Был лишен возможности жить литературным трудом автор романа чевенгур и повести котлован
Однакофилософский контекст, позволяющий, как видим, говорить не только о заимствованиях (например, в случае с Н. Ф. Федоровым, подробно исследованном в литературоведении), но и о совпадении направления и стиля мышления Платонова с чисто философскими стилем и направлением мышления, – так вот, философский контекст естественно сопрягается в произведениях Платонова с современным ему политическим контекстом. Собственно говоря, попытка философского осмысления политических реалий 1920-х годов и создает своеобразие платоновских художественных текстов, являясь одной из главных и принципиальных особенностей: с помощью философии как универсального знания писатель пытался объяснить (или скомпрометировать) конкретную политическую реальность, обступавшую со всех сторон и чрезвычайно интересовавшую его. Отсюда наложение политического и философского контекстов, соотносящихся как единичное и общее (что, разумеется, не исключает наличия в произведениях зон, свободных от наложения: чисто политических и чисто философских); отсюда же необычайное внимание и почти исчерпывающее знание социально-политической и идеологической повседневности, которые оказываются на первый взгляд всего лишь строительным материалом фантасмагорических сюжетов и образов. Но фантасмагорию выявлял в самой же реальности и её многочисленных текстах безжалостный взгляд философа, существовавшего в ином пространстве-времени, философа, который основывал свои построения именно на углубленном изучении реальности. Проза Платонова реалистична, можно сказать, изощренно реалистична.
Эта статья, увидевшая свет в феврале 1925 года, свидетельствует о происшедших изменениях в платоновском мировоззрении, о начале следующего периода творчества, периода острой социальной критики, отстранения и сомнения, говорит о возникновении у писателя критического отношения к Миру, к официальной идеологии и политике 17 .
По Платону, идея – акт божественного мышления и образец, по которому создается чувственно воспринимаемая вещь. В мире, описанном Платоновым, идея играет примерно ту же роль: и как идея человека, и как идея коммунизма.
– А что такое социализм, что там будет и откуда туда добро прибавится?
Копенкин объяснил без усилия:
28 августа 120 лет назад родился Андрей Платонов
Андрей Платонов (настоящее имя Андрей Платонович Климентов) родился 16 (28) августа 1899 в Воронеже. Русский советский писатель, поэт и публицист, драматург, киносценарист, журналист, военный корреспондент. Участник Великой Отечественной войны, майор.
Имя Андрея Платонова занесено в золотой фонд русской литературы.
Фирменный стиль Платонова формировался в авангардные 20-е годы прошлого века. Необычный язык, вплетение в ткань произведения метафорических образов и отвлечённых понятий, поражают читателя с первых строк. Из творческого наследия выделяются сборники рассказов и повестей «Епифанские шлюзы» (1927), «Происхождение мастера» (1929), «Река Потудань»(1937), роман «Чевенгур», повести «Котлован» и «Ювенильное море». В 1970 г. был опубликован сборник «Размышления читателя».
Октябрьская революция кардинально меняет всю жизнь Платонова; для него, трудящегося человека, напряжённо осмысливающего жизнь и своё место в ней, настаёт новая эпоха. Сотрудничает в редакциях разных газет и журналов Воронежа, выступает как публицист, рецензент, пробует себя в прозе, пишет стихи.
В 1919 участвует в гражданской войне в рядах Красной Армии. После окончания войны возвращается в Воронеж, поступает в Политехнический институт, который заканчивает в 1926 году.
В конце 1940-х, лишённый возможности зарабатывать себе на жизнь литературным трудом, писатель обратился к пересказам русских и башкирских сказок, которые у него принимали некоторые детские журналы. Несмотря на вопиющую бедность, писатель продолжал творчество.
Андрей платонович платонов
Андрей Платонович Платонов (Климентов) (1899 – 1951) – русский советский писатель, прозаик и драматург 20 века, творчество которого отличается оригинальностью и самобытностью.
Родился Андрей Климентов 20 августа (1 сентября) 1899 года в Воронеже в рабочей семье, в которой, кроме Андрея, родилось еще 10 детей.
Будучи старшим сыном, Андрей Платонович помогает родителям в воспитании братьев и сестер, а позже начинает обеспечивать материально.
Образование в биографии Платонова (фамилию сменил в 1920 году) было получено вначале церковно-приходской школе, затем – в 4х-классной городской школе. С 1918 года стал учиться в техническом училище Воронежа.
Из-за трудного материального положения в семье рано начал работать. Сменил он много профессий: был помощником машиниста, литейщиком труб на заводе, работал в страховой сфере, в производстве мельничных жерновов.
Писать стал во время гражданской войны, поскольку работал военным корреспондентом.
За этим последовала активная творческая деятельность: Андрей Платонович Платонов проявил себя как талантливый писатель (публицист, поэт) и критик.
В 1921 году он публикует свою первую книгу «Электрификация», а 1922 году в свет выходит книга стихов Платонова «Голубая глубина», получившая положительные отзывы критиков.
В 1923 году поэт Валерий Брюсов положительно отозвался о сборнике стихов Андрей Платоновича.
После окончания политехникума в 1924 году, Платонов работает электротехником и мелиоратором. Как многие люди того времени, биография Андрея Платонова наполнена идеалистическими революционными идеями. Высказывая их в своих произведениях, автор со временем приходит к противоположному мнению, поняв неосуществимость задуманного.
В 1927—1930 гг. Платонов пишет одни из самых значимых своих произведений: повесть «Котлован» и роман «Чевенгур».
Затем в жизни Платонова наступает переломный момент. После печати повести «Впрок», которая была резко раскритикована Иосифом Сталиным, произведения писателя отказываются публиковать. Во время Великой Отечественной войны Платонов, как и во время гражданской войны, работает военным корреспондентом. Повести и военные рассказы Платонова снова печатаются.
Однако литературная свобода писателя продлилась недолго. В 1946 году, когда вышел рассказ Платонова «Возвращение», его снова перестают печатать из-за чрезмерной критики, теперь уже навсегда. Вероятно, такие события привели его к ироническим мыслям по поводу несбыточности революционных идей. Умер писатель 5 января 1951 года в Москве от туберкулеза, и был похоронен на Армянском кладбище.
Литературная слава к писателю пришла уже после смерти. Как кратко заметил В. Васильев: «Читатель разминулся с Андреем Платоновым при его жизни, чтоб познакомиться с ним в 60-е годы и открыть его заново уже в наше время».
В память о писателе в Воронеже его именем названы улица, библиотека, гимназия, литературная премия, а также в его честь установлен памятник в центре города.
Узнайте, насколько хорошо вы запомнили краткую биографию Платонова:
Будь в числе первых на доске почета
Андрей Платонов
Родился Андрей Платонович в августе 1899 года в Ямской слободе (Воронеж). Мальчик был первенцем в семье железнодорожного мастерового. Отец будущего писателя, Платон Фирсович Климентов, был машинистом паровоза и слесарем, он дважды удостоен звания Героя труда. Мать Мария Васильевна Лобочихина была дочерью часового мастера. После замужества женщина занималась домашним хозяйством.
Андрей Платонов в детстве
Семья Климентовых была большой. За свою жизнь Мария Васильевна родила одиннадцать детей. Платон Фирсович проводил в мастерских почти все свое время. Старшие дети с юных лет помогали отцу зарабатывать деньги, чтобы прокормить семью.
В возрасте семи лет Андрей был зачислен в церковно-приходскую школу. В 1909 году мальчик поступил на обучение в городскую четырехклассную школу. С 13 лет будущий писатель начал работать по найму. Юноша пробовал разные профессии, до восемнадцати лет он успел поработать во многих мастерских Воронежа.
Творчество
Андрей Климентов поступил в железнодорожный техникум в 1918 году. Окончить обучение молодому человеку помешала Гражданская война. Для Андрея настал новый период жизни. Гражданскую войну он прошел в рядах Красной Армии. Октябрьская революция стала для молодого человека толчком к творчеству.
В начале двадцатых годов Климентов изменил фамилию и стал сотрудничать с редакциями разных журналов и газет Воронежа. Он попробовал себя как поэт, публицист, критик, обозреватель.
В 1921 году из печати вышла первая книга Андрея Платонова под названием «Электрификация». Его рассказы более раннего времени отличаются агрессивностью.
Смена тона в творчестве писателя произошла в 1921 году после встречи с будущей женой.
Андрей Платонов в молодости
В год рождения своего первенца Платонов выпустил сборник стихов «Голубая глубина». В 1926 году писатель окончил работу над рукописью повести «Епифанские шлюзы».
Переезд в Москву и некоторая доля известности вдохновили автора. Следующий год был для Платонова очень плодотворным.
Из-под пера писателя вышли повести «Сокровенный человек», «Город Градов», «Эфирный тракт», а также рассказы «Песчаная учительница», «Как зажглась лампа Ильича», «Ямская слобода».
Свои главные произведения Платонов создал на рубеже тридцатых годов прошлого века. В 1929 году он закончил работу над романом «Чевенгур», а в 1930 году – над социальной притчей «Котлован». При жизни писателя эти произведения не были изданы.
Его отношения с властью и цензурой были очень натянутыми. Писатель неоднократно попадал в опалу. Повесть «Впрок», опубликованная в 1931 году, вызвала сильное недовольство Сталина.
Политический деятель потребовал лишить писателя возможности печататься.
Иллюстрация к повести Андрея Платонова “Котлован”
В 1934 году давление власти немного ослабло. Платонов отправился с коллегами в поездку по Средней Азии.
Вдохновение пришло к писателю после посещения Туркмении, и он написал рассказ «Такыр», чем вызвал новую волну неодобрения и критики.
Когда Сталин читал некоторые из произведений Платонова, он оставлял на полях пометки в виде бранных слов, характеризующих автора.
Писатель Андрей Платонов
Несмотря на недовольство власти, писатель смог опубликовать в 1936 году несколько своих рассказов. После начала Второй мировой войны в его творчестве появилось место для фронтовой темы. В пятидесятых годах Платонов сосредоточил свое внимание на литературной обработке народных сказок.
Личная жизнь
Андрей Платонов женился в возрасте 22 лет. Его избранницей стала Мария Кашинцева. Девушка была первым серьезным увлечением писателя. Через 6 лет после начала семейной жизни Платонов написал рассказ «Песчаная учительница», который посвятил супруге. В основу сюжета легли факты из биографии Марии Александровны.
Андрей Платонов с женой Марией Кашинцевой
Будущая жена писателя в 1921 году уехала в захолустье, чтобы избежать отношений с Платоновым. Этот «побег от любви» и лег в основу рассказа об учительнице. Мария жила в шестидесяти километрах от города.
Писатель навещал невесту два-три раза в месяц. Беременность Марии окончательно решила вопрос ее отношений с Платоновым. Писатель своей настойчивостью склонил девушку к замужеству в 1921 году.
В 1922 году в семье родился сын, мальчика назвали Платоном в честь отца писателя.
Родители Андрея Платонова
В том же году от отравления ядовитыми грибами умерли брат и сестра прозаика. Он испытывал сильные душевные муки, разрываясь между счастьем супружеской жизни и семейным горем. Мать писателя не нашла общего языка с невесткой, Андрей Платонович оказался в сложной ситуации. Ему так и не удалось примирить двух главных женщин в своей жизни.
В 1929 году в возрасте 54 лет мать прозаика умерла. Через семь лет после ее кончины Платонов написал рассказ «Третий сын», посвященный Марии Васильевне.
Андрей Платонов с женой и сыном
Жизнь внука Климентовых оказалась короткой и трагичной. Платон много болел в детстве, вырос капризным и бесконтрольным юношей. В возрасте пятнадцати лет он попал в тюрьму. В заключении Платон заболел туберкулезом. Молодой человек скончался от чахотки в возрасте двадцати лет. Незадолго до своей смерти Платон Андреевич стал отцом.
Личная жизнь писателя имела отражение в творчестве Платонова. Его герои страдали вместе с ним, любили вместе с ним, сходили с ума и умирали. Платонов стал дедом, но потеря сына сломила его внутренний стержень.
Андрей Платонов с женой и дочкой Машей
В 1944 году Мария Александровна решилась на вторые роды. На свет появилась дочь писателя Маша. Платонов в то время уже был болен чахоткой. Фото последних лет жизни писателя дает ясное представление о состоянии его души и тела.
Смерть
Во время Второй мировой войны Андрей Платонович в чине капитана служил фронтовым корреспондентом газеты «Красная звезда».
Писатель участвовал в боевых действиях, не отсиживался в тылу, был скромен в солдатском быту. По одной из версий, чахоткой Платонов заразился именно на войне.
Солдатский быт помог писателю собрать материал для фронтовых рассказов и очерков, которые были напечатаны в журнале «Красная звезда».
В 1946 году Платонов был демобилизован из-за болезни. В этом же году он закончил работу над рассказом «Семья Иванова», который появился в печати под названием «Возвращение». Волна критики снова накрыла Платонова с головой. Он был обвинен в клевете на воинов-победителей и отлучен от печати.
Нобелевская премия за произведения на русском языкеПоследние годы жизни Платонову пришлось ради заработка заниматься черновым литературным трудом. Творчество писателя сосредоточилось вокруг переработки народных сказок.
Интерес к детской литературе появился у Платонова из-за его маленькой дочки Машеньки. В 1950 году писатель закончил работу над сказками «Неизвестный цветок» и «Волшебное кольцо».
По мотивам этих произведений советские мультипликаторы создали в конце семидесятых годов мультипликационные фильмы.
Памятник Андрею Платонову в Воронеже
Умер писатель зимой 1951 года в Москве от чахотки, похоронили его на Армянском кладбище. В 1952 году окончился жизненный путь отца писателя.
Жена Платонова скончалась в 1983 году, она пережила мужа на три десятка лет. Их дочь Мария Андреевна посвятила свою жизнь работе по публикации произведений отца.
Она также создала одну из версий его биографии.
Книги Платонова стали активно издаваться в восьмидесятые годы прошлого века. Произведения автора вызвали волну интереса у нового поколения читателей. В 2005 году Мария Андреевна умерла и была похоронена на Армянском кладбище.
Библиография:
- 1920 — рассказ «Чульдик и Епишка»
- 1921 — рассказ «Маркун», брошюра «Электрификация»
- 1922 — книга стихов «Голубая глубина»
- 1927 — повести «Город Градов», «Сокровенный человек», «Эфирный тракт», рассказы «Ямская слобода», «Песчаная учительница», «Как зажглась лампа Ильича»
- 1929 — роман «Чевенгур»
- 1929 — рассказы «Государственный житель», «Усомнившийся Макар»
- 1930 — «Котлован», «Шарманка» (пьеса)
- 1931 — «Бедняцкая хроника» «Впрок», пьесы «Высокое напряжение» и «14 красных избушек»
- 1934 — повести «Мусорный ветер», «Ювенильное море» и «Джан», рассказ «Такыр»
- 1936 — рассказы «Третий сын» и «Бессмертие»
- 1937 — рассказы «Река Потудань», «В прекрасном и яростном мире», «Фро»
- 1939 — рассказ «Родина электричества»
- 1942 — «Одухотворённые люди» (сборник рассказов)
- 1943 — «Рассказы о Родине» (сборник рассказов)
- 1943 — «Броня» (сборник рассказов)
- 1945 — сборник рассказов «В сторону заката солнца», рассказ «Никита»
- 1946 — рассказ «Семья Иванова» («Возвращение»)
- 1947 — книги «Финист — Ясный Сокол», «Башкирские народные сказки»
- 1948 — пьеса «Ученик лицея»
- 1950 — сказка «Неизвестный цветок»
Творчество Андрея Платонова
Выступление на 10 съезде Союза русских писателей (1999)
Не один я, должно быть, все последние годы жил с ощущением того, что общее наше строительное укрепительное дело вспоможения Отечеству получается плохо. Не одному мне являлись подозрения, будто мы, каким-то образом оказались не там, где нам должно быть, — оказались на пустынном берегу, от которого Русь отчалила, и это осталось для нас незамеченным.
Для литературы больше, чем для любого другого искусства, важны восприятие, отзвук, взаимосвязь с читателем. Литература вдохновляется, питается энергией ответной волны. Мы тужимся восстанавливать разрушенное, складывать разрозненные части воедино, но они выскальзывают из наших рук и рассыпаются без того цементирующего состава, который есть читательское внимание.
И глухая тревога охватывает нас, — никогда еще не были мы столь искренни в своем гневе и боли за Россию, никогда еще в попытке сказать громко и значимо слова всеобщей мобилизации не выкладывались мы до столь жертвенной опустошенности. Что же, напрасно? Чтобы ответить на этот вопрос, в расчет надо брать немалые стада, пасущиеся на наших добродетельных засевах.
Большие, вдесятеро большие стада, срывающих цветы, чем тех, кто поставляет дурно пахнущие блюда. Эти количества читателей, как бы ни казались. С одной стороны, они нам велики, с другой — малы, решающей роли не играют. Они лишь подтаивающие с разных концов стороны айсберга. Развернись завтра под изменчивым ветром айсберг, и не наших читателей убудет, а наших прибудет.
Однако общее число останется примерно одинаковым. По сравнению с огромной массой великана, влачимого непогодой и вморозившего в себя культурную потребность, оно есть лишь малая частица этого великана. За десять лет число читателей сократилось едва ли не в тысячу раз, и это еще, надо думать, великодушные подсчеты.
А что такое десять лет, как не один миг? Литература потеряла не только государственное, не только общественное значение, но значение органическое, личностное. После Октябрьской революции произошел не меньший слом народного бытия; и безвкусица, и пошлость также ударились в разгул, до такого не доходило.
Вспомним, сразу после гражданской войны появились Шолохов, Леонов, Булгаков, Платонов, талант молодого Есенина возрос до гениальности, при этом каждый из них принимал новую жизнь в сомнениях и борениях, которые, казалось, должны были сказаться на литературе.
Но этого не произошло, несмотря на тогдашнее разногласие, даже на прямую директиву агитпропа — взорвать, разрушить, стереть с лица земли старые художественные формы.
Что такое для искусства уничтожить старые художественные формы? Это убить отечественное искусство, отменить национальную самовыговариваемость, заставить русский язык говорить не по-русски, из русской души устроить разлив и развес на все вкусы. Не вышло. Вдумаешься: ведь значит что-то тот факт, что юная советская литература не стала ожидать толстовских сроков для написания «Войны и мира», а принялась создавать эпопею за эпопеей о гражданской войне тотчас же, по горячим следам, словно торопясь заявить неизменность и крепость отеческих художественных принципов.
В одной из последних статей Валентин Непомнящий сказал, что роковой ошибкой большевиков было то, что они не стерли с лица земли русскую классику и позволили ей спасти культуру двадцатого века, а тем самым спасти Россию.
Парадокс — Василий Розанов считал, что русская литература своей безудержной критикой существовавшего порядка во весь девятнадцатый век погубила Россию, приведя ее к революции. Валентин Непомнящий уверен, что русская литература после революции спасла Россию.
Спасла в таком случае чем? Той своей частью, которая русское крестоношение, тяжкое и бесконечное, из коего слагалась тогда социальность, существовала среди удивительных даров родного, вынесенного из прошлого, приумноженного настоящим, раскинутого по земле и душам.
Оно, это крестоношение, неотделимо было от дивной поэзии народной жизни, из него-то ткалась и слагалась, выпевалась и выдыхалась, из этой обильной и яркой самопряди бытия, красота наших устных, а затем и письменных сказаний.
Да и что такое художественность литературы, как не вязь родного с родным, любого с любым, как не чуткие страстные всполохи от прикосновения к душевным закладам, не предельная проницательности, не сказанность несказанного, ни целомудрие чувства, не слава нашему земному пути.
Одна художественность, то есть красота русской литературы, в которую облекалась красота нашей самобытности, способна была спасти Россию, не дать забыть ее духовные и нравственные формы. Один русский язык, это неумолчное чудо в руках мастеров, в устах народа, занесенное на страницы книг, один ум, объявший собою всю Россию, способен был поднимать из мертвых и до сих пор поднимал. Но если так, если литература прошлого века спасла культуру России в XX, да еще продолжилась после революции лучшими своими качествами, в лучшей коренного свойства современной литературе, то, что же случилось потом — десять-пятнадцать лет назад, когда, получив подкрепление, она оказалась бессильной перед охватившем страну смятением?
И оказалась бессильной литература не только советская, но и эмигрантско-русская, пронизанная такой тоской и любовью к России, точно это было взысканием рая земного. Но как дряхлостью побило нашу, могучую книжную рать! В чем дело? Красноармеец Андрей Платонов, начинавший печататься сразу после гражданской войны, писал: «Труд — это совесть».
Один из его героев говорит: «А без меня народ неполный». И никому не приходит в голову не доверять этим словам или сомневаться в это наивной простоте, которая составляет у Платонова приземленную, как бы сознательно не поднимающуюся над землей мудрость.
Подобное же безусловное просторечие, точно валяющееся под ногами — только нагнись и подбери, а нагнувшись, поклонись его древнему и глубокому смыслу, — легкой найти и у красноармейца Леонида Леонова, и продразверстовца Михаила Шолохова.
Революция была, прежде всего, социальным переворотом, со стороны социальной она посягнула на душу, отменив Небо, но труд она отменить не могла — разрушенную страну надо было восстанавливать. Труд, напротив, был теоретизирован, а «труд — есть совесть».
Иван Ильин, размышляя над ними, объясняет эту сверхвыносливость народа тем, что идет он, не сворачивая, по своим исконным путям. Точнее не скажешь. Исконное, родное, родительское, нагретое и исхоженное многими и многими поколениями, вобравшее в себя и опыт, и силу веков, и веру, и Голгофу, и Воскресение — вот солнце второе, незакатное, когда небесное солнце затянуто тьмой.
Вторая революция на этом веку в России, происходившая на наших глазах, страшнее, разрушительнее, подлее первой. Теперешние революционеры вкатили машину разрушения тайно и предательски. Знамена подлости осеняют их действия от начала до конца. У большевиков была идея.
Даже если принять за истину, что они строили и укрепляли государство единственно для того, чтобы спасти свою власть и затем эксплуатировать ее по всему миру, то это сейчас, на виду установления единого мирового порядка, выглядит естественным в жестоком противоборстве, кто кого.
У наших же плюралистов и реформаторов, певших поначалу сладкими сиренами, не водилось другой цели, кроме разрушения. И мировые притязания расползлись по миру раздувшимися от разграбления богатейшей страны пауками. Уже теперь появляются откровения вроде тех, что они, реформаторы, никогда не ошибались в России.
Знали ей подлинную цену как страны, не способной вписаться в мировое сообщество, и народа, негодного для цивилизованной жизни. Это как раз и правда, если под неспособностью и негодностью понимать самостояние, не дающее России раствориться в чужих мирах. Но хулители-то не это имеют в виду.
Цинизм сделался «святой правдой», труд как понятие совестное поруган, воспитанием народа стала его выбраковка. Платоновское «без меня народ неполный» потеряло смысл. Из всех отстойников и запруд потекла литература, возглавившая авторитетом искусства разрушение человека, его земли и миропорядка. Вот почему самая читающая в мире страна превратилась в едва ли не самую нечитающую.
Эта была естественная и разумная реакция читателя на происшедшее. Его обманули и предали с такой жестокостью, какой, должно быть, в мире не бывало.
И не разбираясь в одних случаях, кто его предавал и кто предостерегал, а в других случаях и способный разбираться, но желая в величайшем своем сокрушении делать разницу между теми и другими, подобно тому, как и мы, более просвещенные, не хотим видеть этой разницы между лучшими и худшими в стане переворотчиков, народ в инстинктивной потребности сохранить себя отпрянул от всякого печатного слова, как от проказы. Вот в этом «чистом поле» стал появляться новый читатель. Или переродившийся в современных условиях, или принявший в душу семена смятения и безысходности. Погребальная литература как активная часть сегодняшнего постмодернизма явилась следствием того прямого факта, что смерть в России превзошла жизнь. Повеяло тленом, и внутри его тотчас зашевелились черви как продукт разложения некогда здорового тела. И читают сегодня всех этих Сорокиных и Яркевичей из трупоядствующей словесности больше, судя по тиражам их книг, чем Виктора Лихоносова, Василия Белова и любого из нас. Таковы культурно-потребительские реалии России конца столетия.
Андрей Платонов: странноязыкий певец пролетариата
В конце августа родился не имеющий аналогов в мировой литературе русский и советский писатель. Непростая его жизнь и тот путь, которым пробивались к читателю его тексты, определенно заслуживают статьи в нашем канале.
Настоящая фамилия Платонова — Климентов (с ударением на «е»). Свой литературный псевдоним он сделал из имени отца, Платона Фирсовича — машиниста паровоза и слесаря железнодорожных мастерских в Воронеже. В честь него писатель позже назвал и своего сына.
С детства Андрей впитал любовь к механизмам. Сам себя в более позднем возрасте он называл «человеком техники». Особенно полюбились ему паровозы, мотив которых проходит через всё его творчество. Даже людей Платонов нередко описывал как некие машины.
Детство у мальчика закончилось довольно быстро. Уже в 14 лет он начал работать, чтобы помочь родителям, поскольку был старшим ребенком в небогатой семье с 11 детьми.
Начинал он как помощник переписчика в губернском отделении страхового общества «Россия». Позже стал помощником машиниста на паровозе. А начиная с 1915 года в жизнь юного Андрея входит тяжёлый физический труд. Он устроился литейщиком на трубном заводе, а позже изготавливает мельничные жернова в воронежских мастерских. Также он вслед за отцом успел поработать слесарем.
С началом революции молодой парень занялся журналистикой. Поначалу он вынужденно совмещал её с работой на железной дороге и учёбой в Воронежском политехническом институте, откуда позже перевелся на филологический факультет. Себя он считал плоть от плоти пролетарием и революцию воспринял с большим энтузиазмом как шанс для страны и всего человечества.
Платонов участвовал в Гражданской войне на стороне Красной армии , был стрелком ЧОН (Частей Особого Назначения) и трудился фронтовым корреспондентом в редакции журнала «Железный путь». Позже писатель успешно повторит опыт военкора уже в годы Великой Отечественной войны.
Платонов (уже известный в литературной среде) женился на юной студентке филологического факультета — простой учительнице русского и литературы Марии Кашинцевой. Они прожили вместе больше 20 лет, не регистрируя отношений. Она работала литсекретарём мужа, родила ему сына и после смерти писателя стала «литературным душеприказчиком», публикуя его тексты и распоряжаясь творческим наследием.
Платонову было дважды присвоено почетное звание Героя Труда. Однако при этом лучшие произведения писателя — роман «Чевенгур» и повесть «Котлован» — были опубликованы уже после его смерти. В них Платонов создал вымышленную вселенную суровых, грубых и немного наивных мужчин, которые упорно складывают из чего придется лучший мир, где человека труда ждет, наконец, всеобщее счастье.
Платонов во многом остался в литературе благодаря тому, что выработал узнаваемый уникальный стиль. Его особенностью было широкое применение приёма остранения (в терминологии Виктора Шкловского) — выведение читателя из состояния «автоматизма восприятия». Писатель делал это с помощью ряда чисто языковых средств.
Например, он использовал множество синтаксически неправильных конструкций: «Думаешь в голову», «ответил… из своего высохшего рта», «узнал желанье жить в эту разгороженную даль».
Там, где можно было использовать конкретное слово, писатель любил применять обобщенное. Например, «Природа», «пространство», «погода» вместо конкретных пейзажных описаний. «Прушевский осмотрел пустой район близлежащей природы», «старое дерево росло… среди светлой погоды».
Любил Платонов и избыточности-плеоназмы: «Вощев… отворил дверь в пространство», «его тело отощало внутри одежды», «Что ж ты сегодня себе губки во рту не помазала?».
За счет этих (и некоторых других) вроде бы несложных приёмов любой текст писателя становился запоминающимся и интересным для чтения. Если заменить в текстах Платонова слова на общепринятые (сделать это несложно), то, во-первых, это будет уже не Платонов, а, во-вторых, текст резко обеднеет смыслами.
Один из специальных «эффектов», которых Платонов вольно (и невольно) добивался применением своего особого языка — это ощущение иронии , которое не покидает страницы его произведений даже когда там рассказывается о совершенно вроде бы не смешных вещах.
Кстати, именно на этой особенности пламенный коммунист Платонов и погорел. Однажды Иосиф Виссарионович Сталин прочитал только что вышедшую повесть Платонова «Впрок». В ней иронически были описаны реалии первых лет коллективизации.
Вождю категорически не понравился «тарабарский» язык и «балагурство», а также сатирическое изображение писателем лидеров колхозного движения. Трудно сказать, в какой мере стёбный подтекст был заложен Платоновым сознательно и в какой оказался случайным (известно, что сам писатель эту повесть хорошей не считал), но именно с этого момента начался длительный период травли Платонова в советской прессе.
Фактически он не угодил в тюрьму или в расстрельные списки лишь благодаря заступничеству друзей , среди которых числились Горький (которому Сталин в итоге поручил «перевоспитание» Платонова) и Шолохов. Кстати, позднее автор «Тихого Дона» выручил и сына своего друга, которому по ложному обвинению дали 10 лет лагерей. Фактически отсидел юноша всего два года, однако этого хватило, чтобы заболеть туберкулезом и впоследствии умереть. Ухаживая за сыном, заразился и Андрей Платонович, что также в итоге привело его к смерти через восемь лет.
Интересные факты:
Недоброжелатели Шолохова среди прочего распространяли слухи, что Платонов писал за него так и оставшийся незаконченным роман «Они сражались за родину». Поводом стала остановка работы над романом после ухода из жизни Андрея Платоновича. Кстати, свою недописанную рукопись Шолохов незадолго перед смертью сжёг.
Иосиф Бродский в своём эссе «Катастрофы в воздухе» упоминает Платонова в одном ряду с Джеймсом Джойсом (и это не удивительно, если учесть языковые эксперименты писателя), Робертом Музилем и Францем Кафкой. Также нобелевский лауреат сравнивает его с Достоевским.
Андрей Платонов: " . я прожил жизнь" Письма. 1920-1950 гг.
Поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы получать больше материалов на близкие темы в свою Яндекс-ленту.
Был лишен возможности жить литературным трудом автор романа чевенгур и повести котлован
Романы А. Платонова «Чевенгур» и «Котлован»
Роман Андрея Платонова «Чевенгур» - антиутопия. В нем описана фантастическая Чевенгурская коммуна, где коммунизм уже наступил. Главный герой Александр Дванов нашел общество, состоящее из одиннадцати полноправных членов – единственных оставшихся в живых и годных для коммунизма жителей и «прочих» - пришедших в коммуну бродяг. «Прочие», даже «распоследние пролетарии», по мнению чевенгурского диктатора Прошки Дванова, брата Саши, «хуже пролетариата», так как они «безотцовщина», «не русские, не армяне, не татары, а никто». По Платонову, эти люди «подобны черным ветхим костям из рассыпавшегося скелета чьей-то огромной и погибшей жизни». В этом образе – трагедия гражданской войны, после которой появилось очень много «прочих».
«Буржуев» и «полубуржуев», практически все прежнее население города, чевенгурцы истребили в результате двух расстрелов. В храме заседает ревком, Солнце объявлено всемирным пролетарием, доставляющим все необходимое для жизни (аллюзия к «Городу солнца»), труд упразднен как пережиток эксплуатации. На субботниках жители не создают никаких материальных ценностей, а только перемещают, сгребая в кучу, оставшиеся от буржуазии. Коммунизм для чевенгурцев самоочевиден, поскольку «когда пролетариат живет себе один, то коммунизм у него сам выходит».
В «Чевенгуре» Платонов хотел понять, каким может быть социализм и коммунизм, построенный руками пролетариев в разрушенной стране. И получил модель «военного коммунизма» в доведенной до абсурда форме. Вождь-фанатик Чепурный и Прошка Дванов выбрасывают лозунг «равенства в нищете»: «Лучше будет разрушить весь благоустроенный мир, но приобрести в голом виде друг друга, а посему, пролетарии всех стран, соединяйтесь!» В итоге все чевенгурцы, кроме братьев Двановых, гибнут от сабель и пуль белогвардейцев. Тем самым писатель утверждает, что социализм и коммунизм нельзя построить на нищете и отрицании культуры.
В финале «Чевенгура» Саша Дванов на коне. Пролетарская Сила скрывается на дне озера, чтобы, подобно богатырю Святогору, ждать часа, когда он вновь будет призван своим народом. А брат Саши Прошка превращается в бескорыстного искателя своего пропавшего брата. Однако время, когда писатель кончал роман, (1929 г.) давало мало шансов на то, что чистая душа Саши Дванова будет востребована обществом, а Прошки Двановы переродятся к лучшему.
Повесть «Котлован» - это гоголевский смех сквозь слезы. Писатель изобразил страшные явления жизни – принудительность труда и борьбу с «задумчивостью» (=с самостоятельностью мышления).
Название повести символично. Рабочие роют котлован под строительство общепролетарского дома-мечты, так что котлован – это символ основы будущего общества. Но, с другой стороны, котлован – это образ захоронения, где погребены надежды людей и где, как хотелось бы Платонову был бы погребен сталинизм.
Главный герой рабочий Вощев в день своего тридцатилетия уволен с механического завода «вследствие роста слабосильности и задумчивости». Вощев не болен, он ищет смысл жизни, он не может трудиться, не зная, куда надо стремиться.
Судьба приводит Вощева в барак, где спящие люди «были худы, как умершие». Они одержимы мечтой о доме будущего. Эта мечта воплощается в ребенке, девочке Насте, найденной умирающей на соломе в куче лохмотьев и тряпья. Для них Настя – «малое существо, которое будет жить на успокоенной земле, набитой их костьми, фактический житель социализма».
В романе немало впечатляющих, одновременно страшных и абсурдных сцен. Например, массовый убой скота: «Ликвидировав весь последний дышащий живой инвентарь, мужики стали есть говядину… есть никто не хотел, но надо было спрятать плоть родной убоины в свое тело и сберечь ее там от обобществления». Другой пример : Пожилой бедняк, который «был постоянно удивлен, что жив на свете», на вопрос, записываться ли ему в колхоз, получает ответ активиста: «конечно, а то в океан пошлю». «А бедняку нигде не страшно», — беспечно заявляет дед. И наконец: кулак прячет в сарае четыре мертвые овцы, засыпая их мякиной, а молотобоец, нашедший их, трогает ногой этих овец, и из туш поднимаются мухи.
Заканчивается роман трагически : «Мимо барака проходили люди, но никто не пришел проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и непрерывно думал о коллективизации». К финалу повести гротескное начало усиливается: смерть маленькой Насти приобретает глубокий символический смысл: фундаментом нового здания становится тело мертвого ребенка. Гротескной оказывается сама ситуация: строительство дома будущего становится лишь нескончаемым созданием котлована.
Андрей Платонов. Чевенгур
Если прочесть все произведения Платонова, кроме романа "Чевенгур", то истинный масштаб писателя останется для вас тайной за семью печатями. Его ранние повести, которые были опубликованы к 1927 году, свидетельствуют, что Платонов – весьма способный автор. Писатель с большим будущим. Но уже законченный в 1929-м и ненапечатанный "Котлован", который стал откликом писателя на "великий перелом" в деревне, показывает, что в самом писателе тоже что-то сломалось. В "Котловане" уникальный язык Платонова перешел на какую-то иную стадию, когда он перестал быть русским языком. 30-40-е годы – потерянное время для Платонова. Единственная повесть тех лет, которая заслуживает внимания - "Ювенильное море" (1934). Именно последнее произведение является своеобразным продолжением "Чевенгура", который и стал вершиной творчества писателя.
У произведения весьма своеобразная форма. Никаких глав в довольно объемном романе нет – читатель словно погружается в непрерывный поток событий. И логика во всем этом присутствует: жизнь ведь непрерывна, почему же текст о жизни героев романа нужно разделять на какие-то куски?
Весьма условно "Чевенгур" можно разбить на три неравноценные части. В первой автор рассказывает о русских "буддистах", безрезультатно ищущих свою нирвану. Пока эти "буддисты" осуществляют свои духовные поиски, подрастает новое поколение, которое во второй части переходит к строительству коммунизма, чтобы достигнуть коллективной нирваны, рожденной в головах Маркса и Энгельса (старое поколение к строительству социализма оказалось непригодно).
Хронологически вторая часть связана с путешествием двух главных героев (и двух скрытых геев) – Дванова и Копенкина по сельской местности на юге России. Во время этого трипа они пытаются осуществить первые опыты по немедленному строительству социализма: "Покушав пшенной каши в хате Достоевского, Дванов и Копенкин завели с ним неотложную беседу о необходимости построить социализм будущим летом". К сожалению, путешествие быстро заканчивается, и опыты не доводятся до конца.
В третьей части романа действие потихоньку перемещается в уездный город Чевенгур, в котором местные энтузиасты во главе с идиотом Чепурным уже построили коммунизм. Туда позднее подтягиваются Копенкин и Дванов. Эта третья часть несколько затянута, что отмечал еще и Максим Горький, которому дали ознакомиться с книгой в 1929 году.
В целом роман весьма увлекательный, хотя действия в нем немного. Я полагаю, что главное в "Чевенгуре" даже не содержание как таковое, а уникальный платоновский язык. Совсем не обязательно мучительно шевелить извилинами, пытаясь понять, что же нам хотел сказать Платонов. Можно просто читать "Чевенгур" и наслаждаться процессом: "Поганкин встретил Дванова неласково – он скучал от бедности"; "Социализм похож на солнце и восходит летом. Его нужно строить на тучных землях высоких степей"; "Социализм придет моментально и все покроет. Еще ничего не успеет родиться, как хорошо настанет!"; "Гляди, чтоб к лету социализм из травы виднелся!"; "В то время Россия тратилась на освещение пути всем народам, а для себя в хатах света не держала"; "На небе луна, а под нею громадный трудовой район – и весь в коммунизме, как рыба в озере!"…
Сталин со своими сторонниками участвовал в теоретической дискуссии о социалистическом проекте лишь для того, чтобы не бросалась в глаза его озабоченность совсем иной проблемой: сможет ли он осуществить с этой страной все свои грязные мечты?… Но Платонов, как и большая часть сторонних наблюдателей, не имел никакого понятия о том, что реально происходит за кулисами власти большевиков, и про сталинские грезы вряд ли догадывался.
Его "Чевенгур" – это художественное обращение к тем людям, которые пытались разобраться с тем, куда надо идти и что делать, чтобы построить социализм, а потом коммунизм. И суть этого обращения примерно следующая: - Вы, ребята, все умные и начитанные. Маркса изучали и даже Энгельса. Все ищете дорогу к светлому будущему. Но сколько вас там, умников? Сто, двести? Разве вы сможете построить коммунизм в огромной стране? Нет, строить его будут совсем другие. Простой народ. А как он его будет строить, если вы, умники, даже проект коммунизма набросать не можете?…
В "Чевенгуре" Платонов пишет прямым текстом о том, что люди вообще не понимают, что такое коммунизм: "..нигде коммунизм не был записан понятной песней, которую можно было вспомнить для утешения в опасный час; Карл Маркс глядел со стен, как чуждый Саваоф, и его страшные книги не могли довести человека до успокаивающего воображения коммунизма; московские и губернские плакаты изображали гидру контрреволюции, … но нигде не было той трогательной картины будущего, ради которого следует отрубить голову гидре…".
Претензия Платонова, обращенная к коммунистам во власти вполне понятна: после революции прошло 10 лет и не только коммунизма не видно, но даже как он должен выглядеть - непонятно!
В Чевенгуре коммунизм принялись строить самые "простые люди" - с абсолютно пустыми головами; с интеллектом, больше подходящим полену, чем человеку. Вот как автор охарактеризовал главного чевенгурского коммуниста Чепурного: "… в голове его, как в тихом озере, плавали обломки когда-то виденного мира и встреченных событий, но никогда в одно целое эти обломки не слеплялись, не имея для Чепурного ни связи, ни живого смысла… все эти ясные воспоминания плавали в его уме стихийно и никакого полезного понятия не составляли".
Ни один из героев не имеет никакого понятия о марксизме. Чепурный говорит в романе о Марксе: " писал, писал человек, … а мы все сделали, а потом прочитали, - лучше бы и не писал!". Единственное, что понимают чевенгуровцы про коммунизм: бедность – хорошо, богатство – плохо. Значит, богатых надо извести и всем будет хорошо!
В соответствии со своим пониманием "пролетарии" и строят коммунизм: сначала они расстреляли в Чевенгуре буржуев, а потом выгнали из города всех остальных ("класс остаточной сволочи"), отобрав у них имущество. После этого коммунизм образовался в Чевенгуре сам собой, под действием солнечных лучей ("…мы мобилизовали солнце на вечную работу, а общество распустили навсегда!"). Все одиннадцать "коммунистов" перестали работать (лишь на субботниках передвигали дома и переносили сады поближе друг к другу) и даже думать ("ум такое же имущество, как и дом, стало быть, он будет угнетать ненаучных и ослабелых…"). Стали жить стаей без частной собственности, и кормиться тем, что произвело солнце (дикими злаками на полях и травами). Потом они заскучали и пригнали в коммунизм каких-то бродяг ("прочих") и стали ничего не делать вместе с ними.
Но прошло какое-то время и мужикам захотелось баб: "- Каких пригонять? - спросил Прокофий у Чепурного и сел на повозку. – Не особых! – указал Чепурный. – Женщин, пожалуйста, но знаешь: еле-еле, лишь бы в них разница от мужика была, - без увлекательности, одну сырую стихию доставь!"
Бабы приехали и коммунизм стал рассасываться… И он бы безусловно рассосался по ячейкам общества, но нагрянули "белые" и перерезали "коммунистов". Остался один Прошка – самый хитро…мудрый из них, которому коммунизм быстро надоел и он уже успел наложить лапу на все чевенгурское имущество. Из стопроцентного коммунизма вылупилась "гидра" буржуазии.
Картинка нового общества, которую рисует Платонов, не очень увлекает. – Вот это вы собираетесь строить?… - Чтобы были только бедные, которые при коммунизме перестанут работать, а богатых у вас не будет вовсе? - Или у вас другой проект? - А какой тогда?…
Ответ Платонову был дан в самое ближайшее время: богатых уничтожили, как и в "Чевенгуре", потом шлепнули чепурных и копенкиных, а оставшихся ("остаточную сволочь" и "пролетариев") кремлевские прошки превратили в рабов. Вышел не Чевенгур, а Сталинабад.
Читайте также: