиный рой, оловянная посуда, скользкий паркет, низкий потолок, французский и немецкий языки, безопасный переход, междугородный телефон, дальневосточная тайга, вечнозелёное растение, четырёхэтажное здание, темно-коричневый костюм, изжелта-зелёный огурец, русско-английский словарь, блестящая на солнце роса, блестящий ответ, бессмысленный поступок. (прист.-суф.)
1) В саду он увидел дубы и вороньи гнёзда, похожие^на шапки. (Ч.) 2) По бирюзовому небосклону, беск°неgнювыс°к°—У
.нежному, поднимается золотистый шар солнца, Солнце, жгучее Иослепительное, заливает радостным светом холмистую поверхность океана. (Станюк.) 3) Всюду стоял шум, глухой, тяжелый,
сильный. (М. Г.) 4) Измученные, грязные, мокрые, мы достигли, наконец, берега. (Т.)
239. I. Байкал - пресноводное озеро в Восточной Сибири, находящееся на высоте четыреста пятьдесят три метра над уровнем моря. Площадь Байкала - тридцать одна тысяча пятьсот квадратных километров.
Его глубина - тысяча семьсот сорок один метр. Это самое глубокое из озёр мира. Байкал имеет свыше трехсот притоков и один исток - реку Ангару. Вода холодная (в августе около плюс девяти-десяти градусов). (По «Энциклопедическому словарю».)II. 1) В селении мы провели двое суток, осматривая окрестности и снаряжаясь в далёкий путь. 2) На третий день мы подошли к горному хребту. 3) Наибольшая ширина озера была равна шестидесяти километрам, наименьшая - тридцати. 4) В окружности оно имело около двухсот шестидесяти и в длину - восемьдесят пять. 5) Прошло четыре года. (В. К. Арсеньев.)
240. Языковеды подсчитали, что ребёнок употребляет примерно три тысячи пятьсот слов, подросток - девять тысяч, взрослый - двенадцать-четырнадцать тысяч. А. С. Пушкин в своих произведениях использовал более двадцати одной тысячи слов.
А сколько же всего слов в русском языке?
В городе на Неве находится .крупнейшая в мире словарная картотека, содержащая информацию более чем о пятиста тысячах слов. На основе редчайшего! собрания были выпущены ^есятк^ различных словарей. Среди них - семнадцатитомный «Словарь современного русского литературного языка». Недавно языковеды завершили работу над его ^вЮрым изданием. Этот словарь будет состоять из .двадцати томов, в нём будет систематизировано свыше ста тридцати тысяч слов.
Не мало ли это? Ведь у В. Даля - двести тысяч.
Да, но Далев словарь включает лексику не только литератур-ного языка, поясняет заведующий словарным отделом. В нём большое количество диалектных слов, терминология разных профессий и ремёсел. Что же касается рекорда, то его в будущем, видимо, побьёт готовящийся сейчас в Санкт-Петербурге словарь современного русского языка второй половины двадцатого века. В нём будет свыше двухсот тысяч слов.
Ведётся специальная работа и по исследованию неологизмов, которых пока ещё нет в толковых словарях; свод таких неологизмов насчитывает около пятидесяти тысяч. каких?
п [п] - согл., глух., тв.
ё [й] - согл., звонк., мягк.о [а] - гласн., безуд. [о] - гласн., уд.
б [б] - согл., звонк., мягк. т [т] - согл., глух., тв.
Личные: у меня, к ним. У.меня растут года.
Притяжат.: Наша Таня громко плачет. Посмотри на.с.ебя!
Определит.: Всякий кулик своё болото хвалит.
Указат.: У тебя такие руки, что сбежали даже брюки.
1) Дом, в..котором жил Василий, был обнесён новым забором. (Г. Н.) 2) «Что вам угодно, батюшка?» - спросила она. (П.) 3) Легко можно себе представить, что я почувствовал в эту минуту. (П.) 4) Скажите же мне какую-нибудь новость. (Л.) 5) Давно я не принимался за свой дневник. Между тем много ко.е.-.че.г.о надо было записать. (Гонч.) 6) Какой-то большой ястреб гнался за одной из чаек. (Арс.) 7) Через несколько минут лодки стали отходить от берега. Некоторое время слышны были разговоры, шум разбираемых вёсел. (Арс.) 8) Попытка перехватить Машу по дороге не привела ни. к_ч_ему. (Фад.) 9) Кто б ни был ты, печальный мой сосед, люблю тебя.. (Л.) 10) Гений, какое направление ни из- б_рёт, остан_тся вс_гда г_ний. (П.)
Я открыл для с_бя под Москвой н_в_домую и запов_дную
землю - Мещёру. Открыл я её случайно, рассматривая клочок карты. На этой карте было всё, что привлекало меня еще _с .детства: глухие леса, озёра, извилистые лесные реки(И)даже постоялые дворы.
Я в тот же год поехал в Мещёру, и с тех пор этот край стал второй мо_й родиной. Там до конца я понял, что значит любовь к своей родной земле, к каждой заросшей гусиной травой колее дороги, к каждой старой в_тл_, к каждой чистой лужиц_, гд_ отра- жа_тся прозрачный с_рп м_сяца, к каждому п_р_свисту птицы в л_сной тишин_.
Ничто так н_ обогатило м_ня, как этот скромный и тихий край. Там впервые я понял, что образность и волшебность, по словам Тургенева, русского языка неуловимым образом связаны с природой и бормотань_м рудников, криком журавлиных стай, с угасающими закатами, отдаленной песней девушек в лугах и тя-нущим издал_ка дымком от костра.
(Повеств., невоскл., сложное, сложноподч. с придат. опред., со- ед. союз. словом «что»; главное - двусост., распр., полное, осл. однор. подлеж. с обобщ. словом; придат. - двусост., распр., полн.).
Дом в котором жил василий был обнесен новым забором
УПС, страница пропала с радаров.
Вам может понравиться Все решебники
Колягин, Ткачёва, Фёдорова
Баранова, Дули, Копылова
Кузнецова, Титова, Гара
Алексеева, Низовцева, Ким
Рабочая тетрадь
Мерзляк, Полонская, Якир
Главная задача сайта: помогать школьникам и родителям в решении домашнего задания. Кроме того, весь материал совершенствуется, добавляются новые сборники решений.
Прочитайте. Укажите местоимения и сделайте их морфологический разбор. Что отличает местоимения от других самостоятельных
Как быстро выучить стихотворение наизусть? Запоминание стихов является стандартным заданием во многих школах.
Как научится читать по диагонали? Скорость чтения зависит от скорости восприятия каждого отдельного слова в тексте.
Как научится говорить грамотно и правильно? Общение на хорошем, уверенном и естественном русском языке является достижимой целью.
ЛитЛайф
— Что ты, Вася, сердишься? Надо же людям подработать.
— На заячье положение, значит, решили перейти? — язвительно спросил Василий. — Колхоз не прокормит, земля не прокормит, а липовое лыко прокормит? Ох, боюсь я, как бы мне эта веревочка поперек пашни не протянулась.
Дом, в котором вырос Василий, был обнесен новым забором, таким высоким, какого не имелось ни у кого в деревне.
Серый, похожий на волка пес с хриплым лаем кинулся на Василия. Мачеха Василия, Степанида, вышла из овчарни и замахнулась на пса лопатой:
— Цыц! Цыц, тебя, еретик!
Была она высока, статна, с правильными, по-мужски крупными чертами немолодого лица, с веками, всегда полуопущенными над строгими серыми глазами.
— А ведь я как знала, что вы придете! Пирогов с груздями напекла, Дуняшкиных любимых.
Поздоровавшись, она впереди гостей вошла в избу.
Шла она удивительно красиво, шла, как плыла, ни один волосок не колыхнулся на ее голове, и Василий, шагая за ней, подумал: «Поставь ей на голову полную стопку водки — и капли не расплещет».
В комнате, обставленной дорогой городской мебелью и множеством комнатных цветов, сидели отец Василия, два брата и гостья, молодая учительница. В углу, перед большим киотом, горела лампада.
Совсем немного осталось в Угрене староверческих, чтущих старый обычай семей, и в числе этих немногих была семья родителей Василия.
На первый взгляд казалось, что глава семьи — отец. Степанида держалась с мужем почтительно, ни, в чем ему не перечила, но в действительности верховодила в доме она.
Еще с давних пор, когда она, красавица, озорная и балованая девушка из зажиточной семьи, полюбила вдовца и бедняка и вышла за него наперекор родителям, у него осталось благодарное и восторженное отношение к ней.
Став хозяйкой дома, она обнаружила неожиданные «таланты»: умела скупить у соседей продукты за полцены и продать их в городе втридорога. Умела подлить воды в молоко, подмешать простоквашу с мукой к сметане и убедить покупателя, что у нее наилучший товар. Она быстро поняла, что муж неспособен к подобным «оборотам» и даже пугается их, и раз навсегда порешила держать его в стороне от своих дел. Тем удивительнее казалось ему неожиданное богатство.
Всю жизнь он работал и всю жизнь не мог выбиться из нужды, и то, что с приходом Степаниды в дом достаток пришел сам собой, казалось ему чудом. В семье создалось своеобразное разделение труда, и Кузьма со Степанидой прекрасно ладили. Он ведал «хозяйственной базой», «основным капиталом», надворными постройками и поделками, хлебом, сеном; в ее обязанности входило пустить этот капитал в оборот с максимальной прибылью.
«От тебя в доме хлеб, от меня кисели», — говорила она.
Постепенно жизнь менялась. Они вступили в колхоз, и труд Кузьмы Бортникова в колхозе становился все весомее и заметнее. Пришло такое время, когда он повез домой тонны зерна и овощей, полученные на трудодни. Это богатство было обильней, надежней базарных прибылей Степаниды: уже не только хлеб в доме, но и кисели были не от нее, а от него. Но в нем, старом, хоть и крепком человеке, навсегда сохранилось убеждение, что достаток и счастье семьи зиждется на Степаниде, что без Степаниды он возвратится к своей прежней, горестной жизни, когда он, вдовый, вдвоем с крохотным Василием, жил в покосившейся, пустой избе.
Со своим единственным пасынком Степанида обращалась со строгой справедливостью, ничем не отличала от своих детей. Но Василий не смог с ней ужиться, потому что был не мягче ее характером, и потому, что, как он говорил, у них были «разные линии жизни».
Впервые увидев трактор, Василий решил во что бы то ни стало стать трактористом. Вопреки родительской воле пошел в школу трактористов и стал работать в МТС.
Ему приходилось ездить по разным селам, и всюду он был желанным и удивительным гостем. Мальчишки толпились у трактора, а девчата табунами ходили за Василием. Скоро он стал известным в районе человеком, лучшим трактористом.
Ходил он, хмельной от лютого азарта работы, от районной славы, неожиданно свалившейся на его еще мальчишескую голову, от девичьих песен, слез, вздохов.
Когда через два года ему привелось несколько месяцев пожить у отца, все показалось ему чуждым, и трудно ему стало жить в родном доме. К тому же ему хотелось погулять, а Степанида была из тех, при ком не разделяешься. Воспользовавшись первым предлогом, Василий ушел из семьи.
С годами семейные несогласия и распри забылись и все ярче становились воспоминания тех лет, когда смородинник на огороде еще казался таинственной и заманчивой чащобой, когда впервые отец посадил его на коня, когда впервые солнечным утром он вместе с отцом пошел по пашне за бороной.
Закрыть Как отключить рекламу?Василий очень любил отца. Отец был кроток, заботлив, на редкость трудолюбив и способен к любому мастерству: пахарь, кузнец, плотник, сапожник, пимокат, — он все делал с такой любовью и искусством, что работа с отцом маленькому Василию казалась увлекательной, как игра.
Василий отодвинул цветы на лавке и сел рядом с отцом. В комнате стоял милый сердцу Василия запах кожи.
Отец, чернобровый, смуглолицый, с волосами, серебряными от седины и еще сильнее оттенявшими черноту лица, набивал заготовки на колодку. Его сухие руки то и дело касались Василия.
Младший брат, семнадцатилетний Петруня, «последыш», как его звала Степанида, тоже сапожничал, сидя у окна на низкой скамье, наполовину закрытой пышной зеленью фикусов и гераней. Чернобровый и черноглазый, как отец, белизной лица и льняными кудрями он пошел в мать. Был он мастер на все руки, озорник, непоседа, и его, единственного из всех сыновей, отец не раз стегал чересседельником.
Степанида и сноха Анфиса шили, а второй брат, белокурый плотный Финоген, разговаривал с учительницей.
Финоген работал в лесозаготовительной конторе, считал себя городским человеком и растил бородку клинышком.
Откинувшись на стуле, он слегка позировал перед учительницей и говорил с апломбом, но с искренним оживлением. Разговор шел о книгах. В семье любили разговоры на высокие, отвлеченные темы. Финогена все слушали с удовольствием, гордясь его умом и образованностью.
— «Обрыв» — это, безусловно, стоящая книга, — говорил Финоген. — Я ее прочел и опять же в другой раз прочел. Вера, хотя и умная, но, безусловно, пропащая, порченая, как раньше бывали кликуши. Ну, а Марфинька — эта и хозяйственная и из себя ничего. Однако настоящего серьеза в ней нет. Хотя кто ее знает? — Финоген склонил голову набок и продолжал с сомнением — Может, еще подрастет, остепенится? Хотя ведь не больно и молода, годков двадцать ей, как я полагаю. Марк — это мужик, как все мужики. Он свое взял — и ищи-свищи! А Райский — это хлюст. Этаких и сейчас много скачет. Это, безусловно, самая вредная порода. А вот кто хорош, так это бабушка — умная, рассудительная женщина, ничего не скажешь! Она хотя и путалась в молодости с соседом, но себя не уронила. Годков пятнадцать сбросить, так лучшей жены не надо.
— Для кого ты жену по книжке ищешь-лищешь? — спросила Степанида. — Или себе вторую приглядываешь по нынешним обычаям?
— Это я о Петруньке беспокоюсь, — усмехнулся Финоген.
Петр приподнял голову. Из-за листьев герани блеснула улыбка, такая же быстрая, как у Василия:
— И то правда, побеспокойся обо мне, братушка, а то я сам не угадаю невесту выбрать!
— Не об этом тебе надо думать! — нахмурилась Степанида и ласково обратилась к учительнице: — А вот вы, красавица моя, Елена Степановна, почему замуж не выходите? Девушка вы красивая, образованная, одежда у вас нарядная, чай, вам от женихов отбоя нет. Чего ж вам жить в одиночестве?
— Она меня дожидается! — опять сверкнул зубами Петр из-за пышной зелени.
— Не пойдет она за тебя, за озорника. У нее хороших-то женихов, чай, пруд пруди!
Степанида прекрасно знала, что учительница живет одиноко. Разговор о женихах она завела отчасти из любопытства, а главное, от скрытого желания сказать что-нибудь неприятное «чужой», которая, на взгляд Степанвды, живет легкой жизнью и держится барышней, не имея ни мужа, ни приданого, ни дома.
ЛитЛайф
Сад был обнесен белым каменным забором. В стороне, обращенной в поле, на правом углу стояла башня, построенная очень давно, еще в крепостное право. Низ был каменный, а верх деревянный, с площадкой, с конической крышей и с длинным шпилем, на котором чернел флюгер. Внизу были две двери, так что из сада можно было пройти в поле, и снизу вверх на площадку вела лестница, которая скрипела под ногами. Под лестницей были свалены старые поломанные кресла, и лунный свет, проникая теперь в дверь, освещал эти кресла, и они со своими кривыми, задранными вверх ножками, казалось, ожили к ночи и кого-то подстерегали здесь в тишине.
Подгорин взошел по лестнице на площадку и сел. Тотчас за забором была межевая канава с валом, а дальше было поле, широкое, залитое лунным светом. Подгорин знал, что как раз прямо, верстах в трех от усадьбы, был лес, и теперь ему казалось, что он видит вдали темную полосу. Кричали перепела и дергачи; и изредка со стороны леса доносился крик кукушки, которая тоже не спала.
Послышались шаги. Кто-то шел по саду, приближаясь к башне.
- Жук! - тихо позвал женский голос. - Жук, назад!
Слышно было, как внизу вошли в башню, и через минуту на валу показалась черная собака, старая знакомая Подгорина. Она остановилась и, глядя вверх, в ту сторону, где сидел Подгорин, дружелюбно замахала хвостом. А потом, немного погодя, из черной канавы, как тень, поднялась белая фигура и тоже остановилась на валу. Это была Надежда.
- Что ты там видишь? - спросила она у собаки и стала смотреть вверх.
Она не видела Подгорина, но, вероятно, чувствовала его близость, так как улыбалась и ее бледное лицо, освещенное луной, казалось счастливым. Черная тень от башни, тянувшаяся по земле далеко в поле, неподвижная белая фигура с блаженной улыбкой на бледном лице, черная собака, тени обеих - и все вместе точно сон…
- Там кто-то есть… - тихо проговорила Надежда.
Она стояла и ждала, что он сойдет вниз или позовет ее к себе и наконец объяснится, и оба они будут счастливы в эту тихую прекрасную ночь. Белая, бледная, тонкая, очень красивая при лунном свете, она ждала ласки; ее постоянные мечты о счастье и любви истомили ее, и уже она была не в силах скрывать своих чувств, и ее вся фигура, и блеск глаз, и застывшая счастливая улыбка выдавали ее сокровенные мысли, а ему было неловко, он сжался, притих, не зная, говорить ли ему, чтобы все, по обыкновению, разыграть в шутку, или молчать, и чувствовал досаду и думал только о том, что здесь в усадьбе, в лунную ночь, около красивой, влюбленной, мечтательной девушки он так же равнодушен, как на Малой Бронной, - и потому, очевидно, что эта поэзия отжила для него так же, как та грубая проза. Отжили и свидания в лунные ночи, и белые фигуры с тонкими талиями, и таинственные тени, и башни, и усадьбы, и такие «типы», как Сергей Сергеич, и такие, как он сам, Подгорин, со своей холодной скукой, постоянной досадой, с неуменьем приспособляться к действительной жизни, с неуменьем брать от нее то, что она может дать, и с томительной, ноющей жаждой того, чего нет и не может быть на земле. И теперь, сидя здесь, на этой башне, он предпочел бы хороший фейерверк, или какую-нибудь процессию при лунном свете, или Варю, которая опять прочла бы «Железную дорогу», или другую женщину, которая, стоя на валу, там, где стоит теперь Надежда, рассказывала бы что-нибудь интересное, новое, не имеющее отношения ни к любви, ни к счастью, а если и говорила бы о любви, то чтобы это было призывом к новым формам жизни, высоким и разумным, накануне которых мы уже живем, быть может, и которые предчувствуем иногда…
Закрыть Как отключить рекламу?- Никого нет, - сказала Надежда.
И постояв еще минуту, она пошла по направлению к лесу, тихо, понурив голову. Собака побежала впереди. И Подгорин долго еще видел белое пятно.
«Как это все сложилось, однако…», - повторял он мысленно, возвращаясь к себе во флигель.
Он не мог себе представить, о чем он будет завтра говорить с Сергеем Сергеичем, с Татьяной, как будет держать себя с Надеждой - и послезавтра тоже, и заранее испытывал смущение, страх и скуку. Чем наполнить эти длинные три дня, которые он обещал прожить здесь? Ему припомнились разговор об ясновидении и фраза Сергея Сергеича: «он ахнуть не успел, как на него медведь насел», вспомнил он, что завтра в угоду Татьяне придется улыбаться ее сытым, пухлым девочкам, - и решил уехать.
В половине шестого на террасе большого дома показался Сергей Сергеич в бухарском халате и в феске с кисточкой. Подгорин, не теряя ни минуты, пошел к нему и стал прощаться.
- Мне необходимо быть в Москве к десяти часам, - говорил он, не глядя на него. - Я совершенно забыл, что меня будут ждать у нотариуса. Отпустите меня, пожалуйста. Когда ваши встанут, скажите им, что я извиняюсь, страшно жалею…
Он не слышал, что говорил ему Сергей Сергеич, и торопился, и все оглядывался на окна большого дома, боясь, как бы дамы не проснулись и не задержали его. Ему было стыдно этой своей нервности. Он чувствовал, что в Кузьминках он уже последний раз и больше сюда не приедет, и, уезжая, оглянулся несколько раз на флигель, в котором когда-то было прожито так много хороших дней, но на душе у него было холодно, не стало грустно…
Дома у себя на столе он увидел прежде всего записку, которую получил вчера. «Милый Миша, - прочел он, - вы нас забыли совсем, приезжайте поскорее…» И почему-то ему вспомнилось, как Надежда кружилась в танце, как раздувалось ее платье и видны были ноги в чулках телесного цвета…
А минут через десять он уже сидел за столом и работал и уже не думал о Кузьминках.
Когда в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив, в С. очень хорошо, что в С. есть библиотека, театр, клуб, бывают балы, что, наконец, есть умные, интересные, приятные семьи, с которыми можно завести знакомства. И указывали на семью Туркиных как на самую образованную и талантливую.
Эта семья жила на главной улице, возле губернатора, в собственном доме. Сам Туркин, Иван Петрович, полный, красивый брюнет с бакенами, устраивал любительские спектакли с благотворительною целью, сам играл старых генералов и при этом кашлял очень смешно. Он знал много анекдотов, шарад, поговорок, любил шутить и острить, и всегда у него было такое выражение, что нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. Жена его, Вера Иосифовна, худощавая, миловидная дама в pince-nez, писала повести и романы и охотно читала их вслух своим гостям. Дочь, Екатерина Ивановна, молодая девушка, играла на рояле. Одним словом, у каждого члена семьи был какой-нибудь свой талант. Туркины принимали гостей радушно и показывали им свои таланты весело, с сердечной простотой. В их большом каменном доме было просторно и летом прохладно, половина окон выходила в старый тенистый сад, где весной пели соловьи; когда в доме сидели гости, то в кухне стучали ножами, во дворе пахло жареным луком - и это всякий раз предвещало обильный и вкусный ужин.
И доктору Старцеву, Дмитрию Ионычу, когда он был только что назначен земским врачом и поселился в Дялиже, в девяти верстах от С., тоже говорили, что ему, как интеллигентному человеку, необходимо познакомиться с Туркиными. Как-то зимой на улице его представили Ивану Петровичу; поговорили о погоде, о театре, о холере, последовало приглашение. Весной, в праздник - это было Вознесение, - после приема больных, Старцев отправился в город, чтобы развлечься немножко и кстати купить себе кое-что. Он шел пешком, не спеша (своих лошадей у него еще не было), и все время напевал:
Ответ на Номер №394 из ГДЗ по Русскому языку 9 класс: Бархударов С.Г.
ГДЗ (готовое домашние задание из решебника) на Номер №394 по учебнику Русский язык. 9 класс. Учебник для общеобразовательных организаций / С.Г. Бархударов и др. Просвещение, 2019г.
Условие
Спишите, соблюдая правила правописании. Найдиго местоимения и выполните их морфологический разбор. Сформулируйте правило написания не и ни в отрицательных и неопределенных местоимениях, о также употребления дефиса в неопределённых местоимениях. 1) Дом в котором жил Василий был обнесён новым забором. (Г. Николаева) 2) «Что вам угодно батюшка» — спросила она. (А. Пушкин) 3) Легко можно себе представить что я почувствовал в эту минуту. (А. Пушкин) 4) Скмжите(же) мне как-нибудь) новость. (М. Лермонтов) 5) Давно я (н..)принимался за свой дневник. Между тем много (кое)чего надо было записать. (И. Гончаров) 6) Какой(то) большой ястреб гнался за одной пз чаек. (В. Арсеньев) 7) Через (не)сколько минут лодки стали отходить от берега. (Не)которое время слышны были разговоры шум разбираемых вёсел. (В. Арсеньев) 8) Попытка перехватить Машу по дороге (н..)привела (н..)(к)чему. (А. Фадеев) 9) Кто б (н..)был ты печальный мой сосед люблю тебя. (М. Лермонтов) 10) Гений какое направление (н..)изб..рёт останется всегда гений. (А. Пушкин)
ЛитЛайф
Книга "«Я понял жизни цель» (проза, стихотворения, поэмы, переводы)"
Оглавление
Читать
Войти через Гугл Войти через Фейсбук Войти через Яндекс Войти через ВконтактеПомогите нам сделать Литлайф лучше
Выбрать главу (249) Изменить стиль страницыПриблизительно с 1907 года стали расти как грибы издательства, часто давали концерты новой музыки, одна за другою открывались выставки картин «Мира искусства», «Золотого руна», «Бубнового валета», «Ослиного хвоста», «Голубой розы». Вместе с русскими именами Сомова, Сапунова, Судейкина, Крымова, Ларионова, Гончаровой мелькали французские имена Боннара и Вюйара. На выставках «Золотого руна», в затененных занавесями залах, где пахло землей, как в теплицах, от наставленных кругом горшков с гиацинтами, можно было видеть присланные на выставку работы Матисса и Родена. Молодежь примыкала к этим направлениям.
На территории одного из новых домов Разгуляя во дворе сохранялось старое деревянное жилье домовладельца-генерала. В мезонине сын хозяина, поэт и художник Юлиан Павлович Анисимов, собирал молодых людей своего толка. У него были слабые легкие. Зимы он проводил за границей. Знакомые собирались у него в хорошую погоду весной и осенью. Читали, музицировали, рисовали, рассуждали, закусывали и пили чай с ромом. Здесь я познакомился со множеством народа.
Хозяин, талантливейшее существо и человек большого вкуса, начитанный и образованный, говоривший на нескольких иностранных языках свободно, как по-русски, сам воплощал собою поэзию в той степени, которая составляет очарование любительства и при которой трудно быть еще вдобавок творчески сильною личностью, характером, из которого вырабатывается мастер. У нас были сходные интересы, общие любимцы. Он мне очень нравился.
Здесь бывал ныне умерший Сергей Николаевич Дурылин, тогда писавший под псевдонимом Сергей Раевский. Это он переманил меня из музыки в литературу, по доброте своей сумев найти что-то достойное внимания в моих первых опытах. Он жил бедно, содержа мать и тетку уроками и своей восторженной прямотой и неистовой убежденностью напоминал образ Белинского, как его рисуют предания.
Здесь университетский мой товарищ К.Г. Локс, которого я знал раньше, впервые показал мне стихотворения Иннокентия Анненского, по признакам родства, которое он установил между моими писаниями и блужданиями и замечательным поэтом, мне тогда еще неведомым.
У кружка было свое название. Его окрестили «Сердардой», именем, значения которого никто не знал. Это слово будто бы слышал член кружка, поэт и бас Аркадий Гурьев однажды на Волге. Он его слышал в ночной суматохе двух сошедшихся у пристани пароходов, когда один пришвартовывают к другому и публика с нового парохода проходит с багажом на пристань через внутренность ранее причаленного, смешиваясь с его пассажирами и вещами.
Гурьев был из Саратова. Он обладал могучим и мягким голосом и артистически передавал драматические и вокальные тонкости того, что он пел. Как все самородки, он одинаково поражал беспрерывным скоморошничаньем и задатками глубокой подлинности, проглядывавшими сквозь его ломанье. Незаурядные стихи его предвосхищали будущую необузданную искренность Маяковского и живо передающиеся читателю отчетливые образы Есенина. Это был готовый артист, оперный и драматический, в исконной актерской своей сути, неоднократно изображенной Островским.
У него была лобастая, круглая, как луковица, голова с едва заметным носом и признаками будущей лысины во весь череп, от лба до затылка. Весь он был движение, выразительность. Он не жестикулировал, не размахивал руками, но верх туловища, когда он стоя рассуждал или декламировал, ходил, играл, говорил у него. Он склонял голову, откидывался назад корпусом и ноги ставил врозь, как бы застигнутый в плясовой с притопыванием. Он немного зашибал и в запое начинал верить в свои выдумки. К концу своих номеров он делал вид, что пятка пристала у него к полу и ее не оторвать, и уверял, будто черт ловит его за ногу.
В «Сердарде» бывали поэты, художники, Б.Б. Красин, положивший на музыку блоковские «Вербочки», будущий сотоварищ ранних моих дебютов Сергей Бобров, появлению которого на Разгуляе предшествовали слухи, будто это новонародившийся русский Рембо, издатель «Мусагета» А.М. Кожебаткин, наезжавший в Москву издатель «Аполлона» Сергей Маковский.
Сам я вступил в «Сердарду» на старых правах музыканта, импровизациями на фортепиано изображая каждого входящего в начале вечера, пока собирались.
Быстро проходила короткая весенняя ночь. В раскрытое окошко веяло утренним холодом. Его дыхание подымало полы занавесей, шевелило пламя догоравших свечей, шелестело лежавшими на столе листами бумаги. И все зевали, гости, хозяин, пустые дали, серое небо, комнаты, лестницы. Мы расходились, обгоняя по широким и удлинившимся от безлюдья улицам громыхающие бочки нескончаемого ассенизационного обоза. «Кентавры», – говорил кто-нибудь на языке времени.
Вокруг издательства «Мусагет» образовалось нечто вроде академии. Андрей Белый, Степун, Рачинский, Борис Садовский, Эмилий Метнер, Шенрок, Петровский, Эллис, Нилендер занимались с сочувственной молодежью вопросами ритмики, историей немецкой романтики, русской лирикой, эстетикой Гёте и Рихарда Вагнера, Бодлером и французскими символистами, древнегреческой досократовской философией.
Закрыть Как отключить рекламу?Душой всех этих начинаний был Андрей Белый, неотразимый авторитет этого круга тех дней, первостепенный поэт и еще более поразительный автор «Симфоний» в прозе и романов «Серебряный голубь» и «Петербург», совершивших переворот в дореволюционных вкусах современников и от которых пошла первая советская проза.
Андрей Белый обладал всеми признаками гениальности, не введенной в русло житейскими помехами, семьей, непониманием близких, разгулявшейся вхолостую и из силы производительной превратившейся в бесплодную и разрушительную силу. Этот изъян излишнего одухотворения не ронял его, а вызывал участие и прибавлял страдальческую черту к его обаянию.
Он вел курс практического изучения русского классического ямба и методом статистического подсчета разбирал вместе со слушателями его ритмические фигуры и разновидности. Я не посещал работ кружка, потому что, как и сейчас, всегда считал, что музыка слова – явление совсем не акустическое и состоит не в благозвучии гласных и согласных, отдельно взятых, а в соотношении значения речи и ее звучания.
Иногда молодежь при «Мусагете» собиралась не в конторе издательства, а в других местах. Таким сборным местом была мастерская скульптора Крахта на Пресне.
В мастерской был жилой верх в виде неогороженных, свешивавшихся над ней полатей, а внизу, задрапированные плющом и другой декоративной зеленью, белели слепки с античных обломков, гипсовые маски и собственные работы хозяина.
Однажды поздней осенью я читал в мастерской доклад под названием «Символизм и бессмертие». Часть общества сидела внизу, часть слушала сверху, разлегшись на полу антресолей и выставив за их край головы.
Доклад основывался на соображении о субъективности наших восприятий, на том, что ощущаемым нами звукам и краскам в природе соответствует нечто иное, объективное колебание звуковых и световых волн. В докладе проводилась мысль, что эта субъективность не является свойством отдельного человека, но есть качество родовое, сверхличное, что это субъективность человеческого мира, человеческого рода. Я предполагал в докладе, что от каждой умирающей личности остается доля этой неумирающей, родовой субъективности, которая содержалась в человеке при жизни и которою он участвовал в истории человеческого существования. Главною целью доклада было выставить допущение, что, может быть, этот предельно субъективный и всечеловеческий угол или выдел души есть извечный круг действия и главное содержание искусства. Что, кроме того, хотя художник, конечно, смертен, как все, счастье существования, которое он испытал, бессмертно и в некотором приближении к личной и кровной форме его первоначальных ощущений может быть испытано другими спустя века после него по его произведениям.
Доклад назывался «Символизм и бессмертие» потому, что в нем утверждалась символическая, условная сущность всякого искусства в том самом общем смысле, как можно говорить о символике алгебры.
Галина Николаева - Жатва
Василий подвинул к себе тарелку, обвел сидящих медленным твердым взглядом и сказал:
— Ну, рассказывайте, как в колхозе?
— Да что в колхозе… Землю остудили — не навозят второй год… Я сам-то в МТС работаю, а здесь люди никак дело не наладят, — ответил Степан.
Они говорили о колхозных делах, и как будто все шло по порядку, только глаза у всех троих были остановившиеся да Авдотья то и дело замирала на полуслове.
Жатва - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Жатва - читать книгу онлайн бесплатно, автор Галина НиколаеваКак будто верх в споре остался за Василием, а все же вечером он долго не мог уснуть: все стояло перед глазами гневное лицо Любавы, все слышался ее голос: «Эх, ты. Председатель. »
Его томило ощущение какой-то еще самому не вполне ясной ошибки. Он чувствовал, что эта ошибка была допущена им не только на работе, но и дома. Семейная жизнь не ладилась. Внешне все было гладко, не было ни ссор, ни крику, но не было и радости. В доме стояла напряженная, неспокойная тишина.
Однажды под вечер, вскоре после поездки в райком, он с досадой отодвинул от себя кипу бумаг и сказал:
— Концы. Хоть один вечер хочу провести не как председатель отстающего колхоза, а как обыкновенный человек. Раздышаться надо! Собирайся, Дуняшка, пойдем вечерять к бате.
Василий давно уже был готов, а Авдотья все еще собиралась, примеряя то одну, то другую кофту.
— Чего ты разневестилась? — окликнул он.
— Да ведь маменька своеобычлива. Боюсь, не осудила бы, — оправдывалась Авдотья.
В синей сатиновой кофте и в темной повязке, бледная, с кроткими большими глазами, она казалась усталой и испуганной девочкой, раньше времени принявшей на себя бремя бабьей доли.
Василию захотелось обнять ее, но он сдержался. Как стеклянная, невидимая, но непроницаемая стена, стояла между ними взаимная настороженность. Каждый раз, когда ему хотелось приласкать жену, он вспоминал о недавней близости ее со Степаном, и это воспоминание сковывало его. Он сдержался и на этот раз, не обнял ее, но взглянул ласковее чем обычно, и она сразу встрепенулась, порозовела и по привычке, чуть выпятив суховатые губы, передохнула, словно на миг сбросила с плеч тяжесть.
Василий вышел на крыльцо и остановился, поджидая Авдотью.
Прямо над головой, на чистом, как стекло, небе лежало легкое облако, желтоватое от закатного света. Дом стоял на крутогоре, и с высокого крыльца Василию видно было подступавшую с правой стороны сплошную стену леса.
Слева до самого горизонта расстилались поля. Твердая снежная гладь блестела на солнце слюдяным и чуть розоватым блеском; только пересекавшая поле взрыхленная дорога синела, как пересыпанная синькой, да тень у дальнего оврага была no-вечернему резка и отчетлива.
Василий расправил плечи, глубоко вздохнул и почувствовал, как по всему телу расходится колючая свежесть.
Авдотья торопливо вышла на крыльцо и остановилась рядом с Василием, укутанная в синюю шубу и в серую пуховую шаль.
Василий не повернулся к ней. Он стоял неподвижно, не отрывая глаз от снежной равнины.
— Солнышко-то! — щурясь на солнце, сказала Авдотья.
— Помнишь, Дуня, раньше батин надел был возле оврага, а оврагом владел Павлович, а дальше шла полоса Конопатовых, — он усмехнулся. — Тоже ведь «полями» называли мы наши закуты! Хозяйствовали всерьез, как на взаправдошнем хозяйстве.
Теперь он уже не мог представить себе эти поля разделенными, разрезанными на отдельные полосы.
Невдалеке, там, где к полю подходила лесная кромка, вдруг метнулось что-то яркое и легкое.
— Дуня, гляди-ка, гляди, лиса!
В янтарном вечернем свете лиса была огнисто-рыжей.
Издали она казалась не больше котенка, но отчетливо видны были ее тонкие ножки, длинный вытянутый хвост и необыкновенная легкость каждого движения.
Она то бежала петлями, то останавливалась, приподняв лапу, как собака на стойке, то припадала к земле, то неслась, как стрела, распушив хвост.
— Гляди, гляди, мышкует![1] Ах, зелены елки! — почти кричал Василий, по-мальчишески захваченный зрелищем.
А лиса пошла прыжками, яркая, быстрая, как живой солнечный луч на снегу, на миг расстелилась на земле и вдруг взвилась в воздух в таком высоком прыжке, что Василий ахнул.
Припав мордой к земле, помогая себе лапами и играя хвостом, она теребила что-то неразличимое.
От вида этого зверька, радостно игравшего на снежной равнине, Василий повеселел, и ему показалось, что счастье — вот оно, вокруг, хоть пей его через край, хоть черпай пригоршнями!
Возле поймы, из-за увала, на дорогу вышел мужчина. Он тянул за собой салазки, нагруженные молодыми липами. Приглядевшись, Василий узнал Матвеевича и сказал с досадой:
— И этот не лучше других. Надо в поле навоз возить, а он за лыком в лес подался.
На продаже веревки можно было заработать хорошие деньги, и нередко колхозники уклонялись от колхозной работы, шли в лес, рубили молодые липы, обдирали их, мочили лыко и крутили из мочала веревочку.
Сперва Василий не придал этому значения: не липовому лыку итти против пашни! Потом увлечение веревками стало раздражать его.
Он задумал организовать веревочное производство с тем, чтобы распределять доход на трудодни, но колхозники на это не пошли:
— Жди, когда колхоз рассчитается! А тут сдал конец— и получай рубль из рук в руки!
Кончилось тем, что Василий возненавидел все, напоминающее веревки, и, увидев на дороге обрывок, сердито отшвыривал его в сторону.
Глубину веревочной опасности он понял только сейчас, когда увидел Матвеевича с салазками, груженными молодыми деревьями.
— Удобрения не вывезены, инвентарь весь расхудился, а они знай крутят веревочку днем и ночью. Ляжет она на мою хребтину. — сердито бормотал он.
— Что ты, Вася, сердишься? Надо же людям подработать.
— На заячье положение, значит, решили перейти? — язвительно спросил Василий. — Колхоз не прокормит, земля не прокормит, а липовое лыко прокормит? Ох, боюсь я, как бы мне эта веревочка поперек пашни не протянулась.
Дом, в котором вырос Василий, был обнесен новым забором, таким высоким, какого не имелось ни у кого в деревне.
Серый, похожий на волка пес с хриплым лаем кинулся на Василия. Мачеха Василия, Степанида, вышла из овчарни и замахнулась на пса лопатой:
— Цыц! Цыц, тебя, еретик!
Была она высока, статна, с правильными, по-мужски крупными чертами немолодого лица, с веками, всегда полуопущенными над строгими серыми глазами.
— А ведь я как знала, что вы придете! Пирогов с груздями напекла, Дуняшкиных любимых.
Поздоровавшись, она впереди гостей вошла в избу.
Шла она удивительно красиво, шла, как плыла, ни один волосок не колыхнулся на ее голове, и Василий, шагая за ней, подумал: «Поставь ей на голову полную стопку водки — и капли не расплещет».
В комнате, обставленной дорогой городской мебелью и множеством комнатных цветов, сидели отец Василия, два брата и гостья, молодая учительница. В углу, перед большим киотом, горела лампада.
Совсем немного осталось в Угрене староверческих, чтущих старый обычай семей, и в числе этих немногих была семья родителей Василия.
Читайте также: