Театр уж полон ложи блещут партер и кресла все

Обновлено: 07.01.2025

Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Уланова; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет.

Шестнадцать лет работы в этом театре, одном из самых знаменитых в стране, принесли артистке небывалую известность: о ее выступлениях восторженно говорили не только ленинградцы и соотечественники, но и ценители балета во всех странах мира. Ее приглашали с гастролями на лучшие зарубежные сцены. И хотя в годы “железного занавеса” не принято было баловать советских артистов выездами за границу, Улановой такие поездки разрешали. Уж больно высоко поднимали они авторитет русского искусства. А раз так, то не могло это, пусть и внешне, не отражаться на авторитете большевистской власти. Безбожно эксплуатируя таланты, уродуя их и подавляя, она пыталась скрыть за некоторыми из них, избранными и отделенными от остальных, как за прочными щитами, все свои тоталитарные замашки. И недаром этот немудреный приёмчик был так едко высмеян в известной бардовской песне тех лет:

Зато мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей.
А также в области балета
Мы впереди планеты всей.

Насчет “мы” тут надо еще подумать, а вот Галина Сергеевна, балерина от Бога, впереди планеты, точно, была, или как бы это лучше высказаться: летела, “как пух от уст Эола”.
В 1944 году Уланова стала ведущей солисткой балетной труппы Большого театра. Ее репертуар пополнился партиями из балетов Глазунова, Чайковского, Асафьева, Прокофьева, Глиэра, а концертный номер “Умирающий лебедь” на музыку Сен-Санса стал как бы творческой визиткой великой балерины.
Вот тогда-то и заполонили мир совершенно искренние, совершенно объективные и совершенно единогласные (а такое бывает очень редко) оценки улановского мастерства. О Галине Сергеевне писали:

“Искусство Улановой совершенно, гармонично. В его основе — идеальное соответствие, безупречность пропорций жизненного и условного. Характерная черта творчества актрисы — редкая гармоничность всех выразительных средств, элементов хореографии. Условная манера балетного искусства не мешала танцовщице выражать на сцене правду человеческих чувств. ”

Но легко это сказать — гармоничность всех выразительных средств. А каким трудом, каким старанием и каким упорством гармоничность такая давалась! Кто знал и видел Галину Сергеевну, дивились: откуда такая хрупкая, миниатюрная женщина брала силы, чтобы без устали репетировать, оттачивать и совершенствовать движения в бесконечно разнообразных партиях. Но ведь достичь технического севершенства — это далеко не всё. Надо было каждый свой шаг, каждый прыжок, каждый оборот наполнить духовным трепетом, то есть дать танцу подлинную жизнь. Какой же щедрой, неистощимой душой нужно было обладать балерине!

Всё это, наверно, как-то приоткрывает тайну долголетия великой танцовщицы. Она дожила почти до девяноста лет. Причем, тридцать из них отдала кропотливой преподавательской работе в должности балетмейстера-репетитора в Большом театре. В классе Улановой занимались такие в будущем мастера балетной сцены, как Максимова, Васильев, Сабирова, Михальченко, Семеняка, Семизорова и многие другие. Они щедро развили традиции своей воспитательницы, подняли русский балет на новую высоту, на такую, которая до сих пор недоступна для, действительно, поотставшей в этой области планеты.

Говорят, что Уланова, — преданная одному только искусству, — была далека от политики. А между тем, ее долгая и чистая жизнь, как не смешивающаяся с водою Мертвого моря река Иордан, прошла сквозь все события советской эпохи — от революции до развала Красной Державы и вплоть до наших, тоже далеко не простых, послесоветских лет. Ей даже довелось родиться в один день — 8 января — с Маленковым, тем самым, про которого в народе в пятидесятые годы пели такую радостно-оптимистическую частушку:

Берия, Берия,
Потерял доверие,
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков.

Пели с явным сочувствием новому руководителю, возглавившему оставленную Сталиным Державу. Думали, что с приходом к власти Маленкова канут в прошлое тягостные времена. Тогда почти еще никому из простых россиян не было известно, что избранный Председателем Совета Министров СССР Георгий Максимилианович Маленков был одним из главных организаторов нескончаемых репрессий, и что с арестованным и тут же расстрелянным Берией он по праву должен был бы делить ответственность за правовой бепредел. Никто не знал и о том, какие закулисные игры (а игры эти опять-таки сводились к репрессиям) велись в Кремле в те годы.

К власти, подобно массивному ледоколу, целенаправленно шел Хрущев. Став секретарем Центрального Комитета партии, а потом и ее первым секретарем, отец “первой советской оттепели” прибрал к рукам и бразды председателя Совета Министров. “Товарищ Маленков” вдруг сделался министром электростанций, а чуть позднее, попав в очередную антипартийную группировку, вообще оказался в кресле директора Усть-Каменогорской ГЭС.
То есть советская система оставалась всё той же советской системой, густо замешанной на репрессиях, на подавлении инакомыслия, на силовом решении всех без исключения проблем. А к чему приводит излишняя централизация власти, — известно со времен Римской Империи. Участь Рима постигла и Советский Союз. Он развалился, как Вавилонская башня. Составлявшие его республики предпочли жить самостоятельно, без жесткой хватки и назойливой указки “старшего брата”.

Конечно же, ушла от нас и Украина. Многочисленные встречи руководителей теперь двух разобщенных, суверенных стран ничего пока не принесли в смысле объединения. Скажем, хотя бы такого, какое было намечено ровно 350 лет назад. Тогда, 8 января 1654 года, в Переяславле на собрании представителей украинского народа, созванного Богданом Хмельницким, было принято решение о воссоединении Украины с Россией. Решение это вскоре стало реальностью, самой пульсирующей жизнью. Как говорят историки, в ту эпоху шел объединительный процесс, который изжил себя с распадом Советской Империи.
Да, тот процесс себя явно изжил. Но ведь по Библии-то мы знаем, что “всё возвращается на круги своя”, время разбрасывания камней непременно сменяется временем их собирания. Через какой-то период самостоятельного развития и России, и Украины, может, в том же Переяславле, который называется теперь Переяслав-Хмельницком, произойдет Новая Рада об очередном воссоединении наших стран.
Этому непременно быть, ежели прежнюю тоталитарную гордыню нам удастся заменить любовью к ближним, а говоря по-христиански: кротким смирением перед Богом, свободной и строгой жизнью по Христовым Заповедям. Бог никогда не разъединяет людей, Он всегда их объединяет.

Видите, сколько событий объединил день 8 января - день рождения Галины Сергеевны Улановой. Да и случайно ли это? Ведь гении всегда связаны с судьбой своей страны, народа своего. И другой русский гений так ярко сказал об этом;

С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

Ножка Терпсихоры (из романа А.С.Пушкина "Евгений Онегин")

Ножка Терпсихоры (из романа А.С.Пушкина

XVI
Уж темно: в санки он садится.
«Пади, пади!» – раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток;
Пред ним roast-beef окровавленный
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.

XVII
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет,
Но звон брегета им доносит,
Что новый начался балет.
Театра злой законодатель,
Непостоянный обожатель
Очаровательных актрис,
Почетный гражданин кулис,
Онегин полетел к театру,
Где каждый, вольностью дыша,
Готов охлопать entrechat,
Обшикать Федру, Клеопатру,
Моину вызвать (для того,
Чтоб только слышали его).


XX
Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.

XXI
Всё хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам;
Все ярусы окинул взором,
Всё видел: лицами, убором
Ужасно недоволен он;
С мужчинами со всех сторон
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеянье взглянул,
Отворотился – и зевнул,
И молвил: «Всех пора на смену;
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел».

XIX
Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Всё те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет
Знакомых лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?


XXVII
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал.

XXVIII
Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.

XXIX
Во дни веселий и желаний
Я был от балов без ума:
Верней нет места для признаний
И для вручения письма.
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Не то… не то, избави Боже!
Я это потому пишу,
Что уж давно я не грешу.

XXX
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.

XXXI
Когда ж и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как на лугах ваш легкий след.

XXXII
Дианы грудь, ланиты[13] Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоцененную награду,
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.
XXXIII
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!

XXXIV
Мне памятно другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь.
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою своей;
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Слова и взор волшебниц сих
Обманчивы… как ножки их.

Откуда выражение «театр уж полон, ложи блещут»?


Театр полон, ложи блещут — в переносном смысле употребляется тогда, когда хотят сказать, что общество (компания) собралось и все ждут начала (диспута, вечера, представления, попойки). Происхождением фразеологизм обязан А. С. Пушкину. Это двадцатая строфа первой главы его романа «Евгений Онегин»

"Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла — все кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет"

— Театральные представления в Петербурге начинались в 6 часов вечера
— Ложи предназначались семейной публике (дамы могли появляться только в ложах) и часто абонировались на целый сезон
— Кресла — несколько рядов кресел устанавливалось в передней части зрительного зала, перед сценой. Кресла обычно занимались представителями высшего света
— Партер — пространство за креслами; здесь смотрели спектакль стоя. Билеты в партер были относительно дешевы, и он посещался смешанной публикой

« Всё хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам;
Все ярусы окинул взором,
Всё видел: лицами, убором
Ужасно недоволен он;
С мужчинами со всех сторон
Раскланялся. "

— Раек — верхний балкон в зрительном зале, оттуда смотрела спектакль демократическая публика
— Истомина Авдотья Ильинична (1799–1848) — прима-балерина петербургского балета
— Эол — в древнегреческой мифологии бог ветров
— Нимфы — в древнегреческой мифологии женские божества природы, живущие в горах, лесах, морях, источниках

Употребление выражения в литературе
— «Итак… «Театр уж полон… «Что там блещет, а что кипит? не знаю, сейчас всё смешалось. В общем — полный аншлаг» (Вера Белоусова «Второй выстрел»)
— «Россия… любительские спектакли… отец адмирал, присутствия которого все так хотели, большой зал Морского собрания, суфлерская будка, оклеенная изнутри папье-маше, такая тесная-тесная, пахнущая мышами, такая таинственная и прекрасная суфлерская будка, и Маша в ней, с текстом в руках… И вот наконец третий звонок «театр уж полон, ложи блещут» (Вацлав Михальский «Весна в Карфагене»)
— «Вечно живые, вечно действующие лица… «Театр уж полон, ложи блещут, партер и кресла»… Все, как в театре. Я назвал давние заметки для журнала «Юность» почти по Булгакову: «Записки на кулисах» (Вениамин Смехов «Театр моей памяти»)

Отрывок о женских ножках из романа «Евгений Онегин»

В романе Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин» женским ножкам посвящено несколько отрывков:

Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла — все кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет.

XXVIII

Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.

Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.

Когда ж и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как на лугах ваш легкий след.

XXXII

Дианы грудь, ланиты Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоцененную награду,
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.

Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился темный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует,
Близ неоконченных стихов,
Ни женских ножек, ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё грущу; но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять.

В начале моего романа
(Смотрите первую тетрадь)
Хотелось вроде мне Альбана
Бал петербургский описать;
Но, развлечен пустым мечтаньем,
Я занялся воспоминаньем
О ножках мне знакомых дам.
По вашим узеньким следам,
О ножки, полно заблуждаться!
С изменой юности моей
Пора мне сделаться умней,
В делах и в слоге поправляться,
И эту пятую тетрадь
От отступлений очищать.

Евгений Онегин:

Все материалы принадлежат автору сайта. Копирование и распространение для коммерческих целей запрещено.
Связаться с администрацией сайта можно через электронную почту [email protected]. © 2017-2022 г. ХРОНИКА

Театр уж полон ложи блещут партер и кресла все

0_d95ae_f5c51277_XL (700x193, 110Kb)

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

О, Театр! Чем он так прельщает, В нем умереть иной готов,
Как милосердно Бог прощает. Артистов, клоунов, шутов.
Зачем в святое мы играем,На душу принимая грех,
Зачем мы сердце разрываем За деньги, радость, за успех?

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

Зачем кричим, зачем мы плачем,Устраивая карнавал,
Кому-то говорим - удача, Кому-то говорим - провал.
Что за профессия такая, Уйдя со сцены, бывший маг,
Домой едва приковыляя, Живет совсем, совсем не так.

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

Не стыдно ль жизнь, судьбу чужую, Нам представлять в своем лице.
Я мертв, но видно, что дышу я, Убит и кланяюсь в конце.
Но вымысел нас погружает Туда, где прячутся мечты,
Иллюзия опережает Все то, во что не веришь ты.

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

Жизнь коротка, как пьесы читка, Но если веришь, будешь жить,
А театр - сладкая попытка Вернуться, что-то изменить.
Остановить на миг мгновенье, Потом увянуть, как цветок,
И возродиться вдохновеньем. Играем! Разрешает Бог!
Валентин Гафт


0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

Трагедии, разыгранные на сцене, дают почву для размышления о том, какие ценности в жизни являются приоритетными. Спор, конфликт на сцене, трагические последствия от неразрешимости конфликтной ситуации дают возможность зрителю пережить последствия глубоко внутри себя и искать выход в подобных ситуациях в жизни.

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

Заполнен зал, в котором было пусто,
На сцене свет, а в зале меркнет свет.
Сейчас вас будут развлекать искусством -
Сегодня просто плановый концерт.

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

На два часа вы станете добрее,
Быть иль не быть " решите в пользу " быть ",
Чтоб ни о чём потом не сожалея,
Уйти домой и все, к чертям, забыть.

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

На празднике на вашем,
Который вы встречали,
Весь город был украшен
Волшебными свечами,
И свечи так горели —
Так искренно, так ярко,
А к вечеру сгорели
Без дыма, без огарка.

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

Не дай вам Бог хоть раз взойти на сцену
С той стороны, где дверь " Служебный вход ",
Где все имеет подлинную цену,

Где всё не так, где все наоборот!

Как вы любили кости мыть артистам
За водку и за низкую мораль:
И в личной жизни, мол, у них нечисто,
И часто, мол, спиваются, а жаль!

Как вам не стыдно? Уберите лапы!
Не смейте лгать и верить тем, кто лгал!
И тихо встаньте, и снимите шляпы
Пред тем, кто вас сегодня развлекал.

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

На празднике на вашем,
Который вы встречали,
Весь город был украшен
Волшебными свечами,
И свечи так горели —
Так искренно, так ярко,
А к вечеру сгорели
Без дыма, без огарка.
Андрей Макаревич - Посвящение артистам

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

Во времена Пушкина не весь партер театра занимали кресла. Они были только в нескольких первых рядах для особо знатных и состоятельных господ. За этими рядами располагалась стоячая зона партера, билеты в которую стоили значительно дешевле. Здесь обычно находились творческие люди, студенты, клерки — они были самой активной частью публики, задавая тон аплодисментам и крикам «Браво!». На особо популярные спектакли в партер набивалось очень много театралов, самые заядлые из которых приходили за 2-3 часа до начала и занимали лучшие стоячие места.

Древнеримская публика любила кровавые зрелища не только на гладиаторских боях, но и на обычных театральных представлениях. Если по ходу действия актёр должен был погибнуть, его могли в последний момент заменить на приговорённого к казни преступника и убить прямо на сцене .

0_803ba_ad5011fd_M (249x14, 2Kb)

То, что представляется, преподносится, приготовляется для зрителя — это лишь очень малая часть того айсберга, который скрыт за каждодневной работой огромного количества людей. Театр, каждый спектакль… Это целый живой организм! Он рождается месяцами стараниями специалистов самых разных профессий. Итак, вся «кухня» закулисного театра.

Как известно, спор главных героев в драме — это конфликт, это двигающая сила сценического действия. Чем острее конфликт, тем насыщеннее и динамичнее сюжет и тем эмоциональнее и ярче развязка.

Сюжеты трагедий закручены часто как на конфликтах мирового масштаба.

Читайте также: