Рукопись найденная под кроватью
Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее
- Длительность: 1 ч. 05 мин. 31 сек.
- Жанр:л итература 20 века, р усская классика
- Теги:Л итРес: чтец, р ассказы, с оциальная проза, с тановление герояРедактировать
Эта и ещё 2 книги за 199 ₽
По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 700 ₽ и две книги из персональной подборки. Узнать больше
«Вранье и сплетни. Я счастлив… Вот настал тихий час: сижу дома, под чудеснейшей лампой, – ты знаешь эти шелковые, как юбочка балерины, уютные абажуры? Угля – много, целый ящик. За спиной горит камин. Есть и табак, – превосходнейшие египетские папиросы. Плевать, что ветер рвет железные жалюзи на двери. На мне – легче пуха, теплее шубы – халат из пиринейской шерсти. Соскучусь, подойду к стеклянной двери, – Париж, Париж. »
- Возрастное ограничение: 12+
- Дата выхода на ЛитРес: 30 июня 2022
- Длительность: 1 ч. 05 мин. 31 сек.
- Чтец:
- Правообладатель: ЛитРес: чтец , Людмила Паршакова
Аудиокнига Алексея Толстого «Рукопись, найденная под кроватью» — скачать в MP3 или слушать онлайн бесплатно.
С этой книгой слушают
Отзывы 8
очень понравилось, как само произведение так и его прочтение. Очень эмоционально, и правдиво. По ходу рассказа, поведение персонажей, оказавшиеся на разломе эпох, когда рушатся привычные устои, их вылезающие из глубин души самые мерзкие поступки и мысли, напоминают порой некоторых представителей современного общества. Как пир во время чумы. Гори оно все прахом, есть только Я. Но все это приводит в бездну. Спасибо чтецу Людмиле П. за красочное представление.
Прелюбопытнейшая новелла об эмиграции особенно в настоящее время. Фантазии и реальности эмигрантской жизни без денег, без имущества, без родной земли и без профессии. После революции Русских, проживающих в Париже , ненавидят, их боятся, они здесь лишние. Но у них есть кажущаяся свобода. Они никому не нужны, потому на их свободу никто не посягает. И что делать? Как жить? Что есть смерть? В чем будущее и есть ли оно? …. А бархатистый, глубокий голос чтицы и отличное прочтение усиливают трагико-поэтичность данного произведения.
Очень круто прочитано, точно и профессионально выдержано. Спасибо! Произведение сложное, но магический голос не отпускает, заставляет идти за собой и на одном дыхании выпиваешь всю эту горечь.
Написано уже 100 лет как назад, а по-прежнему очень современное произведение в глубоком, проникновенном исполнении. Спасибо, очень понравилось!
Удивительно, как произведение, написанное 100 лет назад, звучит сегодня. Удивительно и невероятно. Большое спасибо чтице, неравнодушное, точное по звучанию прочтение произведения захватывает и не отпускает до последнего слова. Спасибо.
Оставьте отзыв
Другие книги автора
На что хотите пожаловаться?
Алексей Николаевич Толстой
BIBSYS : 90065442 · BNE : XX889618 · BNF : 11926773v · BRE : 4195896 · EGAXA : vtls898861 · GND : 118642901 · ICCU : CFIV019499 · ISNI : 0000 0001 2283 3642 · LCCN : n79131908 · NDL : 00458897 · NKC : jn19990210621 · NLA : 35552228 · NTA : 070148864 · NUKAT : n96211132 · PTBNP : 1721631 · LIBRIS : 97258 · SUDOC : 027165043 · VIAF : 98681641
Биография в Википедии :w:ru:Толстой, Алексей Николаевич
Изображения и медиаданные на Викискладе :commons:Category:Aleksey Nikolayevich Tolstoy
Алексей Николаевич Толстой в Викиновостях :n:ru:Категория:Алексей Толстой (1883)
Сборник цитат в Викицитатнике :q:ru:Алексей Николаевич Толстой
Биография в Den Store Danske • Encyclopædia Universalis • Gran enciclopèdia catalana • Visuotinę lietuvių enciklopediją • Энциклопедия Кругосвет • Hrvatska enciklopedija • Большая российская энциклопедия • Britannica Online • Store norske leksikon
Толстой, Алексей Николаевич
Содержание
Сочинения, изданные до 7 ноября 1917 г., находятся в общественном достоянии в России, США и других странах
- (1911) (1912) (1923) (1924) (1927) (1931)
- Хождение по мукам (трилогия)
- (1922) (1928) (1941)
- Книга 1 (1930)
- Книга 2 (1934)
- Книга 3 (1945, не окончена)
- Петушок (Неделя в Туреневе) (1910) (1910)
- Неверный шаг (Повесть о совестливом мужике) (1912)
- Детство Никиты (1922)
- Голубые города (1925)
- (1908) (1909) (1909) (1909) (1909) (1909 или 1910) (1910) (1910) (1910) (1910) (1910) (1910) , опубл. в 1911 , опубл. в 1911 , опубл. в 1911 , опубл. в 1911 , опубл. в 1911 (1911) (1911) (1911) (1911) (1911) (1911) (1913) (1916) , опубл. в 1916 , опубл. в 1916 , опубл. в 1916 , опубл. в 1916 , опубл. в 1916 (другое название — «Утоли моя печали») , опубл. в 1916 , опубл. в 1916 , опубл. в 1916 (другое название — «Наташа»), опубл. в 1916 (1917)
- День Петра (1918)
- Простая душа (1919)
- Четыре века (1920)
- В Париже (1921)
- Граф Калиостро (1921)
- Детство Никиты (1922)
- Повесть Смутного времени (1922)
- Семь дней, в которые был ограблен мир, другое название: «Союз пяти» (1924)
- Бывалый человек (1927)
- Морозная ночь (1928)
- Гадюка (1928)
- Хлеб (Оборона Царицына) (1937)
- Иван Грозный («Орёл и орлица», 1942; «Трудные годы», 1943)
- Русский характер (1944)
- Странная история (1944)
- Древний путь
- Чёрная пятница
- На острове Халки
- Рукопись, найденная под кроватью
- В снегах
- Мираж
- Убийство Антуана Риво
- На рыбной ловле
- (1909—1910, 1918) (1909—1910) (1936)
- Прожорливый башмак
- Дочь колдуна и заколдованный королевич
- (1900) (1900-е) (1900-е) (1900-е) (1900-е) (1900-е) (1900-е) (1908) (1911) (1912) («Лентяй», 1912) (1913) (1913) (1914) (1916, 2 ред. 1942) (1916) (1916) (1917 — под назв. «Горький цвет», 2 ред. — 1929 — с тем же назв., 3 ред. — 1935 — под назв. «Акила», 4 ред. — 1940 — под назв. «Мракобесы», в черновиках 4 ред. также фигурирует название «Изгнание блудного беса»)
- Любовь — книга золотая (1918, 2 ред. — 1940)
- Смерть Дантона (1919, обработка пьесы Г. Бюхнера)
- Бунт машин (1924, обработка пьесы «РУР» К. Чапека)
- Заговор императрицы (1925, совм. с П. Е. Щёголевым)
- Азеф (1925, совм. с П. Е. Щёголевым)
- Полина Гебль (1925, совм. с П. Е. Щёголевым)
- Чудеса в решете… (1926)
- На дыбе (1929, позже частично переработана в пьесу «Петр I»)
- Это будет (1931, совм. с П. С. Сухотиным)
- Оранго (1932, либретто оперы Д. Д. Шостаковича, совм. с А. О. Старчаковым)
- Патент № 117 (1933, совм. с А. О. Старчаковым) (промежуточная редакция 1935 года — преимущественно переработка более ранней пьесы «На дыбе»; окончательная редакция 1938 года — лишь в очень малой степени использующая материал пьесы «На дыбе»)
- Путь к победе (1938)
- Чортов мост (1938; второе действие пьесы позже переработано в пьесу «Фюрер»)
- Золотой ключик (обработки повести «Золотой ключик, или Приключения Буратино», 1938)
- Фюрер (1941, на материале второго действия пьесы «Чортов мост»)
- Иван Грозный — дилогия: Орёл и орлица (1942) Трудные годы (1943)
- Армия героев
- «Блицкриг» и «блицкрах»
- К писателям Северной Америки
- Москве угрожает враг
- Нас не одолеешь!
- Почему Гитлер должен потерпеть поражение
- Родина
- Русский характер (1944)
- Цикл «Рассказы Ивана Сударева»
- Черные дни гитлеровской армии
- Что мы защищаем
- Я призываю к ненависти
- Благовест , 1909
- Край ты мой, родимый край
- Гр. Алексей Н. Толстой . Сочинения. — М.: Книгоиздательство писателей в Москве, 1916. — Т. 9. Искры. (РГБ)
Публикации в сборниках:
- Слово. Сборник шестой. — М.: Книгоиздательство писателей в Москве, 1916. — С. 161—198.
Публикации в периодических изданиях:
Рукопись найденная под кроватью
- ЖАНРЫ 363
- АВТОРЫ 290 348
- КНИГИ 702 632
- СЕРИИ 26 967
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 612 783
Рукопись, найденная под кроватью
Вранье и сплетни. Я счастлив… Вот настал тихий час: сижу дома, под чудеснейшей лампой, – ты знаешь эти шелковые, как юбочка балерины, уютные абажуры? Угля – много, целый ящик. За спиной горит камин. Есть и табак, – превосходнейшие египетские папиросы. Плевать, что ветер рвет железные жалюзи на двери. На мне – легче пуха, теплее шубы – халат из пиринейской шерсти. Соскучусь, подойду к стеклянной двери, – Париж, Париж!
Стар, ужасно стар Париж. Особенно люблю его в сырые деньки. Бесчисленны очертания полукруглых графитовых крыш, оттуда в туманное небо смотрят мансардные окна. А выше – трубы, трубы, трубы, дымки. Туман прозрачен, весь город раскинут чашей, будто выстроен из голубых теней. Во мгле висит солнце. Воздух влажен и нежен: сладкий, пахнущий ванилью, деревянными мостовыми, дымком жаровен и каминных труб, бензином и духами – особенный воздух древней цивилизации. Этого, братец мой, никогда не забыть, – хоть раз вдохнешь – во сне припомнится.
Пишу тебе и наслаждаюсь. Беру папиросу, закуриваю, откидываюсь в кресле. Как славно ветер рвет жалюзи, пощелкивают в камине угли. До сладострастия приятно, – вот так, в тишине, – вызвать из памяти залежи прошлого.
Не вообрази себе, что я собрался каяться. Ненавижу, о, ненавижу рассейское, исступленное сладострастие: бить себя в расхлыстанную грудь, выворачивать срам, вопить кликушечьим голосом… «Гляди, православные, вот весь Я – сырой, срамной. Плюй мне в харю, бей по глазам, по сраму. » О, харя губастая, хитрые, исступленные глазки… Всего ей мало, – чавкает в грязи, в кровище, не сыта, и – вот последняя сладость: повалиться в пыль, расхлыстаться на перекрестке, завопить: «Каюсь. » Тьфу!
Нет, я давно уже содрал с себя позорную кожу. Паспорт – русский, к сожалению. Но я – просто обитатель земли, житель без отечества и временно, надеюсь, в стесненных обстоятельствах. Хотя у меня даже есть преимущество: свобода, голубчик. Никому я ничем не обязан. Вот солнце, вот я, – закурил папиросу и – дым под солнце. Идеальное состояние. Я – человек, руководствующийся исключительно сводом гражданских и уголовных законов: вот – мое отечество, моя мораль, мои традиции. Я дьявольски лоялен. Попробуй мне растолковать, что я живу дурно, не нравственно. Виноват, а свод законов? Зачем же вы его тогда писали? Что вы еще от меня хотите? Добра? А что это такое? Это можно кушать? Или вы требуете от меня любви к людям? А в четырнадцатом году, в августе месяце – о чем вы думали? Ага! Шалуны, милашки! За время войны я уничтожил людей и вещей ровно столько, сколько мне было положено для доказательства любви к людям и отечеству. Со стороны любви – я чист. Или вы хотите от меня чести? Старо, голубчики. Ни георгиевских крестов, ни почетных легионов не принимаю. За честь деньги надо платить, тогда честь – честь. А ленточки – это дешевка, – мы не дети.
Удивительно, живешь и все больше убеждаешься, – какая сволочь люди, – унылое дурачье. Я уж не говорю про – извините за выражение – Рассею. На какой-то узловой станции был обычай расстреливать жидов и большевиков в нужнике. Этот самый нужник – вся Рассея. Вымрет, разбежится, будет пустое место. Сто лет на ней, проклятой, никто не станет селиться. А помнила Петербург? Морозное утро, дымы над городом. Весь город – из серебра. Завывают, как вьюга, флейты, скрипит снег, – идут семеновцы во дворец. Пар клубится, иней на киверах, морды гладкие, красные. Смирн-а-а! Красота, силища. О, мужичье проклятое! Предатели! Шомполами, шомполами. Ну, да к черту…
Французишки тоже хороши: салатники, – покажешь ему франк, скалит гнилые зубы. А попроси помочь, попробуй, – оглянет тебя, как будто сроду такого сукина сына не видел, и в лице у него изображается оскорбленная национальная гордость. А кто вас на Марне спас, бульонные ноги, лизоблюдники? Да, да, к черту…
А в участках у них городовые – ажаны – первым делом бьют тебя в ребра и в голову сапогами, это у них называется «пропускать через табак». Не умру, дождусь, заложу я когда-нибудь динамитную шашку под Триумфальную арку. Все их долги у меня в книжечке записаны…
Вот, полюбуйся: прошло больше часу, как я пишу это письмо, а она за стойкой хоть бы пошевелилась. Бабища, налита вся красным винищем, выпивает четыре литра в день, плечи – могучие, корсетом до того перетянута, что внизу – пышность непомерная, а за грудь – отдай царство: мадам Давид. От этого корсета она так и зла. Идолище. Черноволосая, профиль как у Медеи. Каждые два су гвоздем приколачивает к вечности. Вот – перемыла стаканы, взяла свинцовую лейку, налила пинар [дешевое вино] во все бутылки и – опять – каменные руки сложила и глядит из-за прилавка на улицу. Это ее бистро называется «Золотая улитка». У самой двери, из-под железной крышки бьет вода, течет ручеек вдоль грязненького тротуарчика. Уличка узенькая, вонючая, вся – в салатных, капустных листьях. Но – местечко старое. Пахнет жареной картошкой, шляются оборванцы. Здесь не морщатся на твои дырявые башмаки. Эту уличку – сними-ка шляпу – мостил еще король-Солнце. По квадратным плиточкам мимо этого кабачишки возили в тележках возлюбленных тобою французов, – Дантона возили и Робеспьера возили – головушки им рубить. И такая же идолица, Медея, глядела из-за этого прилавка, не сморгнув глазом…
На чем бишь остановился? Да, – мадам Давид изволила, наконец, перевести провансальские очи в мою сторону: «Ни, ни, cher ami, ни капли больше вина, заплатите сначала должок». О прелестница, идол моей души, откуда же я возьму тебе франки? Любви – залежи у меня в растерзанном славянском сердце, а франков нет… Делаю сладенькие улыбочки, – дрогнешь, Медея, выставишь еще бутыльмент…
…Это все, разумеется, поэтическое отступление. Сижу я, дружище, в своем роскошном кабинете. Курю. Кофе и ликер мне принесли снизу, из ресторана. Чудно пахнет духами, – давеча у меня целые сутки провела одна прелестная женщина, – как ее, черта, забыл имя, – из театра Водевиль. Это, братец, не ваша собачья Ресефесерия. Здесь культура утонченного наслаждения, в центре – женщина, как драгоценность в кружевном футляре. Здесь паршивая девчонка из универсального магазина и та ногти себе на ногах полирует. Так-то. Прочихайся со своей революцией у себя на Собачьей площадке…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Рукопись, найденная под кроватью
Теперь вы можете с легкостью переключиться с электронной на аудиоверсию (или наоборот) и продолжить читать или слушать произведение с того места, на котором остановились ранее.
Алексей Толстой - Рукопись, найденная под кроватью
Алексей Толстой - Рукопись, найденная под кроватью краткое содержание
Рукопись, найденная под кроватью - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Рукопись, найденная под кроватью - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Алексей Толстой
Вранье и сплетни. Я счастлив. Вот настал тихий час: сижу дома, под чудеснейшей лампой, - ты знаешь эти шелковые, как юбочка балерины, уютные абажуры? Угля - много, целый ящик. За спиной горит камин. Есть и табак, превосходнейшие египетские папиросы. Плевать, что ветер рвет железные жалюзи на двери. На мне - легче пуха, теплее шубы - халат из пиринейской шерсти. Соскучусь, подойду к стеклянной двери, - Париж, Париж!
Стар, ужасно стар Париж. Особенно люблю его в сырые деньки. Бесчисленны очертания полукруглых графитовых крыш, оттуда в туманное небо смотрят мансардные окна. А выше - трубы, трубы, трубы, дымки. Туман прозрачен, весь город раскинут чашей, будто выстроен из голубых теней. Во мгле висит солнце. Воздух влажен и нежен: сладкий, пахнущий ванилью, деревянными мостовыми, дымком жаровен и каминных труб, бензином и духами - особенный воздух древней цивилизации. Этого, братец мой, никогда не забыть, - хоть раз вдохнешь - во сне припомнится.
Пишу тебе и наслаждаюсь. Беру папиросу, закуриваю, откидываюсь в кресле. Как славно ветер рвет жалюзи, пощелкивают в камине угли. До сладострастия приятно, - вот так, в тишине, - вызвать из памяти залежи прошлого.
Не вообрази себе, что я собрался каяться. Ненавижу, о, ненавижу рассейское, исступленное сладострастие: бить себя в расхлыстанную грудь, выворачивать срам, вопить кликушечьим голосом. "Гляди, православные, вот весь Я - сырой, срамной. Плюй мне в харю, бей по глазам, по сраму. " О, харя губастая, хитрые, исступленные глазки. Всего ей мало, - чавкает в грязи, в кровище, не сыта, и - вот последняя сладость: повалиться в пыль, расхлыстаться на перекрестке, завопить: "Каюсь. " Тьфу!
Нет, я давно уже содрал с себя позорную кожу. Паспорт - русский, к сожалению. Но я - просто обитатель земли, житель без отечества и временно, надеюсь, в стесненных обстоятельствах. Хотя у меня даже есть преимущество: свобода, голубчик. Никому я ничем не обязан. Вот солнце, вот я, - закурил папиросу и - дым под солнце. Идеальное состояние. Я - человек, руководствующийся исключительно сводом гражданских и уголовных законов: вот - мое отечество, моя мораль, мои традиции. Я дьявольски лоялен. Попробуй мне растолковать, что я живу дурно, не нравственно. Виноват, а свод законов? Зачем же вы его тогда писали? Что вы еще от меня хотите? Добра? А что это такое? Это можно кушать? Или вы требуете от меня любви к людям? А в четырнадцатом году, в августе месяце - о чем вы думали? Ага! Шалуны, милашки! За время войны я уничтожил людей и вещей ровно столько, сколько мне было положено для доказательства любви к людям и отечеству. Со стороны любви - я чист. Или вы хотите от меня чести? Старо, голубчики. Ни георгиевских крестов, ни почетных легионов не принимаю. За честь деньги надо платить, тогда честь - честь. А ленточки - это дешевка, - мы не дети.
Удивительно, живешь и все больше убеждаешься, - какая сволочь люди, унылое дурачье. Я уж не говорю про - извините за выражение - Рассею. На какой-то узловой станции был обычай расстреливать жидов и большевиков в нужнике. Этот самый нужник - вся Рассея. Вымрет, разбежится, будет пустое место. Сто лет на ней, проклятой, никто не станет селиться. А помнила Петербург? Морозное утро, дымы над городом. Весь город - из серебра. Завывают, как вьюга, флейты, скрипит снег, - идут семеновцы во дворец. Пар клубится, иней на киверах, морды гладкие, красные. Смирн-а-а! Красота, силища. О, мужичье проклятое! Предатели! Шомполами, шомполами. Ну, да к черту.
Французишки тоже хороши: салатники, - покажешь ему франк, скалит гнилые зубы. А попроси помочь, попробуй, - оглянет тебя, как будто сроду такого сукина сына не видел, и в лице у него изображается оскорбленная национальная гордость. А кто вас на Марне спас, бульонные ноги, лизоблюдники? Да, да, к черту.
А в участках у них городовые - ажаны - первым делом бьют тебя в ребра и в голову сапогами, это у них называется "пропускать через табак". Не умру, дождусь, заложу я когда-нибудь динамитную шашку под Триумфальную арку. Все их долги у меня в книжечке записаны.
Вот, полюбуйся: прошло больше часу, как я пишу это письмо, а она за стойкой хоть бы пошевелилась. Бабища, налита вся красным винищем, выпивает четыре литра в день, плечи - могучие, корсетом до того перетянута, что внизу - пышность непомерная, а за грудь - отдай царство: мадам Давид. От этого корсета она так и зла. Идолище. Черноволосая, профиль как у Медеи. Каждые два су гвоздем приколачивает к вечности. Вот - перемыла стаканы, взяла свинцовую лейку, налила пинар [дешевое вино] во все бутылки и опять - каменные руки сложила и глядит из-за прилавка на улицу. Это ее бистро называется "Золотая улитка". У самой двери, из-под железной крышки бьет вода, течет ручеек вдоль грязненького тротуарчика. Уличка узенькая, вонючая, вся - в салатных, капустных листьях. Но - местечко старое. Пахнет жареной картошкой, шляются оборванцы. Здесь не морщатся на твои дырявые башмаки. Эту уличку - сними-ка шляпу - мостил еще король-Солнце. По квадратным плиточкам мимо этого кабачишки возили в тележках возлюбленных тобою французов, - Дантона возили и Робеспьера возили - головушки им рубить. И такая же идолица, Медея, глядела из-за этого прилавка, не сморгнув глазом.
На чем бишь остановился? Да, - мадам Давид изволила, наконец, перевести провансальские очи в мою сторону: "Ни, ни, cher ami, ни капли больше вина, заплатите сначала должок". О прелестница, идол моей души, откуда же я возьму тебе франки? Любви - залежи у меня в растерзанном славянском сердце, а франков нет. Делаю сладенькие улыбочки, - дрогнешь, Медея, выставишь еще бутыльмент.
. Это все, разумеется, поэтическое отступление. Сижу я, дружище, в своем роскошном кабинете. Курю. Кофе и ликер мне принесли снизу, из ресторана. Чудно пахнет духами, - давеча у меня целые сутки провела одна прелестная женщина, - как ее, черта, забыл имя, - из театра Водевиль. Это, братец, не ваша собачья Ресефесерия. Здесь культура утонченного наслаждения, в центре - женщина, как драгоценность в кружевном футляре. Здесь паршивая девчонка из универсального магазина и та ногти себе на ногах полирует. Так-то. Прочихайся со своей революцией у себя на Собачьей площадке.
Зачем я все-таки тебе пишу? Глупо. Какая-то нелепая отрыжка старого, будто мне нужно чье-то оправдание - Плевать! Вот чокаюсь с бутылкой. Человек должен в начале начал сам себе наплевать в душу: вынесет, тогда владыка, шагай по согнутым спинам. Нужно мне, пойми ты, славянский кисель, чудовищно нужно мне привести себя самого в систему, в порядок. Нужно свести счеты с одним человеком, с другом моим.
Читайте также: