Кровать для троих спектакль
Кровать для троих
Краткая история человечества
Интерактивный показ моделей одежды с пением и стрельбой
Лилит (Эмпуза) — красивая молодая женщина с волосами до пят. Немного заикается в решающие минуты. Постоянно подбрасывает лимон, словно это маленький мячик.
Капитан Адам — ее супруг, красивый молодой человек. Военная форма ему очень идет.
Ева — ее сестра.
Майор Бейли — ее любовник, на самом деле демон; очень крупный, никогда не смеется и в течение всего спектакля передвигается по сцене в направлении противоположном движению Снглфа.
Первая и вторая девочки — дочери Лилит и Адама, две юные и красивые школьницы.
Снглф — продавец шуб, на самом деле ангел. Время от времени без видимой причины начинает говорить слишком быстро, словно ускоренная звукозапись или робот, но тут же, извинившись, повторяет тот же текст нормальным голосом и в обычном темпе.
Анубис — египетский бог.
Тот — писец, служащий у египетских богов.
Кроме того, заняты манекенщицы, двое полицейских, слуга, зрители.
При покупке билетов зрители должны выбрать, через какой вход — мужской или женский — они предпочитают попасть в зал. Это никак не связано с полом самих зрителей. Зрительный зал внутри разделен на две части: левую — женскую и правую — мужскую, словно это мужская и женская церковь. В таком случае можно представить себе, что на сцене не один занавес, как обычно, а два. Первый, подвижный, отделяет сцену от зрительного зала, а второй, виртуальный, разделяет и зрительный зал, и сцену на две половины — женскую и мужскую. И вместе эти два занавеса представляют собой нечто вроде креста. Нечто похожее на «золотое сечение».
На сцене роскошный меховой салон с подиумом для демонстрации моделей, рядом располагается гардеробная, где развешаны шубы и переодеваются манекенщицы. В углу огромное зеркало.
Для зрителей, купивших «мужские» билеты, спектакль начинается немного раньше, их впускают в «мужскую» часть зрительного зала первыми, и первую сцену спектакля видят только они, а уже после ее окончания в зал, точнее, в его вторую, «женскую» половину впускают зрителей с «женскими» билетами. Асимметричность спектакля должна сохраняться.
В середине зрительного зала находятся ступени, по которым из зала можно подняться на сцену.
В «женской» части зала мест для зрителей меньше, чем в «мужской», потому что там перпендикулярно центральному проходу, ведущему к сцене, имеется еще один проход от бокового входа в зал.
В различных традициях герметизма Лилит — это воплощение женщины особого типа. В астрологии она выступает как обозначение альтернативной судьбы Человека. В греческой мифологии двойником Лилит является Эмпуза. В соответствии с еврейской традицией Лилит — это первая жена Адама. Из-за неравенства между Лилит и Адамом (особенно в постели) Лилит бросила Адама. Бог послал трех ангелов, одного из которых звали Снглф, чтобы они убедили Лилит вернуться к Адаму, который очень тосковал по ней. Ангелы пригрозили Лилит, что, если она не вернется к мужу, все ее дети, сколько бы их ни было, погибнут. Лилит не послушалась ангелов и стала жить с богом подземного мира Белиалом, а после него и с другими любовниками. Все ее дети действительно погибли. Возможно, следы истории об исчезнувших детях Лилит и Адама сохранились в мифе об Атлантиде.
Во всяком случае, человечество появилось только благодаря второму браку Адама, браку с Евой. Соперничество между Лилит и Евой достигало космических масштабов.
Эту сцену смогут увидеть только те зрители, которые находятся в «мужской» части зрительного зала, которые должны войти в него на десять минут раньше, чем остальные. Слышна музыка, появляются три манекенщицы, раздеваются и надевают на себя шубы, смотрятся в зеркало, а потом уходят типичной для манекенщиц походкой за занавес, который отделяет гардеробную от той части, где расположен подиум. Находясь в гардеробной, они словно не знают, что видны зрителям, и ведут себя весьма вольно и развязно. После того как манекенщицы уходят из гардеробной, чтобы приступить к демонстрации шуб, в левой части сцены, в гардеробной, появляются до сих пор прятавшиеся среди шуб две девочки со школьными ранцами на плечах — они пробрались сюда втихаря прямо из школы. Одна из них подглядывает из-за занавеса за тем, что происходит в левой части сцены.
Первая девочка. Что они там делают? Говорят про нас?
Вторая девочка (выглядывая). Я бы не сказала. У них там что-то вроде показа мод.
Они обе тоже быстро напяливают шубы и, подражая манекенщицам, прохаживаются по гардеробной.
Первая девочка. Я открою тебе одну тайну!
Вторая девочка. Какую?
Первая девочка. Папина математика неправильная!
Вторая девочка. Та самая математика, которой нас учат в школе?
Первая девочка. Да, та самая.
Вторая девочка. А как это можно доказать?
Первая девочка. Очень просто. (Поднимает растопыренную пятерню.) Сестренка, пересчитай-ка это множество. Ты скажешь «пять». И будешь права. А теперь (поднимает вверх только один палец) подсчитай единичность! Ничего не получается. Единичность лишена всякой количественности. Ее нельзя подсчитать. Потому что в таком случае можно было бы подсчитать и Бога. А вот возьми точку и попробуй, если у тебя получится, определить ее ширину, длину или глубину. Не можешь? Конечно не можешь. Точка — это точка. И точка! (Показывает на настенные часы.) Слышишь? Чем питаются часы?
Вторая девочка. Тиканьем!
Первая девочка. Откуда мы знаем, который час, если часы постоянно клюют одно и то же. Сей-час! Сей-час! Сей-час! А всякое «сейчас» неизмеримо мало, хотя только в этом «сейчас» мы и живем. Теперь видишь, что наш отец Адам и его математика опираются на единичность, точку и настоящий момент, то есть на вещи, которые нельзя измерить. Как же можно верить таким подсчетам? И можно ли с помощью такой математики сделать пирамиду? Нельзя.
Вторая девочка. Я тебе тоже открою одну тайну.
Первая девочка. Какую?
Вторая девочка. Одетая в чужую смерть, ты выглядишь сногсшибательно.
Первая девочка (смотрит на шубу, в которую она одета). Фу!
Вторая девочка. То, что сейчас на тебе, раньше было морским котиком. Пока его не убили.
Первая девочка с ужасом и отвращением сбрасывает с себя шубу.
Снова появляются манекенщицы, девочки прячутся за зеркалом. Манекенщицы быстро переодеваются и опять исчезают за занавесом на «женской» части сцены.
После окончания первой сцены, которую видели только зрители «мужской» части зала, в зал впускают остальных зрителей. Пока они заходят, на сцене, в роскошном салоне, где продаются самые дорогие меха, идет демонстрация шуб, сопровождающаяся тихой музыкой. В углу расположен прилавок, за которым в качестве служащего этого салона стоит Снглф. После того как все войдут и займут места в «женской» части зала, начинается продажа шуб.
Кровать для троих спектакль
БОГИ В ЧЕРНОМ
Кажется, петербургский театр становится благодатной почвой для литературных джунглей Милорада Павича. Не успели мы обрадоваться первому ростку («Lexicon» А. Слюсарчука в театре «Особняк»), как расцветает «краткая история человечества с пением и стрельбой» Владимира Петрова в театре им. Ленсовета — и тоже удача. История, в которой на равных существуют философская глубина и циничное зубоскальство, прозвучала со сцены, оставив долгое послевкусие.
Вопреки тревожным ожиданиям тех, кто читал пьесу, текст Павича освоен (если не сказать — выдрессирован) блистательно. Особенно радует то, что В. Петров, не будучи рабом Павича-драматурга (кое-какие ремарки по разным причинам пришлось игнорировать, какие-то сцены поменять местами и т.д.), сумел поставить спектакль, максимально адекватный не только пьесе «Кровать для троих», но и произведениям Павича-прозаика. Все то, что ассоциируется у нас с прозой великого серба, — «сновидческая» манера изложения, читатель как «соавтор» текста, бесконечная вариативность ситуаций, игра культурными мифами, свобода трактовок, хлесткая лексика, искрящийся юмор… — все это так или иначе находит свое отражение в происходящем на сцене.
В. Цурило (Тот), С. Перегудов (Анубис). Фото Э. Зинатуллина
Сценическое пространство решено просто, но очень эффектно. Не имея технической возможности сделать два входа, мужской и женский, как предписывает ремарка, сценограф (М. Брянцева) лишь разрезает зрительный зал подиумом, по которому на протяжении действия ходят то куклы-манекенщицы в бумажных шубах, то египетские боги в дорогих черных костюмах, поблескивая стеклами темных очков… Плавно изогнутая конструкция, напоминающая старинную ширму (или триптих), помещена в глубь сцены. На ее створках сначала переливаются дивными красками голубые картины райского сада, потом печально и осуждающе клонят головы с витражей разноцветные фигуры святых, а потом, в третьей части, остается голый металлический костяк, символизирующий не то подобие американских горок с кроватью вместо люльки, не то зигзаг какой-то адской железной дороги… Но начинается действие, когда прямоугольник сцены еще полностью закрыт черной тканью. Капитан Адам сидит на маленьком стуле, один в луче света — как на пустой, голой планете, когда нет еще ни людей, ни животных, ни вещей — только боги…
А. Ковальчук (Лилит), Н. Шамина (Ева). Фото Э. Зинатуллина
Н. Шамина (Ева), А. Ковальчук (Лилит), А. Новиков (Снглф). Фото Э. Зинатуллина
В одном из интервью В.Петров, отвечая на вопрос, почему он пригласил на роль женщины, сотворенной из Истины и Земли, Анну Ковальчук, ответил: «В ней есть женская победительность». Это, безусловно, так, но в исполнении актрисы есть некоторый перебор, желание красивой женщины казаться еще красивей. Отсюда излишние голосовые вибрации, несколько однообразная мимика. Однако в выигрышно контрастных сценах с О.Федоровым и особенно с А.Новиковым, который, кажется, способен превратить в игру все, к чему прикасается, это не так заметно.
Особо хочется выделить актерскую работу Натальи Шаминой (Ева). В разработке ее роли, как в центре системы координат, пересекались все линии режиссерского построения. Ева здесь — не растворенная в заботах мужа «душечка» (такую трактовку может спровоцировать то, что Ева создана «из ребра», в противопоставление ее упрямой сестре); не глуповатая «овца»; ее образ сложнее, многогранней.
Хрупкая, тонкая, какая-то хрустальная, будто предназначенная на роли Белоснежки или Алисы в Стране Чудес, Н.Шамина в каждой своей работе (Кити в «Каренин. Анна. Вронский», Тетя в «Фантазиях Фарятьева»…) обнаруживает неожиданно сильный игровой темперамент. Эволюция Евы в этой истории очевидна, и Н.Шамина не боится размалевывать свой персонаж такими же яркими красками, какие сияют на сцене. В первом действии Ева — сухонькая зализанная «зубрилка», вызывающая и жалость, и раздражение своим покорным голоском, сереньким старомодным платьицем, нелепой полуулыбкой; во втором «гадкий утенок» вдруг расцветает в красную клоунессу («Мне снилось это!»), гордо вышагивает на подиуме, уверенно виляя бедрами и меняя один роскошный туалет на другой; и в третьем — сильная, злая и уставшая женщина («Я — ваша праматерь, б…!») с изломанной пластикой, ожесточенная сознанием несбывшихся надежд, будущая мать Каина и Авеля…
История о возможном «альтернативном человечестве», которую предлагает нам В.Петров — не трагедия (хотя и могла быть ею), это анекдот, шутка, поэтому играется без всякого ложного пафоса. Театральная «изнанка» просвечивает, погружая метафорическую структуру в стихию балагана (чего стоит «взорвавшееся», как граната, яблоко Евы, когда Адам тревожно спрашивает зал: «Никто не ранен?»). Глобальные проблемы человечества, вопросы бытия решаются на сцене через сплетение иронически-гротесковых приемов, нанизанных на стержень всем известной коллизии. И спектакль вполне отвечает как эстетике постмодернизма, так и потребности зрителя в сочном, живописном зрелище.
Троекратное появление на подиуме Анубиса (Сергей Перегудов) и Тота (Всеволод Цурило) с детской коляской для близнецов подтверждает мысль о том, что все могло быть иначе, но не будет уже никогда. Детективная линия, наметившаяся в конце третьего акта, завершается разоблачением Адама, застрелившего девочек. Боги, взвесив сначала бутафорские «сердца» на железных весах, проверив их на греховность с помощью голубиного пера, предают «тела» поочередно воде, земле и огню. Молитва на грани фарса, бесстрастно произносимая «богами в черном» — это своего рода прощание с мифом… И финал, таким образом, нам подсказывают задолго до конца спектакля. Похоронные ритуалы замыкают историю, готовую распахнуться в бесконечность.
Альтернативное человечество не появится. Лилит не вернется к Адаму. Люди будут жить так, как жили…
КРОВАТЬ ДЛЯ ТРОИХ, М. Павич, 16+
Открытие Самарского Молодежного Драматического Театра МАСТЕРСКАЯ дало старт театральному сезону 5 сентября 2018 года. 12 декабря 2018 года Постановлением Администрации городского округа Самара театр получает статус муниципального бюджетного учреждения культуры.
Показать полностью.
Это первый среди региональных театров случай, когда под выпускной курс института открывают театр. В состав труппы МАСТЕРСКОЙ вошли выпускники Самарского института культуры - курса Ирины Сидоренко, актрисы театра и кино, зав. кафедрой актерского искусства, доцента, лауреата всероссийских и международных конкурсов и фестивалей, художественного руководителя театра. Возраст актеров от 22 до 30 лет. Главный режиссер - Александр Мальцев, зав. кафедрой театральной режиссуры СГИК, доцент, лауреат всероссийских и международных конкурсов и фестивалей.
У молодых артистов богатая творческая биография. С их творчеством знакомы зрители России и зарубежья: Челябинск, Москва, Саратов, Копенгаген, Будапешт. Молодежный театр уже приглашен на международные фестивали в Москву, Евпаторию, Нижний Новгород, Македонию и Литву.
На сегодняшний день МАСТЕРСКАЯ имеет широкий разно жанровый репертуар, основой которого являются серьезные классические и современные драматические произведения: «Ромео и Джульетта», У. Шекспир, «Саня, Ваня, с ними Римас», В.Гуркин, «Кентервильский призрак», О.Уайльд, «Безрукий из Спокана», М.Макдонах, «Прощание в июне», А.Вампилов, «Марьино поле», О.Богаев и др.
Присутствуют в репертуаре театра и детские постановки, например, спектакли «Детские секреты», С.Егорова, «А-фрик-а», А.Мальцев.
«Главный принцип молодежного театра - идти в ногу со временем. Так же открывался «Современник», так же открывалась Таганка. Среди региональных МЫ – ПЕРВЫЕ!» - с гордостью утверждают молодые актеры.
КРОВАТЬ ДЛЯ ТРОИХ, М. Павич, 16+ запись закреплена
Кровать для троих, М. Павич, 16+,
Трагифарс в стиле танго
Режиссер-постановщик – Сергей Кочергин
Художники-постановщики- Сергей и Юлия Гореловы
Показать полностью.
"Если бы Лилит не оставила Адама, человечество было бы другим"
Авторское определение жанра пьесы - «Краткая история человечества с песнями и танцами». М. Павич парадоксально трактует ветхозаветную историю зарождения человечества.
Трое в кровати — это Адам, Ева и основательно подзабытая первоженщина Лилит. Есть также дьявол и ангел.
История Адама, Евы и Лилит — это не просто миф, а некая матрица. Во всяком случае, на основе этой истории Милорад Павич излагает нам свою философскую доктрину единства выбора и предопределенности. Доктрину потенциальной многовариантности истории, иронизируя над глобальностью неразрешимых (и, следовательно, никогда не могущих воплотиться в каком-то решении) проблем.
Мы видим возвышенный мир, с которого сняты маски, где нет безгрешности ангелов и чистоты первых людей, где люди такие же, как мы - современное поколение.
В спектакле присутствует необыкновенная эстетика коварства, соперничества, легкой открытости. Это синтез анекдота и трагедии, игры и ритуала, шутки и пророчества, легенд и мифов.
Он завораживает, заинтересовывает, затягивает.
Продолжительность - 1 час 40 минут
Заняты: Ледовский Кирилл, Степнова Ольга, Костырева Александра, Шевырев Кирилл, Галкин Андрей, Габриелян Микаел, Антипов Егор
Иван Быков
ОСТОРОЖНЕЕ С ЯБЛОКАМИ.
В начале было.. Строго говоря, в начале была пустота. А потом появилось яблоко. А там, где есть яблоко, обязательно будет и червяк. Ведь должен же кто - то вкусить сей коварный плод? И вот уже червяк скрылся внутри спелого плода. Побыв там какое - то время, он вылез обратно. И, глядя задумчивым взором на новообразованный мир, сказал:"Будьте осторожнее с яблоками.
Показать полностью. Никогда не знаешь, какими они окажутся внутри". Ну, а теперь, когда мы разобрались с яблоками переходим к основной теме.
В выходные в центре социализации молодёжи состоялись премьерные показы спектакля "Кровать для троих" в постановке Молодежного драматического театра МАСТЕРСКАЯ. Название обманчивое. Не судите по нему о содержании. Кстати, о содержании. Все помнят об Адаме и Еве? А теперь поднимите руки те, кто слышал про Лилит - первую жену Адама. Вот эта троица и оказывается в центре сюжета. От библейских историй пьеса переходит к семейным разборкам и обратно. На самом деле пьеса о человеческих взаимоотношениях, пороках и страстях, полная символов и аллегорий. Поначалу мне казалось, что весь дальнейших ход истории мне понятен и даже предсказуем. Но! Финал делает неожиданный твист и по - настоящему удивляет. И фарс вдруг оборачивается трагедией. Актёры (Юлия Гришкевич, Ольга Степанова, Кирилл Ледовский, Кирилл Шевырев, Андрей Галкин, Микаел Габриелян и Егор Антипов) хорошо передают свои образы, играют живо и увлечённо. Все участники постановки запоминаются, никто не выпадает и не теряется. Похвалю и художников - постановщиков Сергея и Юлию Гореловых за яркие костюмы и хорошую работу со светом. Помимо традиционной драматургии, актёры ещё и танцевально - пластические элементы выполняют. Да так азартно, что временами опасаешься, как бы они себе синяков не наставили. Прерывание диалога парочкой эффектных телодвижений под музыку выглядело, на мой взгляд, несколько странно. Но это моя личная придирка. А вот ломка четвёртой стены в середине спектакля, когда артисты напрямую подошли к зрителям в зале мне очень понравилась. Это был классный ход. Ну и конечно же, 10 баллов режиссёру - постановщику Сергею Кочергину за финальную сцену со звоном колокольчика. Здесь всё получилось, как надо. Музыка, лица, позы актёров. Красиво и психологически эффектно. Зрительный зал в это время погрузился в полнейшую тишину, чтобы через мгновение громогласно зааплодировать. Отдельная благодарность Алексею Рогожину и Маргарите Синюковой, благодаря которым я смог попасть на премьеру и насладиться увиденным.
В Ленсовете - "Кровать для троих"
Право первой постановки своей пьесы сербский классик Милорад Павич предоставил Санкт-Петербургскому государственному академическому театру имени Ленсовета. Но кроме пленительности, заключенной в пьянящем коктейле из возвышенного и низменного, в смешении анекдота и философского трактата, памфлета и эротики, - драматургия Павича предлагает довольно трудные сценические задачи. Особенно в условиях, когда спектакль создается на символические деньги.
Что делать режиссеру, если драматург предлагает в первой же сцене организовать показ модных шуб из соболя, горностая, песца, лисицы? Драматург полагает, что меховые магнаты воспользуются возможностью рекламировать свою продукцию на театральных подмостках - за скромные спонсорские взносы. Но драматург ошибается. Шуб не находится, спонсорских средств тоже. Не удается режиссеру выполнить и такую авторскую ремарку: "волна духов "Антрацит" постепенно наполняет зал". Увы, ни один из главных героев не появляется перед зрителями в костюме от Армани. Не увидим мы и роскошных интерьеров - восьмиоконного помещения библиотеки с витражами и книгами.
Драматург предложил режиссеру и другие нестандартные решения. Установить что-то вроде второго занавеса, разделяющего зрительный зал за две части - так, чтобы этот занавес вкупе с традиционным образовали на сцене символический крест. Не удалось реализовать и другую новацию - начать действо для левой (мужской) половины зала, а затем, спустя десять минут, - для правой (женской).
Но об этом известно лишь тем, кто успел прочитать пьесу. Остальные же, привлеченные "клубничным" названием и игривым подзаголовком "Краткая история человечества с пением и стрельбой", ни о каких сложностях режиссуры и сценографии не знают. Они надеются увидеть яркое развлекательное зрелище, тем более что театр имени Ленсовета еще со времен Игоря Владимирова приучил петербургских театралов к спектаклям в той или иной степени приближенным к мюзиклам.
И спектакль "Кровать для троих" не обманывает ожиданий такого рода зрителей. Здесь явлена жгучая любовная драма, здесь много эротики и обнаженной натуры (впрочем, меньше, чем в пьесе). Здесь - сплошное райское наслаждение. Не "баунти", разумеется, - но тоже под сладким слоем шоколада в какой-то момент начинают поскрипывать на зубах кокосовые опилки. Да и кислинка лимонная появляется неожиданно. Неожиданно? Нет, вполне закономерно!
Ведь действие пьесы "Кровать для троих" происходит в райском саду еще до грехопадения Адама и Евы. Яблоко еще не съедено. Адам еще женат на своенравной красавице Лилит, которая поигрывает с золотой "лимонкой" лимона и наставляет рога мужу с майором Бейли, он же демон.
Милорад Павич на основе этой истории излагает нам свою философскую доктрину единства выбора и предопределенности. Доктрину потенциальной многовариантности истории. Сама же история осуществляется благодаря нашему конкретному выбору. "Если бы Лилит не оставила Адама, человечество было бы другим", - утверждает Павич. Но Лилит оставила Адама. И потомство Адама и Евы - мы! - признает родство "по крови". И вражду "по крови".
Но несмотря на то, что спектакль нашпигован многомерной символикой, предназначенной для интеллектуалов, и простодушный зритель не уйдет в недоумении. Ведь по ходу спектакля райские обитатели не раз выйдут на авансцену и подиум и впрямую обратятся к своему потомству с нелицеприятными вопросами и прямыми обвинениями: вы все не настоящие, вы все симуляция человечества, вы - ошибка истории.
Спектакль "Кровать для троих" поставил на сцене театра имени Ленсовета лауреат премии "Золотая маска", заслуженный деятель искусств России, известный театральный педагог Владимир Петров. Это - его второе обращение к драматургии Милорада Павича, в прошлом году он ставил пьесу сербского классика "Вечность и еще один день" на сцене МХАТа. Говорят, он получил благословение самого Павича и карт-бланш на постановку любой пьесы. Видимо, автор высоко оценил способность режиссера донести до зрителя основную сумму смыслов текста. Режиссер справился с задачей. В его спектакле искушенный зритель отметит удачные актерские работы - Анны Ковальчук, Александра Новикова, Натальи Шаминой, Анастасии Самарской и Лауры Лаури. Не останется незамеченным и аккуратное изящное музыкальное оформление. Лаконичностью и благородной иронией, приправленной печалью, обратит на себя внимание работа художника. А как режиссер вышел из положения в коллизии с меховыми шубами - они сами по себе стали символом симуляции, подделки, ненатуральности! Это только в нашем воображении пошиты они из прекрасных шкур - на самом деле они ничто, ветошка, труха, мятая бумажка, тлен и прах. Все исчезает, кроме вечной проблемы продолжения жизни в каждой конкретной точке времени.
"Я вообще не вижу разницы между прошлым и будущим. Каждый, если захочет, может увидеть и то и другое", - сказал в одном из интервью Милорад Павич. Тем самым, очевидно, косвенно утверждая правильность адамовой математики, построенной на единичности, не поддающейся измерению.
С печалью в душе (от многознания) и легким лимонным послевкусием во рту выйдет зритель из зала, когда опустится занавес. А с какими чувствами покинет зал сам Милорад Павич, мы узнаем чуть позже - драматург собирается прибыть в Северную столицу в ноябре.
Читайте также: