Эрик кендалл механизмы памяти
Автор разъясняет революционные достижения современной биологии и проливает свет на то, как бихевиоризм, когнитивная психология и молекулярная биология породили новую науку. Книга начинается с воспоминаний о детстве в оккупированной нацистами Вене и описывает научную карьеру Канделя: от его раннего увлечения историей и психоанализом до новаторских работ в области изучения клеточных и молекулярных механизмов памяти, за которые он удостоился Нобелевской премии.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Книга Эрика Канделя «В поисках памяти» — скачать в fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн. Оставляйте комментарии и отзывы, голосуйте за понравившиеся.В 1924 году, когда Хилл впервые приехал в Соединенные Штаты, вскоре после того, как он в возрасте 36 лет получил Нобелевскую премию за свои исследования механизма сокращения мышц, он выступал на научно конференции с докладом на эту тему. В конце его доклада один человек преклонных лет встал и задал Хиллу вопрос о практической пользе результатов его исследования.
Хилл задумался, стоит ли перечислять те многочисленные случаи, в которых результаты экспериментов, поставленных исключительно для удовлетворения научного любопытства, принесли огромную пользу человечеству, а потом повернулся к задавшему вопрос и сказал ему с улыбкой: "По правде говоря, сэр, мы это делаем не ради пользы. нам это просто нравится".
В 1924 году, когда Хилл впервые приехал в Соединенные Штаты, вскоре после того, как он в возрасте 36 лет получил Нобелевскую премию за свои исследования механизма сокращения мышц, он выступал на научно конференции с докладом на эту тему. В конце его доклада один человек преклонных лет встал и задал Хиллу вопрос о практической пользе результатов его исследования.
Хилл задумался, стоит ли перечислять те многочисленные случаи, в которых результаты экспериментов, поставленных исключительно для удовлетворения научного любопытства, принесли огромную пользу человечеству, а потом повернулся к задавшему вопрос и сказал ему с улыбкой: "По правде говоря, сэр, мы это делаем не ради пользы. нам это просто нравится".
Память всегда вызывала у меня восторженный интерес. Только подумайте: вы можете когда захотите вспомнить первый день в школе, первое свидание, первую любовь. При этом вы не только вспоминаете событие как таковое, но и чувствуете атмосферу, в которой оно происходило: картины, звуки и запахи, окружающих людей, время суток, разговоры, эмоции. Воспоминания о прошлом - что-то вроде мысленного путешествия во времени. Они освобождают нас от ограничений, накладываемых на нас временем и пространством, и позволяют свободно двигаться по совершенно другим измерениям.
Память всегда вызывала у меня восторженный интерес. Только подумайте: вы можете когда захотите вспомнить первый день в школе, первое свидание, первую любовь. При этом вы не только вспоминаете событие как таковое, но и чувствуете атмосферу, в которой оно происходило: картины, звуки и запахи, окружающих людей, время суток, разговоры, эмоции. Воспоминания о прошлом - что-то вроде мысленного путешествия во времени. Они освобождают нас от ограничений, накладываемых на нас временем и пространством, и позволяют свободно двигаться по совершенно другим измерениям.
Я с сомнением и с опаской относился к женитьбе, даже на той, которую я любил больше, чем любую другую женщину, о браке с которой когда-либо задумывался. Но Денис была уверена, что наш будет счастливым. и я отбросив свои сомнения и поверил ей. Этот опыт научил меня тому, что бывает множество ситуация, в которых мы не можем принимать решение на основании только сухих фактов, потому что фактов часто не хватает. В итоге нам приходится довериться своему бессознательному, инстинктам, творческому порыву.
Я с сомнением и с опаской относился к женитьбе, даже на той, которую я любил больше, чем любую другую женщину, о браке с которой когда-либо задумывался. Но Денис была уверена, что наш будет счастливым. и я отбросив свои сомнения и поверил ей. Этот опыт научил меня тому, что бывает множество ситуация, в которых мы не можем принимать решение на основании только сухих фактов, потому что фактов часто не хватает. В итоге нам приходится довериться своему бессознательному, инстинктам, творческому порыву.
Мы пока не знаем, даже в самых простых случаях, как сигналы отдельных нейронов обеспечивают субъективную составляющую осознанного восприятия. Более того, у нас пока нету даже подходящей теории того, как объективное явление, такое как электрические сигналы в мозгу, может обеспечивать субъективный опыт, такой как ощущение боли. А поскольку современная наука есть редукционистское, аналитическое представление о сложных явлениях, а субъективная природа сознания не поддается упрощению, такая теория пока находится для нас вне пределов досягаемости.
Мы пока не знаем, даже в самых простых случаях, как сигналы отдельных нейронов обеспечивают субъективную составляющую осознанного восприятия. Более того, у нас пока нету даже подходящей теории того, как объективное явление, такое как электрические сигналы в мозгу, может обеспечивать субъективный опыт, такой как ощущение боли. А поскольку современная наука есть редукционистское, аналитическое представление о сложных явлениях, а субъективная природа сознания не поддается упрощению, такая теория пока находится для нас вне пределов досягаемости.
Кто такая аплизия? Это милый моллюск, изучение которого помогло раскрыть физиологические механизмы памяти и обучения.
В 2000 году американский нейробиолог Эрик Кандель совместно с двумя своими коллегами, Полом Грингардом и Арвидом Карлссоном, получил Нобелевскую премию по физиологии или медицине — «за открытия, связанные с передачей сигналов в нервной системе».
В книге «В поисках памяти», выпущенной на русском издательством Corpus, Кандель подробно описывает свою жизнь и научную карьеру, посвящённую исследованию памяти. Важнейшим моментом этой карьеры, на десятилетия определившим её развитие, стал выбор объекта для эксперимента.
В конце пятидесятых годов Канделя, совсем ещё молодого учёного, больше всего интересовал вопрос биологических основ процесса обучения, запоминания. Он был убеждён, что исследовать их нужно на уровне отдельных клеток, работая с простейшими формами поведения — рефлексами.
У Канделя ушло полгода на поиски идеального организма. Млекопитающие не подходили — слишком сложная нервная система. Нужно было выбирать из беспозвоночных. Но если коллеги Канделя экспериментировали с раками, омарами, пчелами, мухами, червями или улитками, то он выбрал для себя моллюска аплизию.
Для Канделя это был радикальный инстинктивный выбор. На тот момент аплизию подробно изучали всего двое биологов, причём оба жили во Франции. Их опыт был Канделю необходим, так что ему пришлось уйти из Национальных институтов здоровья в США, где он на тот момент успешно работал, и переехать на другой континент.
Но решение было оправданным. Дело в том, что нервная система аплизии проста и состоит из небольшого числа клеток. При этом клетки очень крупные — некоторые видны даже невооружённым глазом. Таким образом, учёный мог составить карту всей системы нейронных цепей, управляющих той или иной формой поведения моллюска.
Кандель нашёл объект, на котором ещё долгие годы проводил важнейшие исследования процессов обучения и формирования памяти:
Выяснялось, что работа с аплизией в качестве экспериментального объекта не только удивительно информативна, но и доставляет массу удовольствия. Мои отношения с аплизией, которые начались со страстного увлечения, порожденного надеждой найти подходящее для исследований животное, перерастали в серьёзную связь.
В этой статье мы расскажем об основных открытиях и экспериментальных подтверждениях нейрофизиологических теорий, которые удалось совершить благодаря исследованию аплизии.
Канделя в полной мере можно считать последователем знаменитого отечественного физиолога Ивана Петровича Павлова. Первые его эксперименты с аплизией были схожи с павловскими — с помощью искусственных сенсорных раздражителей Кандель добивался от моллюска изменения поведения. С той лишь разницей, что поведение млекопитающего, даже рефлекторное, устроено гораздо более сложно, чем у моллюска — и на простом организме Кандель смог показать, что изменение поведения происходит на уровне отдельных нейронных связей.
Аплизия дышит с помощью жабр и для их защиты рефлекторно втягивает их. У всех аплизий за это отвечают одни и те же нейроны. Казалось бы, уж такое простое поведение у здорового организма всегда одинаково. Но выяснилось, что это не так:
при неоднократных прикосновениях к поверхности кожи моллюска амплитуда рефлекса втягивания жабр постепенно уменьшается, а связь между нейронами, задействованными в рефлексе, ослаблялась — это эффект привыкания;
при ударах тока, вызывающих повышенную чувствительность (сенсибилизацию) у моллюска, рефлекс втягивания жабр усиливался, также усиливалась связь между нейронами;
чередуя прикосновения и удары током (слабые и сильные раздражения), Кандель добился того, что у аплизии произошла их ассоциация — моллюск начал сильно втягивать жабры даже при слабом раздражении — это классический условный рефлекс.
Что это означает? У моллюска есть простые поведенческие аналоги сложных форм поведения, которые характеризуют научение у млекопитающих, в том числе человека. Аплизия запоминала свой опыт, и её рефлекс втягивания жабр работал по-разному в зависимости от предшествующего раздражения.
Как именно работает рефлекс втягивания жабр у моллюска? Благодаря простому строению аплизии, Канделю удалось понять механизм этой реакции. Оказалось, что за неё отвечают два разных типа нейронов — сенсорные нейроны, в которых при раздражении возникает потенциал действия, и моторные, в которых возникают ответные потенциалы, что приводит к втягиванию жабр.
В результате привыкания к раздражителю или, наоборот, повышения чувствительности изменялась связь между сенсорным нейроном и мотонейроном — эффективность передачи сигналов между ними снижалась или усиливалась.
Процесс обучения у живых существ происходит не в каком-то конкретном нейроне, а внутри устойчивой связи между двумя нейронами. Такая связь, соединение нейронов, называется синапсом.
В своих простейших формах обучение осуществляет выбор из широкого репертуара заранее заданных связей и изменяет силу определенного подмножества этих связей.
Подводя в журнальной статье итоги первым экспериментам с аплизией, Кандель подчеркнул, что использование методов выработки условных рефлексов может позволить исследовать и более сложные формы изменения поведения. И оказался прав.
Наша память делится на кратковременную и долговременную. У первой довольно небольшой объём — это то, что мы восприняли за последние, скажем, полминуты, и затем благополучно забыли. То, что мы запоминаем, откладывается в долговременной памяти, для чего в мозгу синтезируется новый белок.
Но, как оказалось, дело не только в белке. Эксперименты на аплизии показали, что в процессе обучения в нервной системе изменяется число нейронных связей.
При формировании долговременной памяти нейроны отращивают новые окончания, приобретают новые связи, усиливают старые. А если многократно вызывать у нервной системы привыкание, то нейроны, наоборот, втягивают имеющиеся окончания, а их связи становятся неактивными.
Таким образом, обучение приводит к постоянным физиологическим изменениям нервной системы. На примере с аплизией это выглядело так: в ходе эксперимента моллюск научился усиленно реагировать на прикосновения одинаковой силы, и если сначала только втягивал жабры, то теперь начал ещё и выпускать чернила.
Это значит, что под влиянием раздражения усиливалась связь сенсорного нейрона не только с мотонейроном, отвечающим за жабры, но и с мотонейроном чернильной железы. Поскольку у аплизии была память об усиленной реакции на прикосновение, сенсорный нейрон при очередном раздражении начал давать усиленный сигнал сразу двум мотонейронам — и животное стало вести себя по-другому.
В 90-е годы были проведены эксперименты, которые зафиксировали постоянные изменения соматосенсорной коры головного мозга в результате обучения сначала у обезьян, а затем и у человека.
В частности, было обнаружено, что у скрипачей и виолончелистов область коры, отвечающая за пальцы левой руки, которыми они зажимают струны, в два раза больше, чем в мозге немузыканта. Кроме того, у тех, кто играет на струнных с детства, эта область развита лучше, чем у тех, кто начал играть в подростковом возрасте и позже — в детстве наш мозг более пластичен. Кстати, область, отвечающая за пальцы правой руки, так не развивается, ведь они выполняют более простую работу — держат смычок.
По словам Канделя, он и его коллеги, исследуя аплизию на уровне синаптических связей, только «прокладывали путь по наружным кругам научного лабиринта». Новой задачей учёного было определить, как именно происходят эти синаптические изменения на молекулярном уровне.
К сожалению, формат этой короткой статьи не позволяет нам объяснить результаты исследования во всех подробностях. Даже схематическое описание механизма запоминания выглядит непросто:
Сильно упрощая, можно сказать, что благодаря новым экспериментам был обнаружен третий участник процесса формирования воспоминаний — модуляторный интернейрон. Он выделяет серотонин — нейромедиатор, известный в народе как «гормон счастья» за своё успокаивающее воздействие на области мозга. Есть серотонин и у аплизии, и это именно с его помощью происходит то самое усиление синаптической связи между сенсорным и моторным нейроном, о чём мы говорили ранее.
В остальном схема на молекулярном уровне примерно такова. Окончание сенсорного нейрона вырабатывает сигнальное вещество, которое активизирует регуляторный белок — протеинкиназу А. Этот белок создаёт условия для выброса ещё одного нейромедиатора — глутамата, оказывающего возбуждающее воздействие в нашем мозгу. Пока эта реакция активна, у нас (как и у дорогой аплизии) возникает эффект кратковременной памяти.
Когда реакция повторяется постоянно (например, постоянное раздражение у аплизии), протеинкиназы А становится очень много, она проникает в ядро сенсорного нейрона. С помощью этого активизируется последний важный элемент формирования памяти — белок CREB. Этот белок регулирует экспрессию генов и меняет структуру нервных клеток на генетическом уровне. Отсюда и происходит рост новых нейронных окончаний, что обеспечивает изменение поведения и долговременную память.
В ходе экспериментов учёные блокировали работу белка CREB, и одного этого было достаточно, чтобы помешать формированию долговременной памяти, при этом кратковременная работала как и прежде.
Многократные удары током — это важный опыт для аплизии, точно так же, как умение играть на фортепиано или спрягать французские глаголы может быть важным опытом для нас: повторение — мать учения, потому что оно необходимо для долговременной памяти.
Конечно, подчёркивает Кандель, у этого принципа много исключений. Например, травмирующий или необычайно эмоциональный опыт позволяет обойти привычную схему и записать всю картину воспоминаний быстро.
По секрету: это происходит потому, что в организме есть белки, которые отключают механизмы подавления экспрессии генов и позволяют проводить генетические изменения быстрее. Но об этом, пожалуй, в следующий раз.
Подборка самых интересных книг о памяти с точки зрения психологии, нейрофизиологии, социальных наук и философии, а также лучшие пособия в жанре self-help.
Мы часто пренебрегаем памятью: умение запоминать кажется почти бесполезным, когда все нужные сведения за секунду может выдать Google. Но на самом деле всё, что мы делаем, связано с нашей памятью — даже само умение пользоваться поисковиками.
Как формируются воспоминания и закрепляются новые навыки? Какое место отводилось памяти в разных культурах? Как можно усовершенствовать способность к запоминанию, не перегружая свой мозг бесполезными фактами?
Мы собрали 9 самых информативных, умных и полезных книг, которые помогут разобраться в этих вопросах.
1. Джошуа Фоер — «Эйнштейн гуляет по луне. Наука и искусство запоминания»
Американский научный журналист (и брат писателя Джонатана Фоера) однажды написал несколько статей о турнирах мнемоников — супергероев в мире памяти. А затем узнал о механизмах запоминания и уже через год сам стал чемпионом США в этом странном виде спорта.
Его книга — своеобразное сочетание мемуаров и теоретического трактата: описание мнемонических приёмов, корни которых уходят ещё в античную риторику, сочетается с рассказами об эксцентричных персонажах вроде саванта Дэниела Таммета и Е.Р., память которого ограничена несколькими секундами, и дневниковыми отчётами о месяцах тренировок. Вместе с тем это книга с хорошей, почти детективной интригой и множеством интересных наблюдений, от которых иногда хочется смеяться, а иногда — плакать.
Вот что я понял: то, как мы воспринимаем мир и как ведем себя в нем, зависит от того, как и что мы помним. Мы все — просто набор привычек, которым придает форму наша память. Мы контролируем свою жизнь, постепенно меняя эти привычки, то есть меняем структуру нашей памяти. Мы можем находить смешное в мире, связывать прежде не связанные понятия, генерировать новые идеи и создавать культуры — и все эти способности, человеческие по своей сути, связаны с памятью.
Никогда ещё роль памяти в культуре не ослабевала столь стремительно, как сегодня, и никогда прежде у нас не было такой насущной необходимости в совершенствовании своих способностей помнить.
2. Александр Лурия — «Маленькая книжка о большой памяти (ум мнемониста)»
Книга, написанная одним из основателей нейропсихологии ещё в 1965 году, основана на 30-летних наблюдениях за человеком с очень странной памятью. Ш. (Соломон Шерешевский) мог запомнить и почти мгновенно воспроизвести бессвязный ряд чисел и букв даже спустя десяток лет.
Это одно из первых подробных описаний синестезии. Теми приёмами, которыми Ш. поначалу пользовался интуитивно — метод мест, образа и фона, ярких ассоциаций — может овладеть и абсолютно нормальный человек. Лурия не только делает научное описание мнемоника, но и сочувственно вглядывается в его жизнь.
Человек, в сознании которого звук сливался с цветом и вкусом, у которого каждое мимолетное впечатление рождало яркий и неугасающий образ, для которого слова имели такое непохожее на наши слова значение, такой человек не мог складываться, как другие люди, иметь такой же внутренний мир, такую же биографию.
Человек, который всё видел и синестезически переживал, не мог так же, как мы, ощущать вещи, видеть других и переживать самого себя.
3. Дональд Норман — «Память и научение»
Книга известного американского психолога-когнитивиста и теоретика дизайна, которая послужит отличным введением в когнитивные и нейрофизиологические основы памяти и поможет лучше понять, как она связана с мышлением и приобретением новых навыков.
Главная функция памяти — не просто запоминание, а выстраивание ассоциаций, семантических сетей. Не смотря на все технологические революции, это свойство человеческой психики ничем заменить пока не удалось.
Человеческая память удивительна. Её могущество и её недостатки потрясающи. Главное свойство памяти — это стремление создавать связи, взаимоотношения между отдельными элементами. По-видимому, эти ассоциации заложены в самой природе механизмов нашей памяти. Они позволяют соотносить различные наши впечатления, выявлять их общие черты, использовать прошлый опыт как основу для толкования настоящего. Они способствуют силе творческого мышления и в то же время отвлекают от сосредоточенных мыслей.
В наших странствиях по паутине взаимосвязанных воспоминаний каждый встреченный нами предмет стремится отвлечь нас. Для логического мышления нужна душевная глухота, нужно не поддаваться соблазну приятных воспоминаний, а нырять через них прямо к цели.
4. Эрик Кандель — «В поисках памяти»
Научно-биографическая книга нейробиолога, который в 2000 году стал лауреатом Нобелевской премии по физиологии и медицине за работу по изучению взаимосвязей между нейронами.
Это рассказ о биологических основах человеческой психики через историю достижений молекулярной биологии, психологии, нейрофизиологии и других научных направлений XX века, а также рассказ о личной судьбе и карьере автора, который многое говорит не только о памяти, но и о том, каково это — посвятить свою жизнь науке.
На протяжении моей научной карьеры сообщество биологов почти безошибочно продвигалось от открытия молекулярной природы гена и генетического кода к прочтению всего человеческого генома и выяснению генетических основ человеческих болезней. Теперь мы стоим на пороге открытия многих аспектов работы психики, в том числе психических расстройств, а впоследствии, быть может, сумеем разобраться и в биологической природе сознания.
Наше общее достижение — та синтетическая дисциплина, которая возникла в рамках биологических наук за последние пятьдесят лет, — поистине феноменально.
5. Френсис Йейтс — «Искусство памяти»
Классическая работа в жанре «истории идей» рассказывает о традициях искусства запоминания от античности до XVII века: от Симонида Кеосского, которому приписывают открытие техники «дворца памяти», до Лейбница, связывавшего запоминание с математикой, каббалой и монадологией.
Йетс методично и глубоко раскрывает взаимосвязь взглядов на механизмы запоминания с историческим, культурным и идейным контекстом, и показывает, как формировались базовые приёмы мнемотехники, которые используются и сегодня.
История формирования памяти соприкасается с жизненными точками истории религии и этики, философии и психологии, искусства и литературы, научной методологии. Искусная память как часть риторики принадлежит риторической традиции; память как способность души принадлежит теологии.
Когда мы отдаем себе отчет в том, насколько глубоки корни предмета нашего исследования, уже не вызывает удивления, что оно открывает нам новый вид на многие величайшие проявления нашей культуры.
6. Гарри Лорейн, Джерри Лукас — «Развитие памяти»
Пожалуй, первая книга, на которую стоит обратить внимание, если вы ищите легкий и удобный в применении self-help по развитию и укреплению памяти.
Лорейн — один из самых известных мировых специалистов по мнемонике, его работы регулярно появлялись в списках бестселлеров. Запоминать числа, иностранные слова, лица и даты, выступления и прочитанные книги — всё это можно делать лучше с помощью простых мнемонических приёмов, которые принесут пользу в повседневной жизни.
Как жаль, что такие «шестеренки» воображения, как наблюдательность, любопытство, восторг и так далее, которые крутились как сумасшедшие в детстве, по мере взросления начинают вращаться все медленнее и медленнее. Каким-то образом общество заставляет нас отключать воображение. У детей же никогда не бывает проблем с формированием самых глупых и смешных ассоциаций. Они делают это легко и непринужденно.
Тренировка улучшит вашу способность к воображению, а также наблюдательность — по мере того как вы будете работать над собой. Довольно скоро вы обнаружите, что, думая о двух предметах, вы сразу начинаете связывать их забавными, нелогичными ассоциациями — они первыми приходят вам в голову.
7. Артур Думчев — «Помнить всё»
Книга эксперта по развитию памяти и автора одной из наших колонок максимально ориентирована на практику. Это сборник советов и приёмов, которые помогут не только лучше запоминать, но и эффективнее пользоваться информацией, накопленной в памяти.
Специальные мнемотехники позволяют любому человеку запоминать неограниченные объёмы информации, причем не имеет значения, какими способностями вы обладаете. Этот процесс можно сравнить с использованием автомобиля: не обязательно быть Шумахером, чтобы добраться из точки А в точку Б. Хотя Шумахер и сможет приехать быстрее, любой человек, умеющий водить автомобиль, всегда обгонит пешехода. В книге вы найдете и правила дорожного движения, и инструкцию к использованию транспортного средства.
8. Стивен Роуз — «Устройство памяти. От молекул к сознанию»
Прекрасный пример научно-популярной литературы на стыке разных дисциплин: нейрофизиологии, психологии, философии и социологии. Роуз — известный нейропсихолог, работавший над лекарством от болезни Альцгеймера и автор книг, предназначенных для широкой аудитории, которая хочет разобраться в механизмах работы мозга, памяти и обучения.
В 1993 году эта книга получила приз Лондонского королевского общества за лучшую работу о науке. Она не устарела до сих пор — главным образом благодаря ясному языку и полной вовлечённости автора в то, о чём он пишет.
..мне хочется большего. Хочется рассказать вам, что значит быть ученым-нейробиологом, планировать эксперименты, проводить обучение животных, исследовать их биологию, строить (и отвергать) теории, популяризировать мою и близкие к ней науки. Я пишу эту книгу не как наблюдатель со стороны. Она не будет ни учебником, ни обзором достижений. В ней я хочу поделиться волнениями и переживаниями, которые сопутствовали моей более чем двадцатилетней работе в лаборатории.
Одновременно я рассчитываю хотя бы немного сгладить противоречие в собственной жизни, связанное с тем, что в лаборатории я выступаю по возможности в роли объективного наблюдателя, а за её стенами становлюсь субъективным, как любой другой человек.
9. Морис Хальбвакс — «Социальные рамки памяти»
Книга французского психолога и социолога, ученика Анри Бергсона и Эмиля Дюркгейма показывает, что память — это не только психический, но и социальный феномен. Находясь среди разных людей, в разных ситуациях и контекстах мы в буквальном смысле помним разные вещи; также и память рабочего отличается от памяти аристократа.
Хальбвакс показывает, какие механизмы используют люди в своей коллективной жизни, чтобы непрерывно реконструировать память о прошедших событиях.
. человек приучен понимать видимое и переживаемое им благодаря общественной выучке, и его ум образуется из идей (почти все они носят отчасти словесный характер), исходящих из его ближайшего или более удалённого человеческого окружения. Разумеется, во сне эта выучка чрезвычайно ослабевает; индивид больше не испытывает давления со стороны этих групп. [. ]
У спящего память функционирует не столь точно и не может работать со столь сложными комплексами воспоминаний, как память бодрствующего человека, которая имеет в своем распоряжении все его умственные способности и с их помощью может опираться на коллективный опыт, гораздо более устойчивый, лучше организованный и гораздо более обширный, чем его собственный.
Если вы знаете какие-то книги о памяти, которые заслуживают внимания, но были нами возмутительным образом проигнорированы, будем рады увидеть ваше мнение в комментариях.
Эрик Ричард Кандел (Eric Richard Kandel, 7 ноября 1929, Вена) — американский психиатр, нейробиолог и профессор биохимии (Центр нейробиологии и поведения, Колумбийский университет, Нью-Йорк, США).
Эрик родился в Вене в еврейской семье Германа и Шарлотты Канделей из Коломыи. Герман Кандел владел магазином игрушек на венской улице Кучкергассе, у них был старший сын Людвиг. Эрик учился в венской начальной школе. В 1939 году семья Канделей вынуждена была уехать из Австрии из-за преследований гитлеровского режима. Эрик и Людвиг выехали сначала в Бельгию, а потом в США, где смогли воссоединиться с родителями.
В 1944 году Эрик Кандел поступил в Гарвардский университет, где изучал историю и литературу современной Европы. Заинтересовался трудами Зигмунда Фрейда и психоанализом — именно это подтолкнуло его к изучению психиатрии.
В 1952 году он поступил в Медицинскую школу Нью-Йоркского университета (англ. New York University School of Medicine). Осенью 1955 года проходил стажировку в лаборатории Гарри Грундфеста в Колумбийском университете, где научился ставить эксперименты на отдельных нервных клетках. В июне 1956 года женился на Дениз Бистрен, в том же году проходил интернатуру по психиатрии в нью-йоркской клинике Монтефиоре. Резидентуру проходил в Массачусетском центре психического здоровья Гарвардской медицинской школы в 1960-62 годах.
С 1957 по 1960 год работал в лаборатории Уэйда Маршалла в Национальном институте психического здоровья, именно в это время Кендэл пришёл к решению выбрать аплизию (Aplysia californica) в качестве объекта для своих экспериментов. В сентябре 1962 года Кандел переезжает в Париж, чтобы исследовать нервные клетки аплизии в лаборатории Тауца, и в 1965 году публикует первые результаты этих исследований.
Награждён Нобелевской премией по физиологии и медицине (совместно с Арвидом Карлссоном и Полом Грингардом) за открытия, связанные с передачей сигналов в нервной системе, и в частности, за открытие молекулярных механизмов работы синапсов, лежащих в основе формирования кратковременной и долговременной памяти.
Книги (1)
Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней.
Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (2000 г.) и знаток модернистского искусства приводит нас в блистательную Вену рубежа XIX–XX веков — город Зигмунда Фрейда, Артура Шницлера и Густава Климта.
Здесь — в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах — около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством.
Читайте также: