Как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет божий
Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
— Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, — сказал он, улыбаясь.
— Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
— Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, — сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; — и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
— Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких-то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. — Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего-нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
— Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10-ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10-ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. — «Переймешь что-нибудь, можешь попросить о чем-нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё-таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, — ein Mann zu sein [быть мужчиной].
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 277 472
- КНИГИ 654 644
- СЕРИИ 25 047
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 611 773
– Eh bien, mon prince. Gênes et Lucques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j’y crois) – je ne vous connais plus, vous n’êtes plus mon ami, vous n’êtes plus мой верный раб, comme vous dites.[1] Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur,[2] садитесь и рассказывайте.
Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:
«Si vous n’avez rien de mieux а faire, Monsieur le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer»[3]
– Dieu, quelle virulente sortie![4] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица.
Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites-moi, comment vous allez, chèe amie?[5] Успокойте меня, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться спокойною в наше время? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fêtes et tons ces feux d’artifice commencent а devenir insipides.[6]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu’a-t-on décidé par rapport а la dépêche de Novosilzoff? Vous savez tout.[7]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu’a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres.[8]
Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника. На кого нам надеяться, я вас спрашиваю. Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцеву? Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и все хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уже объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralité prussienne, ce n’est qu’un pièe.[9] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу. – Она вдруг остановилась с улыбкой насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь, улыбаясь, – что, ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de Mortemart, il est allié aux Montmorency par les Rohans,[10] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l’abbé Morio;[11] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А? Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что-то и особенно-небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главной целью его посещения, – правда, что I’impératrice-merè[12] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C’est un pauvre sire, ce baron, а ее qu’il paraît.[13] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a été recommandé а l’impératrice-mèe par sa soeur,[14] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d’estime,[15] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелкануть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais а propos de votre famille, – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь, с тех пор как выезжает, fait les délices de tout le monde. On la trouve belle comme le jour.[16]
Ну, князь, Генуя и Лукка – поместья фамилии Бонапарте. Нет, я вам вперед говорю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист), – я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите (франц.). (В дальнейшем переводы с французского не оговариваются. Здесь и далее все переводы, кроме специально оговоренных, принадлежат Л. Н. Толстому. – Ред.)
В одной мудрой книге сказано: в первый день Нового года люди как бы настраивают свою душу как музыкальный инструмент - и этот лад может звучать в нас весь год; определять то, что мы делаем, и то, как мы видим мир.
И что может лучше помочь настроить себя, как не музыка: единственное из человеческих искусств, которое обращается прямо к сердцу, минуя рассудок.
* Corbett - Suite in D
Лев Толстой считал музыку "величайшим из человеческих искусств". В романе "Война и Мир" он пишет про своего героя князя Андрея Болконского"под влиянием музыки тронулось что-то лучшее, что было в душе. и это что-то было независимо от всего в мире и выше всего в мире".
Или - в другом месте той же книги музыка заставляла князя Андрея живо осознать "противоположность между чем-то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем-то узким и телесным, чем был он сам".
Может быть, эта "противоположность" и есть разница между двумя "я", которые есть в каждом человеке: маленькое смертное и потому всегда печальное и злое "Я" сознания, и бесконечное и сияющее Божественное "Я", о котором, кажется, писал когда-то апостол Павел.
И иногда мы сталкиваемся с музыкой, которая напоминает нам о нашей подлинной бесконечной и восторженной сути.
* Bob Dylan - Forever Young
Когда-то Ильф и Петров формулировали теорему о том, что существуют два мира: большой и маленький; в одном люди, например, покоряют Северный полюс, а в другом, например, придумывают фокстрот. Ну или что-то в том же духе.
Романтически сказано; только вот я боюсь, совершенно мимо.
Я, по крайней мере, думаю по-другому. По мне так не так важно, чем именно человек занимается: открывает он теорему Ферма или работает продавцом в магазине письменных принадлежностей; важно количество света, попадающего через него в этот мир.
Не зря - во всяком случае, в русском языке - слово "святой" происходит от слова "свет".
Кто-то из древних сказал: чтобы быть радостным в этом мире, требуется определенная смелость. И снова я осмелюсь не совсем с этим согласиться: мне кажется здесь требуется скорее не смелость, а умение смотреть в корень. Умение увидеть мир вне наших о нем представлений.
Знаете, в фотоаппарате у меня на старой Нокии есть автоподстройка на яркость. В первую секунду, когда наводишь объектив на что-то, все ярко и полно цвета, а потом картинка темнеет и сереет: видимо, чтобы результат получился незасвеченным.
У нас в сознании тоже иногда можно заметить нечто вроде такой автоподстройки; мир, поначалу такой яркий и полный света, когда к нему привыкаешь, на глазах сереет и лишается красок; даже понятно отчего это - мир вообще-то, как говорят, состоит из света и мы просто не могли бы выдержать такой яркости, поэтому сознание ставит фильтры, чтобы мы могли ориентироваться в этом бесконечном свете. Но иногда мы перебарщиваем с этими фильтрами, и свет совсем исчезает из мира. Тут-то, наверное, и пора настраивать все заново. Чтобы все-таки видеть мир таким, какой он есть. И музыка в этом первая помошница.
* George Harrison - Run Of The Mill
Как замечал древний китайский историк и философ Сыма Цянь: "Нравственное совершенствование есть признак просветленного познания, а быть всегда в состоянии любви и простирать ее на всех - вот где начало человеческих достоинств".
* Jethro Tull - Ladies
Поэтому, наверное, я и считаю, что мне удивительно повезло в жизни. Музыка, открывшая мне глаза на Вселенную в начале 1960-х, была полна бесконечной радости, и я воспринял ее как напоминание о том, что какой бы серой ни казалась иногда жизнь, над облаками ни на мгновение не перестает сиять солнце. И если настроить сердце на это самое невидимое, но постоянно сияющее и греющее солнце, то в самом сером дне можно различить невероятную красоту. Как говорилось когда-то: Если Бог с нами, то кто же против нас? А Бог всегда с нами.
* Jeff Lynne - What Would It Take
Не зря в Коране сказано, что самое главное - это внутренний джихад: священная война, происходящая в нашем собственном сердце. Самая важная битва на земле - это битва каждого человека с самим собой. Битва вечно обиженных мыслей с ясно видящим сердцем. Можно открыть новую звезду или обнаружить новый закон природы; построить потрясающее здание или написать книгу; но говорят, что еще более великое дело - это ответить улыбкой на обиду.
Величайшая битва на земле - это битва за то, чтобы цепь насилия и уныния остановилась на мне, не шла дальше. Блаженны миротворцы, ибо наречены будут сынами Божьими.
* J.S.Bach - Capriccio B Flat Maj
Не раз мы вспоминали святого Франциска Ассизского; и говорят, что он молился так:
Господи, сделай руки мои проводником Мира Твоего,
и туда, где ненависть, дай мне принести Любовь,
туда, где обида, дай мне принести Прощение,
туда, где рознь, дай мне принести Единство,
туда, где заблуждение, дай мне принести Истину,
туда, где сомнение, дай мне принести Веру,
туда, где отчаяние, дай мне принести Надежду,
туда, где мрак, дай мне принести Свет,
туда, где горе, дай мне принести Радость.
Помоги мне, Господи,
не столько искать утешения, сколько самому утешать,
не столько искать понимания, сколько самому понимать,
не столько искать любви, сколько самому любить.
Ибо воистину, кто отдает - тот получает,
кто забывает себя - вновь себя обретает,
кто прощает - тому прощается,
кто умирает - тот возрождается в Вечной жизни.
Помоги же мне, Господи,
сделай руки мои проводником Мира Твоего.
* Cotton Mather - April's Fool
Великие слова говорил Франциск. И можно сказать: тоже мне, как же можно сравнивать слова святого с какой-то - пусть даже отменного качества - популярной музыкой.
Но я позволю себе усомниться в справедливости такого суждения. Как заметил однажды удивительно приятный писатель Стивен Ликок: "немногие понимают, что "Гекльберри Финн" Марка Твена значительнее "Критики чистого разума" Канта, а мистер Пиквик, вышедший из-под пера Чарлза Диккенса, сделал для возвышения человека больше, чем проповедь "Веди нас, благой свет, сквозь пелену мрака" кардинала Ньюмена.
Говорю это совершенно серьезно. Ньюмен только взывал во мраке о свете, Диккенс же зажег его".
Поэтому слава Богу, что сегодня 1 января 2012 года у нас есть такая музыка, есть радио, по которому ее можно передавать и слушать и есть мы; и мы живы - и мы можем слушать эту музыку, и поверить ей, и позволить ей настроить наши души на лучшее и светлейшее, чтобы весь год прожить, видя и чувствуя свет у себя в сердце.
И если снова не могу не вспомнить того же Льва Николаевича и того же князя Андрея: "так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий." Вот этого я и желаю вам в наступившем году. С Новым Годом вас! Спасибо!
* George Harrison - I Got My Mind Set On You
скачать и послушать в звуке (63м, 45 мин.) -
(самая нижняя ссылка слева-наверху на открывающейся странице)
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно-поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких-то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что-то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо-сознанная им страшная противуположность между чем-то бесконечно-великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем-то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.
Любовь этих героев романа была трудной, но нельзя сказать, что она была заранее обречена.
Испытанию любовью подвергаются практически все герои “Войны и мира”. К истинной любви и взаимопониманию, к нравственной красоте они приходят не все и не сразу, а лишь пройдя через ошибки и искупающее их страдание, развивающее и очищающее душу.
Тернистым был путь к счастью у Андрея Болконского и Наташи Ростовой.
Наташе семнадцать лет, она не знает людей, даже не представляет себе, что они могут быть низки.. .
Кто виноват в том, что произойдёт через несколько месяцев после их встречи?
Никто не виноват -оба, и кн. Андрей, и Наташа жили, согласно своим характерам, за каждым из них свой мир, и влюбиться - одно, а понять-другое.
Один напоминал о себе редкими письмами. Другая пребывала в грусти, “против которой она не могла бороться. Ей жалко было самоё себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой”.
Истинное чувство к Наташе, так непохожей на пустых, вздорных женщин света, пришло и к князю Андрею и с невероятной силой перевернуло, обновило его душу. Он “казался и был совсем другим, новым человеком”, и как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Правда, даже любовь не помогла князю Андрею смирить гордыню, он так и не простил Наташе “измены”. Лишь после смертельной раны и душевного перелома и переосмысления жизни Болконский понял ее страдания, стыд и раскаяние и осознал жестокость разрыва с ней. “Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде”, -сказал он тогда Наташе, но уже ничто, даже ее пламенное чувство не могло удержать его в этом мире.
Новые вопросы в Литература
Помогите пожалуйста! Нужны примеры нечеловеческого отношения в главе Торжок из Рассказа А. Н. Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву" Даю 20 бал … лов!
СРОЧНО Прочитайте рассказ и попробуйте написать свой по анологии, придумав свой оригинальный сюжет и название ⬇️⬇️⬇️ Иван Тургенев — Воробей: Рассказ … Я возвращался с охоты и шёл по аллее сада. Собака бежала впереди меня. Вдруг она уменьшила свои шаги и начала красться, как бы зачуяв перед собою дичь. Я глянул вдоль аллеи и увидел молодого воробья с желтизной около клюва и пухом на голове. Он упал из гнезда (ветер сильно качал берёзы аллеи) и сидел неподвижно, беспомощно растопырив едва прораставшие крылышки. Моя собака медленно приближалась к нему, как вдруг, сорвавшись с близкого дерева, старый черногрудый воробей камнем упал перед самой её мордой — и весь взъерошенный, искажённый, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти. Он ринулся спасать, он заслонил собою своё детище… но всё его маленькое тело трепетало от ужаса, голосок одичал и охрип, он замирал, он жертвовал собою! Каким громадным чудовищем должна была ему казаться собака! И всё-таки он не мог усидеть на своей высокой, безопасной ветке… Сила, сильнее его воли, сбросила его оттуда. Мой Трезор остановился, попятился… Видно, и он признал эту силу. Я поспешил отозвать смущённого пса — и удалился, благоговея. Да; не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой героической птицей, перед любовным её порывом. Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
. Какова теме стихотворения и основная мысль? . В чём смысл сравнения людей с планетами?
Есе за цитатою «Щасливий не той, кого інші вважать щасливим, а той, хто сам себе таким вважас»
Петербуржские повести "Нос" Гоголь Нужно выписать, как таблицу Комические и трогические моменты
СРОЧНО помогите ответить на вопросы ПО ПРОИЗВЕДЕНИЮ ДУБРОВСКИЙ/ТРОЕКУРОВ
сочинение Согласны ли вы с утверждением:" Нет хуже мук, чем муки совести? "
Читайте также: