Андерс цорн кровать на чердаке
Перед тем, как опубликовать на Дзене рассказ о каком-либо художнике, я обычно проверяю, писали ли о нем другие авторы. Прежде всего, чтобы не повторяться. И в случае с Цорном я был удивлен почти полным отсутствием публикаций, потому что, на мой взгляд, творчество этого художника просто требует, чтобы о нём рассказывали. Возможных объяснений – два: первое – он очень популярен у наших художников-живописцев, но почти неизвестен широкой публике в России, второе – говорить о Цорне и не использовать картины с изображениями обнаженной натуры – невозможно. Что ж, посмотрим, что из его обширного наследия Дзен позволит мне показать.
Честно признаюсь, когда мне, в своё время подвернулся случай побывать в Швеции, я ехал с одной-единственной целью – увидеть живьём его работы. Ещё в школьные годы я увидел репродукцию «Танца в Иванову ночь» в каком-то журнале и навеки сделался поклонником этого художника. В Москве, в ГМИИ им. Пушкина, насколько мне известно, есть ДВЕ картины Андерса Цорна. Портрет Саввы Мамонтова, с которым связано что-то вроде анекдота - Цорна спросили, почему он не изобразил пуговицы на сюртуке, на что тот ответил: «Я художник, а не портной». И небольшой этюд с изображением обнаженной девушки на фоне леса. Он был подарен художником Константину Коровину. И Коровин, и его друг Валентин Серов (какие имена, вы чувствуете?) были поклонниками шведского мастера и во многом ему подражали. Серова даже называли «русским Цорном».
Вот, после этого можно было бы уже ничего не говорить. Но я продолжу.
Андерс Цорн, как уже понятно, родился в Швеции, в окрестностях местечка под названием Мёра (Мура, Mora), и провёл детские годы на ферме, принадлежавшей родителям его матери. Мать, Грудд Андерсдоттир, не состояла в официальном браке с его отцом, немецким пивоваром Леонардом Цорном. Однако мальчик совершенно не страдал от статуса «незаконного» ребёнка, рос живым и веселым – о вольные шведские нравы!
Его дар проявился в достаточно раннем возрасте. До двенадцати лет Андерс обучался в местной школе в Мёре, а потом в гимназии в Энчёпинге. В пятнадцать лет юный Цорн уезжает в Стокгольм, где сначала три года занимается в художественной школе, а потом поступает в шведскую Академию художеств. Уже там, на первых выставках, его талант был замечен, и он начал зарабатывать как портретист, еще будучи студентом.
По окончании учебы, в 1882 году художник едет в Англию, потом, спустя три года, перебирается в Париж. Вообще он очень любил путешествовать. Примерно половину жизни он провел в зарубежных поездках, а другую – в окрестностях Мёры, где он обустроил родовую усадьбу, прикупив постепенно несколько соседних земельных наделов. Благо, доходы от работы художника позволяли это сделать.
Да, он был богат. Ему позировали магнаты, президенты и короли. Его картины пользовались огромной популярностью. Многие его произведения принято относить к салонной живописи. Но если это и так, то такой «салон» стоит вровень с любым высоким искусством. На самом деле он ничего специально не аранжировал, чтобы наполнить картину как можно большим количеством «приятных глазу» объектов. Салонная живопись, как правило, отличается именно таким искусственным подбором - симпатичных натурщиц, аксессуаров, драпировок, цветов. Сразу понятно, что в реальной жизни все не может быть настолько красиво устроено.
У Цорна всё естественно. Создаётся впечатление, что он просто умел смотреть, подмечать моменты окружающей жизни, которые просятся на полотно. У него вы не встретите никаких лишних или искусственно привнесенных красот. Скорее, наоборот, - художник часто очень лаконичен, картины производят впечатление мгновенных этюдов с натуры, где многие подробности смазаны.
Не избегал он ни простых бытовых сюжетов, ни тяжелых сцен. Вот картины из жизни сельских жителей – пекут хлеб, вяжут, носят воду. Вот старик играет на скрипке – он так же прекрасен, как и молодые, розовощекие девы. Портрет пожилой крестьянки с пучком зелени ничем не уступает портретам светских дам. Вот сцена с пьяным крестьянином, на которого с горечью глядит его то ли дочь, то ли жена. Всё, как в жизни. Прекрасное – в повседневном.
Он был наделен могучим темпераментом, не только как художник, но и как мужчина. В 1885 году он влюбился в Эмилию (Эмму) Ламм, девушку из состоятельной еврейской семьи. Эмма долго не решалась признаться своим родным, что выходит замуж за нищего незаконнорожденного художника. А впоследствии не раз закрывала глаза на его многочисленные любовные похождения, как в родных окрестностях Мёры, так и среди дам высшего света.
И при этом он был невероятно, фантастически работоспособен! Количество написанных им портретов исчисляется сотнями. И каждый раз - новое композиционное решение! Он умудрялся писать в своих постоянных разъездах, без конца делал этюды, зарисовки, давал мастер-классы.
Игорь Грабарь говорил о нём как о баловне судьбы, «которого природа наделила всем, о чем только может мечтать художник».
Что можно сказать о манере Цорна? «Виртуозно» - это слово так и просится на язык, когда говоришь о ней. Надо отметить, что начинал он как акварелист. Акварель – техника капризная. Акварели Цорна виртуозны, но в них мастерство ещё как бы слишком очевидно. Видно, что художник старался, тщательно изображал многие подробности, использовал разнообразные приёмы письма. Там, где собственно акварельных приемов ему не хватало, добавлял белила.
Живопись Цорна маслом – это полная свобода. С размахом! То, как это сделано – не укладывается в голове. Одним мазком передаётся цвет, свет, объем, фактура поверхности. Широкая, почти эскизная манера – и всё сказано.
Его часто (как и многих других) называют импрессионистом. Наверное, у него больше прав так именоваться, чем у многих других художников, хотя в чем-то его манера прямо противоположна манере, скажем, Моне. Французский мастер дробил, разбивал натуру на множество цветных мазков разного оттенка. Цорн, напротив, часто единым движением кисти изображал несколько сопредельных объемов.
Что же касается впечатлений… Меня завораживает то, как художник передаёт движение. Его картины наполнены им больше, чем картины наиболее известных французских мастеров. Посмотрите на хоровод мазков, пятен, линий вот на этих картинах в следующей галерее. Стоит чуть отвести взгляд – и в них всё приходит в движение. Никакая фотография не в силах создать такой эффект. Невольно вспомнишь Бальзака: «… тебе придётся обратиться к художнику, который, не давая точной копии, передаст движение и жизнь». Цорн и есть такой художник. В его картинах всё живёт, дышит и переливается через край.
Андерс
Цорн
Андерс Леонард Цорн (швед. Anders Leonard Zorn ; 18 февраля 1860,
Мура, Коппарберг, Швеция - 22 августа 1920, Мура, Коппарберг, Швеция) – знаменитый шведский живописец, график и скульптор. Оказал большое влияние на развитие русского изобразительного искусства – в свое время «русским Цорном» называли Валентина Серова, Константина Коровина и многих других.
Особенности творчества художника Андерса Цорна: Цорну присуща размашистая манера, крупный мазок и глубокое проникновение в характер модели, что делало его одним из самых востребованных портретистов своего времени и позволяло Цорну считаться «своим» и среди импрессионистов, и среди приверженцев реализма старой школы.
Известные картины Андерса Цорна: «Миссис Уолтер Рэтбоун Бейкон», «Даларнийские девушки в бане», «Хлеб наш насущный».
Среди добродетелей шведского художника Андерса Цорна никогда не было умеренности. Он дышал полной грудью, брал от жизни все, что она могла ему предложить, а иногда и немного сверх того. Он не экономил ни денег, ни красок, ни сил. Если Цорн плясал, то до упаду. Если пил, то до утренних петухов.
Его кисть была легка. Ему, вообще, многое давалось легко. К примеру, Цорн удивительно быстро находил общий язык с самыми разными людьми – миллионерами, королями, президентами, крестьянами, служанками (в особенности с хорошенькими). Он любил и умел жить. Должно быть, в этом и заключался его секрет: полотна Цорна не просто полны жизни, они брызжут ею, заражая желанием жить все вокруг.
На несколько долларов больше
Андерс Цорн родился в 1860 году в пригороде Мура в шведской провинции Даларна. Его отец, местный пивовар, не был женат на матери, и Андерс его практически не знал. Он рос на фамильной ферме, принадлежавшей родителям матери, совмещая учебу с нелегким крестьянским трудом. Интереса к каким-либо наукам Андерс не проявлял и учился довольно скверно. Впрочем, уже в начальной школе стал заметен его художественный дар: юноша ловко вырезал фигурки из дерева, и мать рассчитывала, что он станет как минимум краснодеревщиком.
В 15 лет Андерс Цорн поступил в школу при Королевской академии изящных искусств в Стокгольме, а четыре года спустя – в саму Академию. Против ожиданий, скульптура не слишком его увлекла. После выставки Эгрона Лундгрена, которую Цорн посетил в 1876-м, он заболел акварелью (1, 2, 3).
Чтобы свести концы с концами в голодные студенческие дни, Андерс Цорн писал на заказ. Так он познакомился с Эммой Ламм – девушкой из богатой еврейской семьи, чей портрет был заказан ему в 81-м. Эмма была хорошо образована, она говорила на нескольких языках, обладала изысканными манерами, живо интересовалась искусством. В том же году Андерс и Эмма обручились. Помолвка была тайной: Эмма Ламм не была уверена, что ее родственники – текстильные короли и потомственные снобы – придут в восторг от отношений с нищим художником, да к тому же бастардом.
Со временем выяснилось, что Эмма сделала верную ставку. Цорн сделался большой знаменитостью – сначала в Стокгольме, затем в Лондоне, Париже, в России и в США. С годами его слава и его гонорары неуклонно росли. Он регулярно получал медали на самых престижных выставках, однако куда важнее было то, что Цорн был модным художником. Нечастый случай: спрос на него при жизни был выше, чем после смерти. Миллионеры, президенты, члены монарших семей и светские львицы – все хотели, чтобы их написал Андерс Цорн. В одном из американских журналов в 1901-м подсчитали, что только портретами Цорн зарабатывал 15 тысяч долларов в неделю.
And the Oscar goes to…
Своей популярностью Цорн искренне наслаждался. Собираясь в Стокгольм, он не упускал случая с провинциальной непосредственностью обронить жене (и особенно – ее надменным родственникам) что-нибудь вроде: «Оскар просил, чтобы я написал его портрет» , имея в виду короля Швеции Оскара II. Притом благоговейного трепета перед знатными заказчиками Цорн никогда не испытывал. Того же Оскара II он убедил отказаться от орденов и парадного мундира, объяснив это тем, что ему интересен характер, а не золоченые побрякушки. Высокомерному Рокфеллеру, посулившему Цорну на доллар больше, чем ему заплатил президент Тафт, отказал вовсе. Когда Савва Мамонтов спросил, почему на его портрете Цорн не сделал ни одной пуговицы, тот ответил: «Я – художник, а не портной» . В этом не было ни капли заносчивости. Цорна в самом деле интересовали характеры, а не пуговицы или ордена – именно этот интерес делал его героев живыми, а самого Цорна – невероятно востребованным портретистом.
Свой среди своих
Нужно сказать, что фамилию Цорн произносили с придыханием не только галеристы и состоятельные заказчики – коллеги ценили его не меньше. О нем с восхищением высказывались Джеймс Уистлер и главный конкурент в жанре портрета – Джон Сингер Сарджент. Главными географическими очагами «цорнопоклонничества» были, пожалуй, США и Россия. Достаточно сказать, что российские арт-критики упрекали в «цорнизме» и Коровина, и Серова, и Архипова, и Малявина, и многих других.
В 1897-м Цорн приезжал в Россию. В Москве сходил на Шаляпина и в галерею к Третьякову. В Петербурге показал 27 работ на организованной Дягилевым выставке скандинавских художников и, удовлетворенно посмеиваясь в свои роскошные усы, посмотрел, как Репин провозглашает тосты за "Паганини живописи" и "первого художника-виртуоза Европы" на банкете, который в честь Цорна закатили Дягилев с Мамонтовым * . Также в Петербурге Цорн дал сеанс написания обнаженной натуры в Академии художеств - поразив зрителей скоростью, энергичностью письма, небольшим количеством используемых красок и огромной широкой кистью. К этому времени уже вполне сформировалась та стремительная и размашистая манера, за которую Цорна причислят к импрессионистам.
Константин Коровин, друживший с Цорном, вспоминал, как однажды их пригласили к князю Голицину – тогдашнему губернатору Москвы:
«За большим круглым столом расположились гости за чаем.
- Теперь такая живопись пошла, - говорила одна дама. - Ужас! Все мазками и мазками, понять ничего нельзя. Ужасно. Я видела недавно в Петербурге выставку. Говорили, это импрессионисты. Нарисован стог сена, и, представьте, синий. Невозможно, ужасно. У нас сено, и, я думаю, везде - зеленое, не правда ли? А у него синее! И мазками, мазками. Знаменитый, говорят, художник-импрессионист, француз**. Это ужас что такое! Вы вот хорошо, что не импрессионист, надеюсь, у нас их нет, и слава богу.
Я смотрю - Цорн как-то мигает.
- Да. Но и Веласкес - импрессионист, сударыня, - сказал он.
- Неужели? - удивились дамы.
- Да, и он (Цорн показал на меня) – импрессионист.
Дорогой до дому Цорн спрашивал меня:
- Это высший свет? Это высший свет?
- Да, - говорю я.
- Как странно.
Цорн молчал. А на другой день утром он собрал свои чемоданы и уехал к себе, в Швецию» .
Аморально устойчив
Если и было что-то, затмевавшее славу знаменитых цорновских портретов, то это его несметные ню (1, 2, 3). Глядя на эти солнечные жизнерадостные, пропитанные эротизмом и сладострастием полотна, трудно не задаваться определенным вопросом. Ответ на него вполне очевиден: нет, Андерс Цорн определенно не был святым. Он любил рисовать обнаженных женщин. И самих этих женщин он тоже любил – едва ли Цорн достиг бы таких выдающихся результатов, будь его нравственные устои поустойчивей.
Со стороны брак Андерса и Эммы Цорн казался монолитом: они вместе путешествовали, вместе появлялись на публике и неизменно вместе возвращались домой. Они были партнерами долгие годы. Однако у идиллии было другое дно. Некоторые биографы считают, что во второй половине девятнадцатого века окрестности города Мура просто кишели незаконнорожденными младенцами. Их матери неизменно говорили местному священнику, что не знают, кто отец. И при крещении – в зависимости от пола – хотели назвать ребенка Андерсом или Андреа.
Эмма Цорн была терпеливой женщиной и предпочитала не раскачивать лодку. Она мирилась с неуемным темпераментом Андерса, пока речь шла о служанках и крестьянках. Впрочем, как минимум однажды она ощутила реальную угрозу, когда Цорн всерьез увлекся Эмили Бартлетт – породистой светской дамой, с которой он познакомился в Париже. Отношения, длившиеся несколько лет, не были секретом для Эммы. Сохранилась фотография, на которой она играет со своей соперницей в бильярд. Брак устоял и на этот раз – эту партию Эмма выиграла.
Под стать сексуальным аппетитам Цорна была и его жажда. Вместе с Альбертом Энгстремом – известным карикатуристом, верным другом и преданным собутыльником – Цорн устраивал вполне эпические попойки. Согласно популярной легенде, одна из них даже окончилась немедленной покупкой таверны, из которой Цорна и Энгстрема пытались выставить по причине наступившего рассвета.
Когда в 1922-м в Швеции проходил референдум по поводу сухого закона, Альберт Энгстрем нарисовал плакат, где изобразил рюмку водки, бутылку пива и вареных раков – традиционный шведский стол во время «раковой недели» в августе. Энгстрем на афише гневно указывал на аппетитных красных раков и провозглашал: «Раки требуют этих напитков. Ты должен от них отказаться, если проголосуешь «за». Противники сухого закона победили тогда с перевесом в 2%. Увы, Энгстрем не смог разделить радость победы со старым соратником. К тому времени Цорна уже два года как не было в живых.
Долгая дорога домой
С момента поступления в Академию Андерс Цорн жил двойной жизнью. Нет, речь не о его многочисленных романах и не про то, как реалист уживался в нем с импрессионистом. Еще студентом он жил осенью и зимой в Стокгольме, а с наступлением весны возвращался домой в глухую провинцию. И превращался из джентльмена артистической профессии в деревенщину, простака, увальня, чьи интересы космически далеки от салонных споров об искусстве. Цорн обожал эту простую сельскую жизнь. И став интернациональной знаменитостью, не изменил этой традиции: как бы ни рукоплескали ему столицы мира, он всегда возвращался домой. Верно, когда Цорн отказал в портрете Рокфеллеру, одной из причин была личная неприязнь. Но главное – Цорн хотел успеть домой на Мидсоммар – Праздник середины лета, который старался не пропускать.
Он был очень привязан к родине (особенно к малой), к матери, к корням. Американский импрессионист Эдвард Симмонс описывал в своей автобиографии, как Цорн постоянно покупал в европейских столицах дорогие пальто и шубы и отсылал их матери - в конце концов, та накопила полный сундук и с трудом могла закрыть крышку. Цорн не думал о том, куда живущая в глуши старушка пойдет в модных мехах. Он был художник, а не портной.
Еще в 1888 Цорн приобрел участок земли в Муре и перевез на него старый дом деда, в котором он рос. Постепенно разрастаясь, старый дом превратился в усадьбу Цорнгорден. Здесь Андерс Цорн оборудовал одну из своих мастерских. Здесь, в Муре он умер в возрасте 60 лет.
После смерти художника усилиями Эммы Цорн усадьба была преобразована в музей. Сегодня здесь экспонируются предметы искусства, которые Цорн собирал всю свою жизнь, и, конечно, картины самого Цорна. Картины, которые брызжут светом, энергией и жизнью. Картины, увидев которые, кто-нибудь, наверняка, захочет назвать ребенка Андерсом или Андреа.
* Существует заблуждение насчет портрета Саввы Мамонтова кисти Цорна из коллекции Пушкинского музея - будто он был написан во время визита художника в Россию в 1897-м, на одном из публичных сеансов живописи, которые он тут устраивал. На самом деле портрет Мамонтова был создан годом ранее, в Париже. А в России Цорн писал коллекционера и мецената княгиню Марию Тенишеву. Дягилев сообщал в письме Бенуа: "На днях жду к себе Zorn’a, Thaulow и Edelfelt. Представь себе, первые два остановятся у меня! Княгиня [Тенишева] заказала Zorn’у портрет» . Портрет этот Цорн так и не закончил.
** Речь, конечно, о Клоде Моне и выставке французских импрессионистов, которая прошла в Москве в 1895-м году. Выставка эта, между прочим, оказала серьезнейшее влияние на дальнейшее развитие искусства. Один юрист, посетив ее, решил завязать с юриспруденцией и уехал в Германию учиться живописи. Это был Василий Кандинский. Его на московской выставке импрессионистов тоже впечатлили "Стога сена" Моне: а именно картина (речь, вероятно, об одной из двух - этой или этой), которая возмутила и восхитила его тем, что он не смог понять, что на ней изображено, пока не заглянул в каталог.
Цорн, Андерс | Anders Zorn
Андерс Цорн | Anders Zorn
Автограф и Фотография
Швеция | Sweden (1860 -1920)
Андерс Цорн (Anders Zorn) известный шведский художник, график, скульптор, представитель салонной живописи. Он так же известен как светский портретист, которому позировали король Швеции и американские президенты.
Андерс Леонард Цорн родился в простой крестьянской семье в небольшом шведском селении Мура 18 февраля 1860 года. В возрасте пятнадцати лет Андерс Цорн переезжает в Стокгольм, где последующие два года учится в Художественно-промышленной школе, затем совершенствует свои творческие способности с 1877 по 1881 годы в Академии художеств.
Художник Anders Leonard Zorn создавал свои работы в свободной, почти эскизной виртуозной манере. В его творчестве хорошо прослеживается влияние импрессионизма с широкими сочными мазками, однако художник не стал явным приверженцем этого модного французского направления, оставаясь при этом последователем своих национальных традиций в живописи.
Художник Андерс Цорн придавал большое значение свету и тени, но в отличии от школы импрессионизма, отводил свету второстепенную роль, с помощью которого ему удавалось оттенять вполне земные фигуры обнажённых девушек как на берегу моря, так и в тёмных помещениях, при свете мерцающей свечи или печного огня.
Выдающийся шведский художник Андерс Цорн (Anders Zorn) умер в возрасте 60 лет в своём родном городке Мура 22 августа 1920 года.
Вся живопись жанра ню шведского художника
Андерса Цорн (Anders Zorn)
Self Portrait in Red Woman bathing at Sandhamn Woman in a boat In the Bedroom Studio Idyll A premiere Girls from Dalarna
in the sauna After the Bath In the Skerries Love Nymph Red Stockings Out The Tub In Wikstrom Studio Reflexions Nude under a fir Sensitive to cold In the studio Red sand Freya Nude woman
arranging her hair Helga A Female Nude Bed on the loft Firelight Martha Dana Sunbathing girl Купальщица Купальщица под
зонтом Паводок Алван Обнаженная женщина На пляже Ингеборга Пробуждение Хиндс Девушка с сигаретой Красные чулки Нимфа любви (2) Летний вечер Воскресное утро Купальщицы Объятия Обнаженная на
берегу Обнаженная на
песчаном берегу На озере Сильян В ванной Мать и дочь Котелок с картошкой Прохлада Обнаженная на
сером диване Модель Марта Обнаженная в
свете огня Архипелаг цветов Повернувшаяся обнаженная Опал Ева Четырнадцатилетняя обнаженная Подруги Купальщицы (2) Утреннее купание Пробуждение,
бульвар Клиши Лодка Обнаженная на постели Лето Дагмар Обнаженная (эскиз)
Картины для меня. А́ндерс Цорн.
А́ндерс Леонард Цорн (швед. Anders Leonard Zorn; 18 февраля 1860, Мура, Королевство Швеция — 22 августа 1920, там же).
Про шведского художника Андерса Цорна я "вскользь" узнал, когда стал интересоваться Серебряным веком русской культуры. В то недолгое время, когда молодой Сергей Дягилев (1872-1929) занимался организацией художественных выставок, то после « Выставки английских и немецких акварелистов », он осенью 1897 года проводит и выставку "современных скандинавских художников", главным "гвоздём" которой были работы Андерса Цорна. К тому времени Цорн был настоящей мировой знаменитостью, его портретным мастерством восхищался его главный в те годы конкурент в этом жанре - Джон Сингер Сарджент , и как и последний, Андерс Цорн "на рубеже веков" был очень модным художником.
Дягилев (на деньги Саввы Мамонтова ) устроил для Цорна в Москве роскошный банкет, а Илья Репин провозглашал тосты за шведского "Паганини живописи". Я знал, что слава Цорна была недолгой, и "умерла вместе с ним", но при этом в своё время он был столь известен, что молодых тогда "русских импрессионистов" Константина Коровина и Валентина Серова консервативные художественные критики упрекали в « цорнизме ». Дело в том, что очень своеобразная живописная манера Цорна - размашистый крупный мазок - "позволяла" ему быть "своим" и у реалистов, и у импрессионистов. Вот, собственно, и всё, что я о нём знал, и при этом ни единой картины Андерса Цорна я не видел. Даже на репродукциях.
И представьте моё изумление, когда в самом начале XXI века в мои руки попадает роскошный альбом, на обложке которого красуется вот эта красавица:
Мало того, что эту безымянную в лодке я запомнил "на всю свою жизнь", так оказалось, что нарисовал её никто иной, как Андерс Цорн! Более того, хоть попавший достаточно случайно мне в руки альбом содержал текст исключительно на шведском языке (в котором я до сих не знаю ни одного слова!), мне стало понятно, что если Цорн сейчас и "широко известен в узком кругу", то только своими многочисленными картинами жанра ню ! Вот только тогда "из глубин моей памяти" всплыл тот факт, что будучи в России, шведский художник проводил живописный "сеанс" изображения обнажённой натуры в Императорской Академии художеств!
В те далёкие годы, когда наличных евро ещё вообще не существовало, а заграничные поездки мне "не светили" из-за банального "отсутствия средств", я решил "поискать" картины Цорна в России - для начала в Пушкинском музее. Там я обнаружил три его работы. Одна из них мне никак не запомнилась, и сейчас я специально искать её в Сети не стал - зачем, спрашивается, если я её не помню? А среди двух других оказался портрет. Вот этот портрет Саввы Мамонтова :
Про этот портрет существует "исторический анекдот". На вопрос Саввы Ивановича, почему на пиджаке отсутствуют пуговицы, Цорн ответил, что он - художник, а не портной.
Ну а второй картиной Цорна в Пушкинском музее была вот эта "размытая" купальщица , которая ну никак не напоминала мне виденных в альбоме шведских красавиц:
Вот и весь небогатый улов! Хоть плачь :-) А поездка в питерский Эрмитаж "в этом смысле" оказалась вообще бесполезной - ни одной картины Цорна я там не обнаружил. Погрустил я, да на "долгие годы" об Андерсе Цорне и забыл. Ровно до тех пор, когда уже в "эпоху евро" не оказался я в музее Атенеум в Хельсинки. Скажу, что большинство и картин, и художников, представленных в том финском музее, были мне неизвестны, так как относились к "национальной школе живописи", но среди знакомых мне не только "по именам" Репина и Шишкина, Винсента Ван Гога и Эдгара Дега, оказалась и вот эта работа Андерса Цорна:
Честно скажу, что опять меня шведский художник удивил! Вот вроде бы полностью обнажённая женщина, но на этот раз никакой эротикой и вовсе "не пахнет"! :-)
Замечу, что название этой картины - « Первый раз » - весьма условно, так как финский мне знаком не намного лучше шведского :-). А по шведски (или по фински :-) работа называлась En premiär . Добавлю только, что вот этот сюжет - мама с малышом в воде - Цорн "повторил" не один раз. "По веленью души" или по "просьбам заказчиков" - мне неведомо. Но репродукции различных вариаций этой картины, разного размера, и выполненных не только маслом на холсте, но и акварелью и гуашью на бумаге, встречались мне под такими названиями, как « Первое купание », « С мамой », « С мамой в первый раз » и так далее.
"Со временем" я выяснил, что картины Цорна преимущественно находятся в шведских музеях и частных коллекциях. В Швеции, увы, я ни разу не был, а потому далее пойдут только мои "воспоминания об альбоме", который у меня "зачитали до невозврата". Вот она, тяга к настоящему искусству! :-)
Так что мне запомнилось из того художественного альбома, и репродукции каких картин Цорна я "быстренько" поискал в Сети?
Начну "с бумаги", потому что Ванна - единственная картина Андерса, выполненная в технике гуаши и акварели, которая мне запомнилась:
Андерс цорн кровать на чердаке
Илья, мб она спала голой, а сейчас подымается с кровати, но её застают голой, и она смущается (что видно по румянцу)
Понятно, что место сокрытое… и бытовушное, а значит, на самом деле, подобное бывало часто, ситуация частая, массовая. Девушка «не модель», очень обычная, хоть и молодая. Ее чувства настоящие, приземлённые, осознавая, что произошло, она явно понимает, что ей счастья от этого не будет, ее никто не собирается защитить и по сути обманули. Очень важно лицо на работе. Ей, всей хитростью придётся это решать самой, скрывать, у неё нет времени горевать или расстраиваться, в некотором смысле «добро пожаловать во взрослый мир», инфантильность разбилась прошлой ночью. Те времена, то состояние общества. Чтобы лучше понять, надо знать те устои. И люди не изменились, они просто были в другой ситуации. Интересная работа художника.
Ольга, я таких жизнеутверждающих вижу много по улицам ходят:)
Но те,что помоложе смотрятся и двигаются еще жизнеутверждающе.
А те,что уже утвердили(родившие),все поддерживают жизнеутвержающую форму(по вашему) :)
Аааа ржу нимагу.
Вал, роди сам. А мы поржем
Я про девушку на картине говорила, и только..
а силикононые швабры это продукт пластической индустрии и к здоровью, а тем более к здоровому деторождению не имеют никакого отношения
Ольга, силиконовые швабры:)))
Ты чи порнухи пересмотрела:)
Стереотип красоты наших времен,женской фигуры-спортивная.
Понятно, что место сокрытое… и бытовушное, а значит, на самом деле, подобное бывало очень не редко, ситуация обычная, понятная лично многим, массовая. Девушка «не модель», очень обычная, хоть и молодая. Ее чувства настоящие, приземлённые, осознавая, что произошло, она явно понимает, что ей счастья от этого не будет, ее никто не собирается защитить и по сути обманули. Очень важно лицо на работе. Ей, всей хитростью придётся это решать самой, скрывать, у неё нет времени горевать или расстраиваться, в некотором смысле «добро пожаловать во взрослый мир», инфантильность разбилась прошлой ночью. Те времена, то состояние общества. Чтобы лучше понять, надо знать те устои. И люди не изменились, они просто были в другой ситуации. Интересная работа художника. Стоит отметить ещё реализм, как стиль написания. Это что-то понятное и затрагивающее своей реальностью для каждого конкретного зрителя.
Читайте также: