Снимай штаны и ложись на кровать
Меня зовут Суини Тодд. На вид я эдакий вертлявый, стройный, растрепанный темноволосый мальчик. Без хвастовства – весьма и очень даже симпатичный, с кругленькой непослушной попкой, которая просто не может жить спокойно под полосатыми штанишками.
Когда-нибудь я стану настоящим парикмахером, как мой отец, которым я искренне горжусь. Но это в будущем.
А сейчас не будем ходить вокруг да около, поведаю вам сразу, как учила меня нянька уму-разуму. (Давно пора прогнать ее, да папа почему-то не решается: готовить и стирать, мол, будет некому. )
Итак, нашалил я как-то – да так, что аж самому страшно стало. Нянька меня, четырнадцатилетнего болвана, за руку взяла, отвела в свою комнатку, двери заперла, уселась в кресло и меня пальцем поманила. Я медленно, как по болоту ночью, подошел, и тут коленки сами затряслись. А она руками по своим коленям ударяет: «Ложись-ка мол, всыплю хорошенько!» Трясущимися от… вам я признаюсь честно – от возбуждения руками, я начал дергать пуговицу на своих штанишках… Ой. Спереди вдруг поднялось рычагом и заплясало – ноет, бесится, боится – а просит! Я рывком штанишки сдернул и хотел было юркнуть экзекуторше под левую руку – лежать, получать… Да не тут-то было: нянька меня за ухо как схватит… и рубашку задрала.
– Та-ак! Суини, опять шалишь?! – вопрошает она меня с иронией и одновременно так сурово, что аж ягодицы сжались. А правой рукой тут же берет меня за яички: загребла в охапку и как будто бы взвешивает их.
– Ну-ну! Хорош проказник. А вот сейчас я надеру тебе писюнчик, чтобы хорошо запомнилось!
Нянька правой рукой мне яички как стиснула, а писюнок то вправо, то влево дергает, жмет, яростно тискает – ай да терзает!
– Больно! – кричу я, не узнавая собственного голосочка.
– Терпи! Сейчас еще сильнее буду драть!
Няня выпустила меня, сняла с себя тонкий гибкий поясочек из красной кожи, сложила его вдвое, вокруг руки обмотала – так, чтобы коротенький кончик остался с ладонь длиной и с быстрыми, короткими замахами как начала хлестать меня меж ног. Вверх-вниз, вниз-вверх, да так, что и по писюну и по голым ляжкам попадало! Я крепился, как мог, а слезы сами градом потекли у меня из глаз.
– Ой, ня-ня-я-я-я-я! – завопил я, как ошпаренный. Что-то вдруг резко-резко сжалось внутри меня, в голове зашумело, заметалось – и в член! Вы заметили, я тут впервые свой писюнчик по-взрослому назвал? Давно пора! Итак, мой член набух до невозможности, натужился, как будто тетива перед атакой – и выстрелил! И раз, и два, и три. Я чуть не рухнул на коленки – на этот раз на свои собственные. Но нянька тут же цепко обхватила меня и растянула на своих коленях так, что аж попка голая призывно оттопырилась… Чья попка-то? Моя конечно!
– А вот сейчас я тебя выпорю, и никакое удовольствие тебе не помешает прочувствовать, как жалит ремешок! – заметила она, и я – о, ужас! – понял, для чего она надрала мне пи.. член. Теперь я буду чувствовать все жгучие удары голой попой, не отвлекаясь на приятные позывы спереди: она цинично и безжалостно лишила меня защитного оружия!
Ремень, уже во всю длину, со свистом шикнул в воздухе – и как вопьется мне под ягодицами!
– Ай! Простите! Я больше не буду!
Еще раз – полоса к полоске, дважды.
– Ай! Ай.
Нянька не обращает на меня внимания – вернее на мои мольбы. Ремень, как гибкая змея, кусает ягодицы, ляжки… междупопие!
– А ну-ка попу выше и ноги разжимай! – скомандовала няня.
Ослушаться я просто побоялся.
Кончик ремня щекотно опустился – прямо на дырочку! Секунду-две лениво полежал на ней и – как взлетит со свистом: хлясь! хлясь! хлясттттьььь меня!
Попка горит, пульсирует и – совершенно ненарочно! – вдруг тонко-тонко, но необычайно звучно и мелодично пу-укает. А я смеюсь: тут просто невозможно удержаться.
– Ах ты, бесстыдник! – Няня в гневе выпустила ремешок и рывком поставила меня на ноги. – Не смей и шагу сделать! – прикрикнула она и направилась к сундуку, что стоял в углу.
Сердце мое прямо екнуло в предчувствии неладного, а попочкой, вернее междупопием, я остро чувствовал, что экзекуция еще не завершилась…
Няня достала длинный прут из сундука и быстрым шагом подошла ко мне.
– Так, живо животом на кресло, а попой кверху! Ягодицы распускай.
– Не-ет! – завыл я, неожиданно ясно осознав, что сейчас произойдет.
– Расставляй пошире бедра! Получишь двадцать раз!
О Боже, порка между ягодиц – да еще палкой! С присвистом! «Только не это!» – возмутился мой окрепший член, упершись в кресло.
Нянька постукивает кончиком прута меня по дырочке, и я сжимаю попку что есть мочи…
– Расслабить ягодицы. Двадцать раз! – повторила няня приговор и, прицелившись как следует, с треском шлепнула меня прутом. Она стояла слева от меня, левой рукой придерживая мне рубашку выше поясницы.
Прут снова строго, даже угрожающе постукивает меня по междупопию… Сейчас еще ударит! Я потихоньку, незаметно пробираюсь под свою рубашку и зажимаю ладонью член, так словно это рот, вот-вот готовый закричать. И потираю приоткрывшуюся мокрую головку. Свист-треск – без передышки девять раз! Я, кажется, совсем не ойкал, а только член свой теребил – еще безжалостнее, чем меня секли. А мысленно все представлял, как нянька дрочит мне. Эх, жаль не посмотрел, как выглядело в этот миг ее лицо!
Тресь, тресь, тресссь, ТРЕСЬК! ТРЕСЬ. ТРЕССССЬ! ТРЕСЬ.
ТРЕСССССССССЬ! ТРЕССССССССССССССССЬ.
Пауза… А из меня вот-вот еще раз выстрелит – под кресло.
И…
ТРРРРРРРРРРРРРРРЕСССССССССССССССССССССЬКККККККККККК.
– Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Невыносимо.
Я кончил почти одновременно с этим варварски болючим, раскаленным… сладостным ударом! Щеки у меня раскраснелись чуть ли не ярче моих голых, свежевыпоротых половинок, уши горели, а мой зад как будто только что вырвали из адского огня.
– Достаточно, Суини, – сказала няня и, выпустив подол моей рубашки, одобрительно пошлепала меня по заду. Ее сухая, мягкая ладошка показалась мне прохладной и… непривычно нежной.
– Благодарю! – без всякого притворства заявил я каким-то странным охрипшим, низким голосом, припомнив, что обычно няня заставляла меня говорить «спасибо» после порки. И тут же я поймал себя на мысли, что выражаю благодарность совсем, как удовлетворенный проституткой мужчина… в лучшем из борделей мира! Но няня этого, похоже, не заметила и ничего не поняла.
– Так, живо в угол! – последовал приказ.
Я опустился на колени, глядя в темную промежность перпендикулярно расположенных, неровных стенок, обтянутых поблекшими обоями. Долго стоял так, молча вспоминая все «прелести» сегодняшнего бития… Вот это да, я в жизни не испытывал такого! Но, рано или поздно, приходит озарение, и ты взрослеешь… так и не набравшись ума-разума! Да разве это важно.
Чуть позже няня обнаружила под креслом… гмм, кхе… мои художества. Отправилась на кухню, захватила там имбирный корень и, вырезав довольно внушительную пробку, вернулась и вогнала ее прямо в мою пульсирующую, измученную попку. Ой-ййй! Й! Ййй! Ай, жжется.
– Час в углу! И не смей тереть себе ни попу, ни перед! – распорядилась няня.
С унылым видом я повиновался… Да, тут уж только и осталось, что мучиться да стоически терпеть! Нашла-таки мне воспитательница наказание, которое действительно наставило меня на верный путь. Похлеще порки, но при этом ни разрядиться, ни помечтать! Я мужественно выдержал все время, что она назначила. А после встал и гордо натянул штанишки. Благодарить уже не стал: не та услуга! А сам себе на будущее сделал вывод: попрошу-ка лучше я отца, чтобы он меня порол, а не нянька. Слишком я уже большой, чтобы женщина смотрела на меня без брючек! А отец… Он-то уж выпорет, а издеваться не додумается: мужик ведь… мужика всегда поймет. Вот так-то!
ВСЕ.
… А КТО НЕ КОНЧИЛ – Я НЕ ВИНОВАТ!
P.S.
Кстати, все работы на моей страничке исключительно эротического содержания. Выбирайте любую: в стихах и прозе о прекрасном и запретном!
Глава 21. Софья
Хутор.
На хуторе, дни протекали незаметно, ничем не отличаясь, друг от друга. Если не считать уроков по верховой езде.
Утром Софья, как всегда вставала рано вместе со всеми взрослыми людьми. И брала на себя все обязанности по дому. Смотрела за детьми, немного стирала, готовила обед и ужен. День был насыщен работой с утра до вечера. Хозяева спозаранку уезжали в поле, и возвращались только к вечеру. Уставшие, они, поужинав, ложились спать. Обед Софья готовила здесь на кухне, а ребятишки отвозили его в поле. В специальном горшке с плотной крышкой. Если остывало, брали с собой котелок и подогревали на костре.
Завтрак готовили на ночь, а утром брали его с собой. Обычно это была каша, сало, вареные яйца, молоко или квас. Иногда варили компот из прошлогодних сушеных фруктов.
Однажды Софья проснулась. Странно, никто никого не будил. Все спали. В углу у окна стояло ружье и шашка в ножнах, рядом плетка. - Что-то, наверное, произошло. Раньше я такого не наблюдала, - подумала Софья и, приведя себя в порядок, пошла на кухню и стала готовить. Через некоторое время дверь на кухню открылась и вошла хозяйка.
- Софья! Ты чего не спишь? Чего встала так рано?
- Так ведь рассвело уже, надо завтрак готовить.
- Так ведь, мы в поле сегодня не поедем. Я забыла тебя предупредить. Уже все отсеялись. Я думаю, что наш бог плодородия Ярила будет доволен. Мужики потом поедут, прикатают и на всходах огрехи подсеют и все. Они теперь нескоро проснуться. Ночью гоняли каких-то конокрадов. Говорят, поймали всех троих. Двоих поймали быстро. А одного только под утро с собаками нашли. Они вон у того сарая, где кузня на лугу, сидят.
Что-то заколотилось сердце, Софья, взялась рукой за грудь. - А если они с сарая убегут?
- Так они не в сарае, а рядом на лугу. Что ты, схватилась за грудь? Сердце болит?
Они не убегут, не бойся. Их в кандалы заковали и цепью приковали к вкопанному в землю столбу. Что ты так испугалась? Думаешь там твой обидчик?
Софья, ничего не ответила, только махнула головой.
- Так мы позавтракаем и пойдем, посмотрим. Они будут там сидеть на цепи, пока их не допросят мужики. Если случайно заблудились, бывает такое, отпустят. А если чего немного пошалить, тоже отпустят, только усыпят несколько плетей. А если настоящие воры, или бандиты какие. То передадут их в уезд или в волость, там будут судить. С волости за ними приезжают. А в уезд, иногда возим сами.
- А если они не сознаются, зачем пришли, скажут просто, заблудили?
- У нас старожилы опытные, раскусят в два счета. Сама видела, с Наполеоном многие из них воевали. Положат на лавку, снимут штаны, сорвут крапиву. Если крапива не помажет, плетка на этот счет есть. Если сознается, то не трогают. Определяют степень виновности, за каждую провинность, сколько положено плетей. Всыплют и все. Или отпускают, или отправляют в уезд, или в волость. Иногда по неделе, по две, сидят возле столба. Ждут когда приедут за ними с волости.
- А кто же их кормит?
- А никто их не кормит, сидят себе на цепи и сидят. Ведь кто грабит, а еще хуже убивает человека, тот уже не человек, он и должен сидеть на цепи, как собака.
Мажет, кто и кинет из жалости сухарь. В поросячью корыту нальют воды, бросят соломки и все. И греются друг от друга.
- А если кто подерется или оскорбит, к примеру, барина, тогда что?- спросила Софья.
- У нас здесь. Никто никого не оскорбляет, и драться не дерутся. Бывают, поспорят меж собой и все. Язык он для чего дан? Что бы с помощью его решались все вопросы. А если не могут договориться и принять какое-то решение, собирают сход. А на сходе, решают кто прав. Софья! У нас здесь, нет господ. Все живут, конечно, по-разному, кто богаче, кто победней. А отношение ко всем одинаково хорошее. Часто собираются в боевой порядок, а в бою все товарищи. Конечно чины разные. Так они опять же зависят от опыта, и выбора командира. А честно тебе сказать, в начальство никто не рвется, лишние заботы, только и всего. А дома когда находятся, все равны, и сотник и просто казак. Этот порядок, эту демократию, они наследовали еще с языческих времен.
- Разве так может быть, что бы на селе не было барина?
- Может Софья, может. У нас все баренья! Тебе понять наших, тяжело. Я сама только недавно стала немного разбираться в хуторских законах. Живут все богато, и никто никому не служит. Если не под силу управлять хозяйством, нанимают работников. Все основные решения принимают старожилы. Если им не под силу, собирают сход. А у вас кто? Церковь, бог, князь?
- У нас руководит всем барыня, да бог. А князь и рта не может раскрыть, против матери. А церкви у нас нет. Если что не по ее, возьмет барыня за ухо, подведет к иконе и поставит на колени, и заставляет молиться богу. Да еще гороха под колени насыплет. Вы не представляете как больно! А еще обидней бывает, когда просто так наказывают. Не так посмотрела на нее, или на ее сына. Не вовремя подошла. Самовар остыл, подушку положила не так. Таких причин можно назвать сколько угодно. Я была очень рада. Когда перешла жить, из барского дома к бабушке. А князь, хоть бы заступился, слушает да делает все, что скажем ему маменька.
- А, что тут такого, ведь она ему мать, он и должен ее слушать, - говорит Настя, раскатывая скалкой тесто на лапшу.
- Засыпать в чугун? - спросила Софья, - отвар уже готов.
- Давай Софья борщ сварим, а то надоело по утрам, каша да каша. А к обеду лапша подойдет, наварим. И пирогов напечем. Смотрю я, неравнодушна ты, к князю?
- Да, нескорою, любовь у меня к нему была, а сейчас осталось больше досады.
- И за что же, княжна тебя так невзлюбила? Или это секрет?
- Да какой секрет, князь жениться на мне хотел, вот и весь секрет. Его отослала, в город Питер, а меня тем временем убить захотела, наняла разбойников. И никакая она не княжна, она только выдает себя за княжну. Она наставница князя. Не родная она ему.
- Так ты же замуж выходишь. Она что, не знала обетом? И почему она не родная мать князя?
- Леонида мать родную убили. А это её сестра. Она просто барыня и растит его с детства. Сначала она не знала, что я замуж выхожу, а сейчас, наверное, знает.
- Если растит, все равно мать. От этого не уйти. Ответственности больше. Так вот в чем дело. Отвалила за твою смерть деньжищи. Потом узнала о свадьбе, спохватилась. А разбойникам назад деньги невыгодно отдавать. И деньги, по-видимому, хорошие. Вот они и гоняются за тобой.
У Софьи, после этих слов, холод пробежал по спине, закружилась голова, и затряслись руки.
- Ты, что так испугалась? Прости, я не хотела тебе причинить боль. Поди, в комнату, и приляг, отдохни. А проснется хозяин, спросишь у него, кого они ночью отловили? Может к тебе это вообще не имеет никакого отношения.
- Нет, Настя, чувствую я, что приходили за мной. И если поймали их, это хорошо.
Раздался стук в дверь. На пороге появился хозяин, - я вам не помешал?
- Нет, что ты, - сказала Настя.
- А что- то гостья наша такая бледная.
- Это я, ее обидела, рассказала о ночных конокрадах, а ей подумалось, что пришли ее убивать. Я и говорю, вот проснется хозяин, у него спросишь, чего зря волноваться, не убили же тебя. Прикованы, они надежно к столбу, не волнуйся, не убегут.
Софья, перевела свой взгляд от чугуна с борщом, стоявшим в печке, на хозяина.
- Борис Федорович, кого вы ночью поймали? Разбойников, или конокрадов?
- Не переживай Софья, так сильно. Определить точно пока не могу. Двое из них похож на конокрадов, их мы взяли сразу без заминки. А один, похож по твоему описанию, не буду скрывать. Мы его взяли под утро, у нас на задах. Всю ночь искали его. Собаки лают, а учуять не могут. Хитрый бестия, следы засыпал табаком. И зашел, из-под ветра. Он нас слышит, а мы его нет. Только когда все успокоилась. Ветер утих и развернул с другой стороны. Тогда гончие с борзыми учуяли посторонний запах. И рванули к нему. И давай кружить, как зверя. Боится собак твой обидчик. Заорал как резанный: «На помощь»! - Штанишки ему все собаки разорвали в клочья. Пришлось отогнать собак. Да разжигать кузню, что бы приковать их к столбу.
У нас тюрьмы здесь нет. Да и зачем она нужна, охраняй, корми. Это проще, приковал к столбу, налил в корыто воды. И пусть сидит себе на цепи. Пока не заберут в тюрьму. Знал, зачем шел.
Была бы моя воля, я не стал бы тюрьмы строить, не в уезде, ни в волости. А всех: убийц, воров, и кто руки греет на этом, Россией торгует - продажных псов. На цепь, приковал бы на площади. Пусть люди любуются на тех, кто не дает им жить.
- Борис Федорович, ведь некоторые воруют не по собственной воле. Жить то надо, а жить на что? Их заставляет это делать.
- А кто их заставляет, это делать, тоже на цепь.
- Так, в это положение, их ставят господа помещики и царь, - сказала Софья.
- И таких помещиков, господ тоже на цепь?
- И царя, тоже на цепь?
- Царя, не надо на цепь. Для начало посадить его в клетку и провести по России, а затем, разжаловать в рядовые и дать жалование как у простого солдата, крестьянина. И пусть поживет годков пять, десять. А потом вновь в цари. И так почаще, что бы не заедался. И жизнь, наладится. Сразу найдется для людей работа и достойный заработок.
Все засмеялись.
- А кто же тогда страной будет руководить? Все же будут сидеть на цепи, бог что ли? Он не умеет. Если он умел бы, все в мире было бы, хорошо. Может сделать как у вас на хуторе – «Сход»?
- Ну, Софья, и задала ты мне задачу. Хутор это не страна, это место где я родился и живу - это моя маленькая родина. Спрошу на ближайшем сходе, у сторожил? Может они, ответят. Я тебе тогда обязательно отпишу.
- Борщ готов, Борис Федорович.
- Вот и хорошо, пойдемте за стол завтракать.
- Ребят будить? - спросила Настя.
- Если спят, то не надо. Набегались они этой ночью с собаками, пусть поспят, - ответил хозяин.
На лугу собралось много народу. Казалась всему хутору, захотелось посмотреть на разбойников. Многие, еще не отсеялись, но на этот день отложили сев.
- Смотри Софья, если страшно не ходи, - сказал Борис Федорович.
- Не дрейфь, Софья! Пошли, - сказала Настя. - Мы к ним близко подходить не станем.
- Теперь мы выслушаем Бориса Федоровича, Владимира Алексеевича, и Илью Ивановича. Проводившее следствие, на утро следующего дня. Они привезли с места происшествия разбитую коляску без передних колес, щепки от колес, и застывшее тело с порезанным горлом. Того самого как вы назвали, Колю «рыбу». Тело отвезли в уезд на опознание, проведения дознания, и передаче его родственникам, если такие найдутся, для захоронения.
Хуторяне внимательно выслушали рассказ названных мужчин.
- Мы знаем, что своего подельника убил ты. И знаем почему. Хуторяне давно догадались, и в этом не сомневаются. А кто не знает, мы объясним с вашей помощью, - сказали старожилы. - Когда у вас закончилась вторая неудачная попытка убить Софью Павловну. Вы вернулись и увидели, что ваш друг сильно повредил ногу. Взять его с собой, означало ехать вдвоем на одной лошади верхом. Быстро не поедешь.
Оставить, как говорили подельники. Он слишком много знал про вас. У вас были все основания полагать, что за вами будет погоня. Мы правы?
- Нет, - ответил «туз». - Я его убил сразу, когда пошел за пистолетом. А в остальном, да.
- И сейчас, вы бы не полезли на хутор, если бы София Павловна хорошенько не рассмотрела вас?
- Да, я и у речки, не погнался бы за ней, если бы она не видела моего лица, - холодно ответил «туз».
- Ответьте мне, - сказал Семен Иванович. - Была ли у вас бомба? Когда вы старались опередить и оттеснить упряжку Софье Павловны, перед въездом на мост. Если была, бросали вы ее в Софью Павловну?
- Нет, бомбы у нас никакой не было, - ответил «туз».
- Так отчего же разлетелись ваши колеса?
- Это было похоже на бомбу. Но, это была не бомба. Это была молния, и сопровождалась сильным раскатом грома, - говорил «туз». - Как, будто кто специально направил молнию на наши колеса. А когда я догнал ее, а лошадь напугал заяц. И я, не с того не с чего выронил пистолет. Эта женщина показалась мне странной. Я спешился, и начал смотреть в воду. А она мне так спокойно говорит, - ныряй в воду за пистолетом!
Я ей сказал, что не умею плавать. Испугался я. Хотя хорошо плаваю. И понял я, тогда. Что эта женщина колдунья. И стал ругаться матом на нее, и на белый свет, чтобы отвести от себя чары. Вы ее убейте, и сожгите на костре. Я вам говорю. Она ведьма!
- Это уж позволь нам решать, что делать с Софьей Павловной.
- Ты разбойник, наверное, не тому богу молился? Поэтому, от его разложившегося распятого трупа, кажутся тебе ведьмы кругом, да колдуньи.
- Если бы, по-настоящему верил, в настоящего бога, такого бы, не сделал.
- В Спасителя верит, а законы божьи, заповеди не соблюдает? Вот и поплатился!
- Когда друга своего лишал жизни, не дума о колдовстве, у спасителя помощи, небось, просил?
Народ кричал, говорил.
- Просил у спасителя помощи, а у кого мне еще просить? - сказал «туз».
- Что же он тебе помог?
- Помогает.
- А когда в третий раз шел убивать женщину, ты же знал, что она колдунья, зачем шел?
- Знал. Но я сходил в церковь, долго молился, и попросил благословения господнего!- ответил «туз».
- Да, благословение тебе помогло. Еще бы чуть, и ты бы до нее добрался. Спасла Софью Павловну в третий раз - думаем - душа твоего друга, которого порешил ты. Никогда не задумывался над этим?
- Нет, я всегда верил в спасителя, своего бога, и советовался с ним, и верю в него и сейчас! - ответил «туз».
- Нам надо посовещаться! - громко сказал молодой парень, обращаясь к хуторянам. - Далеко не расходитесь!
- Неприятная процедура сейчас начнется, может, лучше уйдем, Софья? - сказала Настя. - Смотри, некоторые хуторяне расходятся по домам.
- Мне, хотелось посмотреть, на «туза», я же ему обещала. Хотя я знаю, что это неприятно. У нас секли, я видела, только не разбойников, а крестьян.
- А за что, крестьян- то секут? - спросила Настя.
- За непослушанье. Кто-то словом выругался на помещика или приказчика, а может просто, сказал что, или взглянул не так. Или, что - то не так сделал. Да мало ли причин. Захотели высечь, и высекли. А разбойников, я ни разу не видала, как секут.
- Такие же люди. Только хлипкие, описаются - обгадятся. Как ты говоришь, они только хороши с оружием. А на самом деле, эта категория слабых людей. И людьми их нельзя называть. В этих выродках, только облик человеческий. Давай отойдем в сторонку. А как будут сечь твоего обидчика, подойдем поближе.
На лавку положили «боярина».
Вначале слышались удары плети. Затем крики, - ой, ой мама, ой, - затем ругань. И опять удары плети. Потом все стихло. И стон.
- Первому всегда переносить побои легче,- сказала Настя. - Он не подготовлен, не видит и не слышит. А после десяти плетей, он сам не пойдет, его отнесут.
И действительно. Двое ребят взяли за руки и за ноги «боярина» и отнесли его в сторонку на траву.
- А, что разве приковывать его не будут к столбу?
- Нет, Софья, он теперь часа два будет лежать без движения. Только потом начнет поднимать голову. Недели две вставать не будет. Потом конечно, через месяц другой, все пройдет.
На лавку положили «смуту».
Он, что-то стал сопротивляться, но его быстро успокоили. Привязали цепью к лавке. И снова удары плети. Затем снова крики, - ой, ой мама, ой мама, - ругань. И опять удары плети. Все стихло. Кто-то поднес ушат с водой и вылил на него. Он застонал. Цепь, которой он был привязан к лавке, отвязали. Взяли за руки и за ноги отнесли, и положили на травы рядом с «боярином».
Теперь подошла очередь «туза».
- Ты точно хочешь посмотреть, Софья?
- Да.
- Тогда давай подойдем ближе.
Женщины подошли и встали совсем, рядом.
«Туз» лежал на лавке животом в низ, и плакал. Его руки и ноги привязали цепями к лавке, пальцы на руках дрожали. Штаны приспущены. Белая кожа блестела, отсвечивая лучи Бело-бога.
С первого удара, он просто дернулся. Со второго удара у него зашевелились руки и ноги, пытаясь освободиться. С третьего удара, он начал кричать, - ой, ой, ой мама. Еще удар. Кожа на спине и на ягодицах стала лопаться, а он все кричал и ругался матом.
На теле с каждым ударом, вздувались красные полосы. Затем стала сочиться кровь, и потекла со спины на лавку. От следующего удара, кровь брызнула прямо на женщин, и тело его обмякла. Сечь перестали. Подняли голову за волосы. Принесли воды и вылили на тело и голову. Он очнулся и замотал головой. Что-то стал невнятно говорить. На него еще вылили воды.
- Может, хватит ему? - сказал Семен Иванович.
- Нет! - зашумела толпа.- Пусть получает свою норму!
- Ну - что же - продолжайте.
И вновь - удар за ударом - ложились на его спину. Белое тело превратилось, в красное. Вскоре он снова потерял сознание. И вновь его перестали сеч, и стали приводить в чувство. Он снова пришел в себя. И в третий раз, плеть принялась за его спину и ягодицы. Сеч закончили. Облили его водой, он приподнял голову, и снова потерял сознание.
- Значит живой еще, - сказал Семен Иванович. - Честно скажу, я сомневался.
- Еще ему пяток! - закричали из толпы.
Старожилы махнули рукой, - хватит, хватит, норму свою получил.
Его так же, как и его подельников взяли за руки, и оттащили туда, где лежали на траве его двое подельщиков.
- Глянь Настя ты в крови, и я тоже.
- Кровь - это хорошо - быстрее заживут раны. А вот когда волдырь синий - это плохо - будет нарывать.
- Смотри Настя. За все время, когда мы подошли - он даже не взглянул на меня, а знал, что мы на него смотрим.
- Брось это Софья - ему не до нас. Мы Софья Павловна, пойдем домой. Не казни себя, что по твоей вине их высекли. Все идет правильно - так было задумано в этом мире. Одни творят зло, а другие борются со злом, стараются сделать людей счастливыми. И неизвестно кто победит? Зло очень крепко пустила свои корни.
Сейчас приедут с уезда, и заберут их. И, скорее всего, пройдет несколько дней, их осудят и отправят на каторгу. На этом все закончиться.
А нам милая моя надо готовиться к приезду сватов. Пошить наряд. Я знаю, в соседнем селении «Гудово», есть хорошие швейные мастерские. И мы с тобой завтра с утра туда поедем.
Монолог для Костика
Это для тебя совершенно обычный эпизод. Я же, не смотря на весь свой цинизм, свой независимый нрав, свою жесткость… Как я надеялся, что ты запомнишь ЭТО…хм…Для меня «Это», для тебя «Фигня»: Напросился. Несколько недель разговаривал по телефону, смешил, плел ахинею…Ты просто уступил…Ий-эх…И вот, я прихожу к тебе в гости. Ты проводишь меня на кухню, чтобы угостить кофе, что-то рассказываешь. Но до меня смысл твоих слов не доходит: думаю только об одном, как побыстрее раздеть тебя и заняться любовью…Для тебя – сексом… Словно чувствуя это, ты издеваешься, стараясь избегать даже прикосновения моих рук.
Наконец, встаю из-за стола, и прижимаю тебя к раковине. Какое-то время ты либо отворачиваешь губы, либо быстро прекращаешь поцелуй, одновременно мешая моим жадным рукам шарить по твоему телу. Но я сильнее, и ты сдаёшься. Твои, такие любимые, мягкие, теплые губы растворяются в моих… Мы сплетаемся языками, гладя шеи и плечи друг друга. В трусах моему члену давно жарко и тесно, он рвётся на волю. И я ощущаю, как с твоим происходит то же самое.
Не переставая целоваться, вытаскиваю твою рубашку из шорт, расстегиваю ее. Свою, расписанную каким-то парижским чучиком на набережной Сены прошлым летом, просто срываю через голову. Наконец-то моя истосковавшаяся грудь касается твоей неописуемой кожи!
Сначала я глажу твой член через одежду, потом засовываю руку под ремень и резинку трусов, чтобы коснуться его пальцами. Ты расстёгиваешь на мне латексную копию джинсов, стягиваешь вниз, гладишь и мнешь мои ягодицы. Я расстёгиваю твою ширинку, опускаюсь на корточки. Твой член стоит на полную изготовку. Какое-то время я любуюсь им. Потом нежно-нежно целую, лаская языком головку. Опускаюсь ниже, чтобы снять твои штаны и трусы полностью. Ты опираешься руками сзади о раковину, позволяя мне наслаждаться твоим красивым и налитым членом. Я поочерёдно целую твои яички, легонько дрочу тебя, не забывая лизать ствол и головку. Поднимаю тебя на руки и кладу спиной на стол. Твоя попка на самом краю, так что ноги свешиваются, не касаясь, пола. Ты тихонько стонешь, позволяя мне ублажать тебя влюбленным ртом. Я полностью раздеваюсь.
Мы меняемся местами. Теперь я лежу на столе. Только животом вверх. Голова свешивается, так тебе удобнее входить…И мне удобнее, когда твой ЖЕЛАННЫЙ член проникает мне в горло. Так я могу не только сжимать его горловыми мышцами, но, одновременно лизать твой лобок…Я просто знаю, что ты всегда озадачен моей техникой…Балда. Какая техника. Просто это ТЫ. Знаю, и пользуюсь, чтобы хоть удивление вызвать. Если уж не удалось вызвать ответную любовь. Бля!
Ты почти готов, только не хочешь так. Повинуясь твоему капризу, мы идем под душ.
Тёплые струи падают на наши головы, пока мы целуемся и обнимаемся. Потом начинаем бережно мыть тела друг друга, иногда позволяя себе недолго целовать самые привлекательные места. Я опускаюсь на одно колено, на другое ставлю твою ногу, ласково мою ее. Сначала губкой с душистым мылом. Потом своим ртом…каждый пальчик. А если я грызану? Ласково, не бойся. Твою пяточку. Смеешься? Ну, со мной хотя бы весело. Давай другую. И ей положена своя доля ласки и любви. Это только мне ни черта не положено.
Ты в это время моешь мою голову. Я заставляю тебя лечь на дно ванной, расставить ноги, касаюсь своей головкой твоей дырочки, прижимая твои ступни к лицу. Замираю. Но ты говоришь, что стоя лучше. Чтож… Поднимаемся.
Поворачиваю тебя к себе спиной. Ты чуть приседаешь и наклоняешься. Сначала я долго ласкаю твои замечательные яички рукой, нежно проводя гладковыбритым подбородком по твоей дырочке. Естественно, дрочу при этом твой член. Потом начинаю водить кончиком языка под мошонкой. Распластываю его широко и, как собака, вылизываю между твоих сладких ягодиц. Загибаю твой член между ног, сосу его (что еще нужно для счастья?), массируя пальцем твою дырочку. Потом начинаю активно дрочить тебе, и сверлить очко языком. Ты почти готов кончить. Поэтому, заставляешь меня прерваться, присаживаешься сам, а меня ставишь перед собой. Твой трепетный, нежный язык и губы, ласкающие мой член, уводят меня за грань реальности. Я кладу руки на твою голову, осторожно двигая бёдрами тебе навстречу. Твой пальчик уже внутри моего очка, мой член полностью в твоём рте, а яички в другой руке. Я хочу большего. Я хочу, чтобы всегда было только так: я - весь твой, а ты… Чтобы ты просто считал, что со мной лучше ВСЕХ.
Поворачиваюсь к тебе спиной, ставлю ногу на край ванны, наклоняюсь, оперевшись руками о стену, и приседаю. Ты смачиваешь свою головку слюной, натягиваешь на неё кожу, подседаешь, и осторожно вставляешь свой конец в моё жаждущее очко. Твои руки, то сильно давят мне на задницу, приказывая опустить её немного пониже, то берутся за тазовые кости, когда ты пытаешься пронзить меня насквозь, то ложатся мне на плечи, когда ты наклоняешься чтобы лизнуть, либо поцеловать мою спину или затылок.
Я дрочу себя в одном ритме с тобой, чувствуя, как внутри меня ходит твой замечательный орган…Чушь какая! Весь ТЫ ходишь во мне. Другой рукой, просунутой между ног, я ласкаю твои яица, что, просто знаю, нравится тебе.
Ты увеличиваешь скорость, я тоже убыстряюсь. Твои яйца уже колотятся о мои бедра с бешеной скоростью… Ты стремительно и яростно трахаешь меня, и я уже готов кончить, только жду твоего сигнала…
И вот, с дикой силой ты вцепляешься в мои плечи, плотно прижимаешь свой лобок к моим ягодицам и издаёшь такой великолепный и замечательный стон, от которого я тут же кончаю длинным плевком! Ты дергаешься, выбрасывая в меня сгустки горячей жизни… А я прижимаю тебя к себе за попку двумя руками, обстреливая своей спермой стену.
Уф… С последним выплеком, ты обессилено падаешь на мою спину, свесив руки с моих плеч. Но не вынимаешь. Я сжимаю эту замечательную часть тебя мышцами сфинктера, глажу твоё тело, и жду, когда он сам опадёт и выскользнет.
Мы долго целуемся, смывая под душем следы любви. Сначала я вытираюсь сам. Потом, выйдя из ванной и стоя рядом, словно маленького, вытираю тебя. Беру на руки и отношу на кровать.
Пытаюсь притвориться засыпающим, чтобы только не услышать в ОЧЕРЕДНОЙ раз: «Извини, совсем забыл. Ко мне должны прийти по работе через пол часа. Это важно. Ты не обидишься? Надо еще убрать все». Почему, всякий раз «получая по морде тряпкой», я надеюсь? Видимо, ты – это НЕЧТО необыкновенное. Случайно ворвавшееся в мою жизнь. А, возможно, посланное мне в наказание за прошлые грехи.
Я ухожу. Зная, что моя любовь к тебе – это только мои проблемы. Зная, что ты просто не хочешь обидеть меня, прямо послав куда подальше. И, веря, что я все-таки дождусь, когда ты скажешь: «По крайней мере, с тобой все просто. И трахаться мне очень нравится нравится. С тобой».
А пока по городу идет сильный и властный мужик. С которым черевато встречаться взглядом. Рожа которого может украсить любой журнал. И добрая часть встречных людей (женщины, мужчины – не важно) думает: «И кто-то же трахается с ТАКИМ» Да, самый обычнейший из ВАС. Просто так получилось, что он мой любимый.
Да, наверное, это "в наказание за прошлые грехи". И почему ЭТО НЕЧТО опять зовут Костик, и, никак иначе))
Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2022. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+
Подлокотник
В одной из групп социальных сетей проводился опрос "В какой позе лучше пороть", в какой позе лучше я не знаю, но прочитав ответы вспомнил, как отец меня впервые по-настоящему выпорол, выпорол на подлокотнике кресла. Были у нас два широких югославских кресла-кровати. И подлокотники тоже были широкие, мягкие и полукруглые. Не то, чтобы меня раньше не пороли, пороли, но мягко и нежно: шлепали по попе, а если доходило до ремня, то тоже было не больно и не страшно.
Так случилось, что я тогда учился во вторую смену, и отец работал во вторую, и дома утром мы были с ним одни. Он смотрел телевизор, я собирал учебники и тетрадки в школу, вдруг он спрашивает:
- Как дела в школе?
- Нормально, - отвечаю, обычно он редко спрашивал про мои дела.
- Двоек-то много наполучал?
- Нет, - говорю, а внутри все слегка похолодело.
- А то б мы с тобой разобрались.- Он посмотрел на меня и улыбнулся.
Эта улыбка и сбила меня: двойки у меня конечно были и даже много, но он улыбнулся, и я решил раскрыться, все равно узнает, подумал я, а так я сам признаюсь, он и простит. Как я ошибался!
В общем, беру дневник, подхожу к нему и говорю:
- Ну, у меня не все так хорошо, но я все исправлю. - И протягиваю, улыбаясь, свой раскрытый дневник. Он взял, молча начал листать, вперёд пролистнул, назад до начала пролистнул, вздохнул:
- А ты говорил, что у тебя все хорошо, что все нормально?
- Да, так я же все исправлю, - улыбка моя растаяла, я понял, что зря я это сделал.
- То есть и двоек нахватал и соврал?
Я промолчал.
- Мать знает?
Я отрицательно помотал головой.
- А ты знаешь, что бывает за двойку?
- Знаю.
- И что?
- Наказывают.
- Как наказывают?
- Ремнем.
- Правильно. А за вранье, что бывает?
- Тоже. ремнем. - я стоял опустив голову, и уже бормотал эти слова себе под нос.
- Снова правильно! Значит, ты заслужил порку?
- Я все исправлю!
- Заслужил? Ну?
- Дааааа, - и слезы сами потекли из глаз.
- Тогда спускай штаны, и ложись.
Я начал теребить край трико, боясь их спустить, и боясь их не спустить. Отец встал и начал растегивать пряжку ремня, и я завороженно следил за тем, как ремень освобождается из дырок, как его конец вытягивается из железной пряжки, и как он выскальзывает из петель, складывается вдвое и повисает, готовый меня пороть, в руке отца.
- Что встал? - Отец взял меня за плечо и подтащил меня на ватных ногах к креслу.
- Ложись!
Он надавил на плечо, и я лег поперек подлокотника.
Он сам, молча, одним движением спустил трико и трусы, обнажив мой зад.
- Если сам штаны не снимаешь, то добавку получаешь!
Страх порки охватил меня всего.
- Папочка, - сквозь слезы, тонким голосом, запросил я, - я все исправлю, не надо, пожалуйста, не надо.
- Я знаю, что тебе надо, и я тебе дам!
И первый удар ремня влепился в мой голый зад.
- Не надо, папочка!
- Надо! - И еще удар.
Я почувствовал резкую, прожигающую боль, и вскрикнул, но пока еще не громко. Третий удар ожог меня и я схватился руками за зад, и тут же получил по ним ремнем.
- Руки убрать!
Но я уже отдернул их, и тут же получил новый удар сильнее предыдущих. Он завел мои руки за спину и стал одной рукой их держать, а другой пороть.
- Оооооуууууу! Больнооооо.
- Это правильно! Так и должно быть!
И снова - хлесть!
- Не нааааадооооо.
Хлесь, хлесь, хлесь - хлестал безжалостно ремень по попе!
- Простиииии! Пожааааа. аааалуйстааааа!
- Прощу! Допорю и прощу! А пока - получай! Получай!
И снова: хлесь-хлесь-хлесь-хлесь, подряд, без передыху шли удары.
- Я все исправлююююююю.
- Конечно исправишь!
Хлесть.
-А что мне с твоим враньем делать?
Хлесть, хлесь.
- Что?
Хлесь-хлесь-хлесь.
От боли я согнул ноги в коленках, и удары ремня стали звонче.
- Что?
- Я больше не будуууууу.
- Надеюсь, не будешь!
Хлясь-хлясь-хлясь-хлясь.
- Мамаааааа!
- Нет здесь мамы! А была бы сама бы добавила!
Хлясь-хлясь-хлясь.
- Простиииии меняяяяяя, папочкаааааа, я больше не будууууууу!
- Слышал!
Хлясь.
- Знаю!
Хлясь.
- Проверю!
Хлясь.
- И накажу!
Хлясь.
- Ты запомнишь, как врать!
Хлясь-хлясь-хлясь-хлясь-хлясь-хлясь
Он отпустил мои руки, отступил на шаг назад, сделал ремень подлиннее, и нанёс мне последние удары сильно, подряд, выхлестнув из меня крики боли перешедшие в вой.
- На этот раз достаточно, - услышал я, но не понял, что порка закончилась.
Отец заправил ремень в брюки и ушел в ванную, я услышал, как побежала вода в раковине, положил обе руки на раскаленный и вздутый зад, потер его, но боль не проходила, слезы и сопли лились сами собой. Я еще тихонько подвывал, когда отец вернулся.
- Что разлегся? Вставай, иди приведи себя в порядок!
Я с трудом поднялся, подтянул трусы не до конца, и с голым выпоротым задом поплелся в ванну. Высморкался и умылся там и только потом повернулся к зеркалу спиной, и осмотрел свою бедную попу. Темно-синие рубцы-полосы покрывали ее. Снова слезы навернулись, но я осторожно подтянул трусы и трико, но даже малейшее прикосновение было болезненным. Я снова умылся и вернулся в комнату к отцу.
- Ну, все понял?
- Да.
- Врать еще будешь?
- Нет.
- Ну, молодец!
Не скажу, что я больше не врал или исправил все двойки, как обещал, нет, конечно, нет, но отец с тех пор стал проверять мой дневник, и после первой же проверки через неделю, вновь уложил меня на подлокотник.
Классика. А в школу пошел в тот день? Как сидел? Или прогулял ?
Пороть нельзя. помиловать..
"Баба остервенилась, потому что в первый раз прибила несправедливо, бросилась к венику, нарвала из него прутьев и высекла ребенка до рубцов, на моих глазах. Матреша от розог не кричала, но как-то странно всхлипывала при каждом ударе. И потом очень всхлипывала целый час."
К глубочайшему мне сожалению данная тема знакома многим родителям и их детям.
Лично меня никто никогда не порол и моих родителей и родителей их родителей. Именно поэтому данная тема меня так заинтересовала.
«Мне 15 лет. Раньше меня вроде и не шлепали даже, ну разве так, чуток совсем, когда маленькая была. В угол иногда ставили. Первый раз меня выпорола мама в 9 лет. Теперь знаю, что это очень поздно. Почти всех, с кем тут говорила, пороли намного раньше. Я узнала, что некоторых пороли уже с 5 лет.»
Мама завела в комнату, велела спустить штаны и лечь на кровать. Отец был в другой комнате, но с самого начала знал, зачем мама меня повела в комнату. Наверно лучше меня знал, что меня ждет. Перед тем, как начать порку мама сказала типа того, "ну вот, пора тебе узнать, что такое ремень".
Ремешок порол по голенькой попе и еще на своих ногах несколько следов потом видела. Попа потом была сначала багровая, а потом фиолетовая. «
Впечатляюще не правда ли?
Самое интересное — это реакция выпоротых детей:
Было очень сильно больно. Но все эти наказания были справедливы, я их заслужила и на маму не обижаюсь.
Вот рассказ одной девочки, укравший в своё время дома денежку и купившей большой кулёк конфет, чтобы угостить весь двор:
Я была очень маленькая, но помню все прекрасно! Мне было всего 4 года. Я взяла деньги без разрешения и купила в магазине огромный кулек конфет, чтобы весь двор угостить сладеньким.
Пороть ремнём четырёхлетнюю девочку.
Мама увидела меня, когда я вышла из магазина.
Она привела меня домой. Конечно, объяснила, что я сотворила - фактически, украла деньги у мамы с папой.
Она сказала, чтобы я спустила трусики. Я отказалась, конечно! Я не помню точно, какими словами она мне это объяснила, но я была поражена, так как мама была очень добрая и ласковая.
На мне было платьице. А трусики - беленькие. И беленький воротничок, и беленький фартучек. Я стояла в углу и упиралась, не хотела снимать трусики ! Она сказала, что если не спустишь трусики, то получишь еще сильнее. Мне было очень страшно. Когда она порола, я стояла, положив голову ей на колени, я же маленькая совсем была.
….
Многие мне могут возразить- нас пороли и мы пороть будем, ну да за ради бога, господа садисты.. Телесные наказания оставляют глубокий след в личности человека от которого долгие годы и даже всю жизнь неудаётся избавится униженому и пот=ротому с детства ребёнку. Особенно горько это при воспитании девочек,
У меня отец был очень суровый. Частенько получала ремнем и по попе И к чему я пришла? С мужчинами нормальных отношений нет, годы психотерапии и еще годы впереди. Любого намека на физическую боль боюсь ужасно. (с)
Или вот вам ещё мнения любящего родителя:
Ребенка бить руками ни в коем случае нельзя. Только ремень. ремнем бить надо до определенного возраста-пока поперек лавки лежит. А если уже поперек лавки не влезает, то бить поздно. (с)
Или
Действительно порка ремнем очень благотворно влияет на детей, особенно на мальчиков. Я своего сына Даниила наказываю ремешком с 6 лет и очень доволен. Скажу сразу, секу крепко, а иначе польза будет нулевая. Парень просто золото! Сейчас ему 9 лет, учится очень хорошо, дисциплина на уровне.
Так что проверено! Хорошее средство. А те кто ноет, мол вредно, психика нарушается и др. просто драть нормально не умеют. (с)
Тут хочется сказать такой мамаше,
ещё не вечер, посмотрим, что скажет ваше золото-ребёнок лет так через ..надцать..
Не придётся ли этой мамаше с синяком под глазом скрываться на помойке за домом! Время покажет.
…. А как вы думаете откуда столько садистов?
Ведь откуда появились традиции пороть жену, а не с детсва ли это. Выпоротый и униженный в своё время муж должен был унизить хоть кого-то,
«Во многих русских семьях в далеком прошлом была принята порка жены, как семейный обычай. Мужья пороли своих жен в какой-то определенный день, чаще всего по субботам, когда все были дома. Жена могла всю неделю проявлять непослушание, строптивость и бесхозяйственность. А когда наступала суббота муж ее голую раскладывал на лавке и долго отхаживал ремнем. Домочадцы могли смотреть на порку.
Однако мужнина жена могла быть выпорота и вне всякого графика, в любой день недели, если она этого заслуживала. Снимался брючный ремень и начиналась порка непослушной жены.»
« Некоторым женщинам это даже нравилось, так как они в процессе порки получали сексуальное удовольствие.»
Видимо оттуда и появились домины с плётками..
Современная порка женского тела с целью получения сексуального удовлетворения называется спанкинг. Различные девайсы, кнуты, хлысты, натуральные розги, ремни и даже палки идут в ход при сексуальных остросюжетных играх. Когда начинается спанкинг, женщина уже слегка возбуждена от мысли, что через несколько минут она почувствует на своих обнаженных ягодицах обжигающие удары, которые будут повторяться вплоть до наступления первого оргазма. (с)
Хотя до сих пор есть и отличные мнения . Что порка не извращение для получения оргазма, а эффективный инструмент для укрепления брака и семьи. Вот пожалуйста:
Запомните главное – порка не призвана удовлетворить ваши садистские наклонности. Порка призвана сохранить ваш брак крепким, а женщину – счастливой хранительницей домашнего очага! Поэтому первая потребность успешного сторонника порки - это соответствующий инструмент наказания для использования на спинах и ягодицах заблудших действий. Вы просто обязаны иметь ремень, или плеть в вашем доме. (с)
….
В западных странах родители за порку могут быть лишены родительских прав и оказаться в тюрьме.
Что совершенно справедливо на мой взгляд.
Тем боле, что эффективность порки - спорная. Похоже, что в порке дети в большей степени боятся не саму боль, а ощущение беспомощности и униженности. А из униженного человека вырастает закомплексованная личность.
Многие матери и отцы, применяющие суровые физические наказания, были, кроме того, холодны и безразличны к своим детям, временами даже явно враждебны к ним, не уделяли им внимания и часто проявляли непоследовательность или попустительство в воспитании своих отпрысков.
Какими бы трудными не были вопросы они быстро не решаются. От родителей требуется терпение и ещё раз терпение. Дети вырастают здоровыми только в здоровом окружении.
Ну да,скорее всего правильнее с маленькой. Только я не особо заморачиваюсь по такому поводу.Выделила сознательно и не вижу тут криминала совершенно. Так что не смущайтесь.Удачи!
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Читайте также: