Отдай другим игрушку мира славу иди домой

Обновлено: 08.01.2025

«Фо́рмула любви́» — телефильм Марка Захарова по сценарию Григория Горина.

Для того ли я оставил свет, убежал из столицы, чтоб погрязнуть в болоте житейском!

Ну, женюсь, что будет? Стану я целыми днями ходить в халате, а жена моя — особа, которая должна служить идеалам любви, закажет при мне лапшу и начнет её кушать!

— Русская речь не сложнее других. Вон Маргадон — дикий человек — и то выучил. Маргадон!
— Учиться всегда сгодится, трудиться должна девица, не плюй в колодец — пригодится… и, как говорится…

— Для чего живёт человек на земле? Скажите.
— Как же так сразу-то? И потом, где живёт? Ежели у нас, в Смоленской губернии — это одно, ежели в Тамбовской губернии — это другое.

Ма тант, не будем устраивать эль скандаль при посторонних!

— Никакое это не произведение, а Содом с Гоморрой!
— Разве их две? Вроде одна…
— Чего одна?
— Одна Гоморра…

— Это Жазель. Француженка. Я признал её. По ноге.
— Не-е, это не Жазель. Жазель была брунетка, а эта вся белая.

— На что жалуемся?
— На голову жалуется.
— Это хорошо. Лёгкие дышат, сердце стучит.
— А голова?
— А голова — предмет тёмный, исследованию не подлежит.

Коли доктор сыт, так и больному легче.

Ипохондрия есть жестокое любострастие, которое содержит дух в непрерывном печальном положении. Тут медицина знает разные средства, лучшее из которых и самое безвредное — беседа. Слово лечит, разговор мысль отгоняет. Хотите беседовать, сударь?
— О чём?
— О чём прикажете. О войне с турками, о превратностях климата или, к примеру, о графе Калиостро.
— О ком?
— О Калиостро. Известный чародей и магистр тайных сил. Нынче в Петербурге шуму много наделал. Газеты пишут — камни драгоценные растил, будущность предсказывал. А ещё говорят, фрейлине Головиной из медальона вывел образ покойного мужа, да так, что она его осязала и теперь вроде как на сносях…

— Карета сломалась, кузнец в бегах, так он в Васильевской гостинице сидит, клопов кормит.
— Клопов? Великий человек, магистр — и клопов?
— Так они, сударь, не разбирают, кто магистр, а кто не магистр.

— Варварская игра, дикая местность — меня тянет на родину.
— Где ваша родина?
— Не знаю. Я родился на корабле, но куда он плыл и откуда, никто не помнит. А вы где родились, Жакоб?
— А я вообще ещё не родился.
— Не родились?
— Нет.
— И как вы дальше думаете?

Сердце подвластно разуму. Чувства подвластны сердцу. Разум подвластен чувствам. Круг замкнулся. С разума начали, разумом кончили. Вот и выходит, что всё мироздание — это суть игра моего ума. А если вы со мной согласитесь, то и вашего тоже.

Тогда она сняла с себя последнюю одежду и тоже бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли.

— Маргадон! Почему открыта дверь?
— Экскьюз ми, магистр!
— Что экскьюз ми?
— Варварские обычаи: ключи раздают, а замков нет.

Не умеете лгать, молодой человек. Все люди разделяются на тех, которым что-то надобно от меня, и на остальных, от которых что-то нужно мне. Мне от вас ничего не нужно. Выкладывайте, что вам угодно.

Не надо громких слов, они потрясают воздух, но не собеседника.

Силь ву пле, дорогие гости! Силь ву пле… Же ву при… авек плезир… Господи прости, от страха все слова повыскакивали.

— Понравилось, видать. Молодец…
— Хороший человек…
— Солонку спёр…
— И не побрезговал.

— Дядь Степан, ихний кучер на меня в лорнет посмотрел. Чего это он, а?
— Чего, чего… Зрение слабое.
— Бедненький.

Ален нови, ностра алис! Что означает — ежели один человек построил, другой завсегда разобрать может.

Это зачем же они её так крепют?

— Надолго гостить-то собрались?
— Тут всё от мине́ зависит.

Кто ест мало, живёт долго, ибо ножом и вилкой роем мы могилу себе.

Обо мне придумано столько небылиц, что я устаю их опровергать.

У нас в уезде писарь был. В пачпорте год рождения одной только циферкой обозначал — чернила, шельма, экономил. Потом дело прояснилось — его в острог. А пачпорта уж переделывать не стали — документ всё-таки.

От пальца не прикуривают, врать не буду. А искры из глаз летят. Вот хоть у господина Загосина о прошлом году мужик с возу свалился — да лбом об оглоблю. Ну, я вам доложу, был фейерверк!

Всё сено сжёг. Да какое сено! Чистый клевер…

Ладно врать-то! Чистый клевер… У вас всё осокой заросло да лопухами.

Что вы такое говорите, Феодосья Ивановна!

— У меня воз сена сто́ит десять рублей.
— Стоить-то оно сто́ит, да никто ж его не покупает.

У вас же совсем никудышное сено! Разве что горит хорошо.

Да уж, граф, если вы действительно надумали сено покупать, так покупайте его у Феодосии Ивановны, не прогадаете.

Не, у меня хорошее сено…

Господи, да что ж вы такое говорите, господа? Какое непонимание! Наш гость повествует о совсем иных явлениях!

Я чувствую, здесь собрались люди скептического нрава, посему вернёмся к трапезе.

Фимка, ну что ж ты стоишь?! Неси бланманже с киселём!

— Видите эту вилку?
— Ну…
— Хотите, я её съем?
— Сделайте такое одолжение.

Да, это от души. Замечательно. Достойно восхищения. Ложки у меня пациенты много раз глотали, не скрою. Но вот чтобы так, за обедом на десерт, и острый предмет — замечательно. За это вам наша искренняя сердечная благодарность. Ну, ежели, конечно, кроме железных предметов ещё и фарфор можете употребить, тогда… — просто слов нет.

— Господин Калиостро, а как насчёт портрета?
— Погодите вы, голубчик, с портретом! Дайте ему со скульптурой разобраться.

— Узнаёшь, Маргадон?
— Натюрлих, экселенц! Отличная фемина!

Теряю былую лёгкость.

Вчера попросил у ключницы три рубля — дала, мерзавка, и не спросила, когда отдам.

— Откушать изволите?
— Как называется?
— Оладушки.
— Оладушки… оладушки… делали… бабушки. Селянка, у тебя бабушка есть?
— Нету.
— Сиротка, значит.

— Подь сюды. Хочешь большой, но чистой любви?
— Да кто ж её не хочет…
— Тогда приходи, как стемнеет, на сеновал. Придёшь?
— Отчего ж не прийти? Приду. Только уж и Вы приходите. А то вон сударь тоже позвал, а опосля испугался.
— А она не одна придёт, она с кузнецом придёт.
— С каким кузнецом?
— С дядей моим, Степан Степанычем. Он мне заместо отца, кузнец наш.
— А зачем нам кузнец? Не, нам кузнец не нужен. Что я, лошадь, что ли? Зачем нам кузнец?
— Благословлять. Вы же предложение изволите делать…
— Так, свободна. Ступай. Не видишь, играем.

— И быть тебе за это рыбой, мерзкой и скользкой!
— Да, но обещали котом!
— Недостоин!

Меня предупреждали, что пребывание в России действует разлагающе на неокрепшие умы.

— Куда сдадите?
— В участок. А потом — А потом вас там публично выпорют, как бродяг, и отправят в Сибирь убирать снег…
— Весь?
— Да. Снега там много.

— Чё он меня всё пугает? Что меня пугать? У меня три пожизненных заключения. А как он с вами разговаривает? Вы, человек, достигший вершин лондонского дна! В конце концов, вы собираетесь быть принцем?
— Йес, итыс !

Огонь тоже считался божественным, пока Прометей не выкрал его. Теперь мы кипятим на нём воду.

Для бегства у меня хватит мужества!

— Мы договорились?
— Да, принц!
— Значит, я ставлю ультиматум…
— Да. А я захожу сзади.

— Лабор ист эст ипсе волюмпас! Что означает: труд уже сам по себе есть наслаждение.
— Мерзавец, а мерзавец, ты, значит, здесь вместо работы латынь изучаешь?
— Либерасьон эст перпетум мобиле…
— О, Жакоб, мы отсюда не уедем никогда! Мы погибнем!
— Я всё понял, Жакоб, все пришельцы в Россию будут гибнуть под Смоленском.

Дядя Степан, помог бы ты им, а? Ну грех смеяться над убогими. Ну ты посмотри на них! Подневольные ж люди, одной рыбой питаются. И поют так жалостно.

Статуя здесь ни при чём. Она тоже женщина несчастная. Она графа любит…

На двух лошадях скакать — седалища не хватит!

— Маргадон, один надо было зарядить…
— А вы, оказывается, бесчестный человек, Маргадон.
— Конечно! Если б я был честный человек, сколько бы народу в Европе полегло! Ужас!

Если когда-нибудь в палате лордов мне зададут вопрос: зачем, принц, вы столько времени торчали под Смоленском? — я не буду знать, что ответить

— …И с барышнями поаккуратней. Мраморные они, не мраморные — наше дело сторона. Сиди на солнышке, грейся.
— Травами хорошо бы ещё подлечиться. Отвар ромашки, мяты… У вас в Италии мята есть?
— Ну откуда в Италии мята? Видел я их Италию на карте: сапог сапогом, и всё.

— Ему плохо?
— Не-ет, ему хорошо.
— Хорошо?
— Живым всё хорошо.

— Алёша! Алёш, ну до того ли сейчас господину Калиостро?
— До того, до того.
— Ну, как там наш папенька?
— Папенька согласился.

— Погоня?
— Погоня, Ваше сиятельство.
— Это замечательно. Когда уходишь от погони, ни о чём другом уже не думаешь.

— Жакоб.
— Жакоб! Дое партьяо! Чистаболо эс питандо!
— Ва марира мацато, стронцо!
— Аршафарэ кретино шеймо!
— Виканоно урлале бурто фача!
— Вико, баста! Баста! Баста! Камило!
— Но! Но! Но! Престо, синьоре! Дезоро мио! Санта мария бергарито переме аморе манон дементи кейре!

Я вернусь к тебе. Я обязательно вернусь к тебе. Только другим. Правда-правда. Вот те крест. Совсем другим.

Mare bella donna,
Che un bel canzone,
Sai, che ti amo, sempre amo.
Donna bella mare,
Credere, cantare,
Dammi il momento,
Che mi piace più!

Uno, uno, uno, un momento,
Uno, uno, uno sentimento,
Uno, uno, uno complimento
O sacramento, sacramento, sacramento…
— Uno momento. Народная итальянская песня. сл. Г. Гладкова [1]

Река жизни утекает в Вечность. При чем тут «окуньки»?

— Я, Джузеппе Калиостро, верховный иерарх сущего, взываю к силам бесплотным, к великим таинствам огня, воды и земли. Я отдаюсь их власти и заклинаю перенести мою бестелесную субстанцию из времени нынешнего в грядущее, дабы узрел я лики потомков, живущих много лет тому вперед… Вас, сударь, хочу вопрошать о судьбах людей, собравшихся здесь, в Санкт-Петербурге, сего числа лета 1780-го… Готовы ли вы ответствовать?
— Вопрошайте.
— Готовы ли вы сказать нам всю правду?
— Ну, всю — не всю… А что вас интересует?
— Обо мне спроси, граф! Сколько мне на роду написано?
— В твою судьбу хочу вчитаться, но неразборчива строка. Лишь вижу цифру 19… Пока…
— А как понять сие?
— Век грядущий, век девятнадцатый, успокоит вас, сударыня.
— А я-то, дура, помирать собралась. Спроси, батюшка, может, замуж ещё сходить напоследок?

— Вы получите то, что желали, согласно намеченным контурам.
— К чёрту контуры! Я их уже ненавижу.

Любовь, Фимка, это у них «амор». Амор, и глазами так — у-у-у!

— От светлейшего князя Потемкина имею предписание задержать господина Калиостро и препроводить его в канцелярию для дачи объяснений.
— Это невозможно. Он в грядущем.
— Достанем из грядущего. Не впервой.

— Я уже разбудил стихию энергетических потоков, я уже вступил во взаимодействие с силами магнетической субстанции! Вы что, сударь, на базар пришли?! Знаки зодиака, вот 24 кабалистических символа, вот ключ, врата и семь сфер. Всё уже дышит и приведено в действие.

Искал и нашёл. С кого бы начать? Мой друг, прекрасный поэт и пародист, каких
поискать, Зиновий Вальшонок подарил мне недавно выпущенную им Зелёную книгу -
вторую после Чукоколы Корнея Чуковскогго рукописную антологию поэзии.
Перелистывая её я не поверил глазам своим - Ирина Одоевцева, легендарная женищина и изумительный поэт. Вот что она написала Вальшонку в 1988 г. (а я то думал, что она умерла где-то в эмиграции давным давно) уже нетвёрдой старческой рукой:
Поэту Зиновию Вальшонку, который имеет право сказать: "Я иногда завидую самому себе", с самыми лучшими пожеланиями. Ирина Одоевцева. 27.6.88.
Я же начну с её стихотворения, написанного ещё в начале прошлого века и пленив шего меня много лет назад.

Он сказал: "Прощайте, дорогая,
Может быть я больше не приду".
По аллее я пошла, не зная,
В Летнем я саду или в аду.

Тихо, пусто. Заперты ворота,
Но зачем теперь идти домой?
Меж деревьев черных - белый кто-то
Бродит, спотыкаясь, как слепой.

Вот подходит ближе. Встала рядом
Статуя, сверкая при луне,
На меня взглянула белым взглядом,
Голосом глухим сказала мне:

"Хочешь, поменяемся со мною?
Каменное сердце не болит.
Каменной ты станешь, я - живою.
Встань сюда, возьми мой лук и щит".

"Хорошо, - согласно я сказала, -
Вот мое пальто и башмаки".
Статуя меня поцеловала.
Я взглянула в белые зрачки.

Губы шевелиться перестали
И в груди не слышу теплый стук.
Я стою на белом пьедестале,
Щит в руках и за плечами лук.

Утро. С молоком проходят бабы;
Дети и чиновники спешат;
Звон трамваев, дождь и ветер слабый
И такой обычный Петроград.

Господи. И вдруг мне стало ясно:
Мне любимого не разлюбить,
Каменною стала я напрасно,
Камень будет дольше тела жить.

А она уходит, напевая,
В рыжем клетчатом пальто моём.
Я стою, холодная, нагая,
Под осенним проливным дождем.

А вот что Зиновий написал о ней в Зелёной книге

Вот поэтесса русская уселась на диванчик
уютненькой старушкою. Ах, божий одуванчик!
Век отблестав во Франции, вернулась горделиво.
(Мы бредим иностранцами российского разлива).
Париж был жёсткой маменькой. И звали эмигранты
Ирину музой маленькой, зато с огромным бантом.
Там жить училась заново, став звёздной и земною
Георгия Иванова любимою женою.
Средь благородных рыцарей, в дар веря непреклонно,
сумела стать царицею изысканных салонов.
И стих звучал пронзительней, крепчали звук и слово
под лаской глаз учителя и бога Гумилёва.
.

Она увядшей дамочкой приехала не в гости,
А чтобы лечь тут в ямочку на питерском погосте.
Родные краски, запахи весь век в ней голосили,
Жить хорошо - на Западе, а помирать в России.

Не удержался от сарказма. Вот такой Зиновий!

А вот теперь после несколько бравурного вступления слово многострадальной императрице поэзии. Ну никак не вяжется с Анной Ахматовой это унизительное слово - поэтесса. Она ПОЭТ, пишу огромными буквами:

РУССКИЙ ПОЭТ АННА АХМАТОВА*

Я над ними склонюсь, как над чашей,
В них заветных заметок не счесть -
Окровавленной юности нашей
Это черная нежная весть.

Тем же голосом, так же над бездной
Я дышала когда-то в ночи,
В той ночи и пустой и железной,
Где напрасно зови и кричи.

О, как пряно дыханье гвоздики,
Мне когда-то приснившейся там, -
Это кружатся Эвридики,
Бык Европу везёт по волнам.

Это наши проносятся тени
Над Невой, над Невой, над Невой,
Это плещет Нева о ступени,
Это пропуск в бессмертие твой.

Это ключики от квартиры,
О которой теперь ни гугу.
Это голос таинственной лиры,
На загробном гостящей лугу.

И снова осень валит Тамерланом,
В арбатских переулках тишина.
За полустанком или за туманом
Дорога непроезжая черна.
Так вот она последняя! И ярость
Стихает. Все равно что мир оглох.
Могучая евангельская старость
И тот горчайший гефсиманский вздох.
Здесь все тебе принадлежит по праву,
Стеной стоят дремучие дожди,
Отдай другим игрушку мира - славу,
Иди домой и ничего не жди.

Из заветной тетради

9
Все ушли, и никто не вернулся,
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть все небо в крови.
Дом был проклят, и проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою моей.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол.
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.
Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Обкормили меня клеветою,
Опоили отравой меня.
И, до самого края доведши,
Почему-то оставили там.
Любо мне, городской сумасшедшей,
По предсмертным бродить площадям.

* * *
Есть в близости людей заветная черта,
Её не перейти влюблённости и страсти,
Пусть в жуткой тишине сливаются уста
И сердце рвётся от любви на части

И дружба здесь бессильна, и года
Высокого и огненного счастья,
Когда душа свободна и чужда
Медлительной истоме сладострастья.

Стремящиеся к ней безумны, а её
Достигшие - поражены тоскою.
Теперь ты понял, отчего моё
Не бьётся сердце под твоей рукою.

*Кстати, по латыни Poeta женского рода

До продолжения Шерше ля фам
в седьмой встрече

В колонтитуле образец оформления
титульного листа каждого поэта

Я благодарна, Эрлен, своей детской проницательности, которая из многих имен выбрала Ваше и не ошиблось. Вы открываете и дополняете невольно для меня то, что близко моей душе, дорого и понятно. С теплом души.Наташа.

Ну что же. Лихо - беды начало. Почитайте встречу третью, для Вас это станет
откровением.

Успехов д. Славин

Надеюсь, что так. Прочту обязательно. с теплом.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

И снова осень валит Тамерланом,
В арбатских переулках тишина.
За полустанком или за туманом
Дорога непроезжая черна.
Так вот она, последняя! И ярость
Стихает. Всё равно что мир оглох…
Могучая евангельская старость
И тот горчайший гефсиманский вздох.
Здесь всё тебе принадлежит по праву,
Стеной стоят дремучие дожди.
Отдай другим игрушку мира – славу,
Иди домой и ничего не жди.

Как птице, мне ответит эхо
Б. П.

Умолк вчера неповторимый голос
И нас покинул собеседник рощ.
Он превратился в жизнь дающий колос
Или в тончайший, им воспетый дождь.
И все цветы, что только есть на свете,
Навстречу этой смерти расцвели.
Но сразу стало тихо на планете,
Носящей имя скромное… Земли.

Словно дочка слепого Эдипа,
Муза к смерти провидца вела,
А одна сумасшедшая липа
В этом траурном мае цвела
Прямо против окна, где когда-то
Он поведал мне, что перед ним
Вьётся путь золотой и крылатый,
Где он вышнею волей храним.

Что ж ты заводишь
Песню военну,
Флейте подобно,
Милый снегирь?
Державин

Я не знал в этот вечер в деревне,
Что не стало Анны Андреевны,
Но меня одолела тоска.
Деревянные дудки скворешен
Распевали. И месяц навешен
Был на голые ветки леска.

Провода электрички чертили
В небесах невесомые кубы.
А её уже славой почтили
Не парадные залы и клубы,
А лесов деревянные трубы,
Деревянные дудки скворешен.
Потому я и был безутешен,
Хоть в тот вечер не думал о ней.

Это было предчувствием боли,
Как бывает у птиц и зверей.

Просыревшей тропинкою в поле,
Меж сугробами, в странном уборе
Шла старуха всех смертных старей.
Шла старуха в каком-то капоте,
Что свисал, как два ветхих крыла.
Я спросил её: «Как вы живёте?»
А она мне: «Уже отжила…»

В этот вечер ветрами отпето
Было дивное дело поэта.
И мне чудилось пенье и звон.
В этот вечер мне чудилась в лесе
Красота похоронных процессий
И торжественный шум похорон.

С Шереметьевского аэродрома
Доносилось подобие грома.
Рядом пели деревья земли:
«Мы её берегли от удачи,
От успеха, богатства и славы,
Мы, земные деревья и травы,
От всего мы её берегли».

И не ведал я, было ли это
Отпеванием времени года,
Воспеваньем страны и народа
Или просто кончиной поэта.
Ведь ещё не успели стихи,
Те, которыми нас одаряли,
Стать гневливой волною в Дарьяле
Или ветром в молдавской степи.

Стать туманом, птицей, звездою
Иль в степи полосатой верстою
Суждено не любому из нас.
Стихотворства тяжелое бремя
Прославляет стоустое время.
Но за это почтут не сейчас.

Ведь она за своё воплощенье
В снегиря царскосельского сада
Десять раз заплатила сполна.
Ведь за это пройти было надо
Все ступени рая и ада,
Чтоб себя превратить в певуна.

КНИГИ 432589 АВТОРЫ 133249 СЕРИИ 44632 ЖАНРЫ 503 ГОРОДА 1160 ИЗДАТЕЛЬСТВА 16633 ТЕГИ 377740 СТАТЬИ 730

ноября 1928 года звонил С. Я. Маршак, спрашивал, нет ли у А. А. в виду человека, которому можно было бы поручить написать детскую книгу о Пушкине. По-видимому, это была скрытая форма предложения самой А. А. — Маршак знал, что А. А. ничего не зарабатывает».

В самом начале войны, в сентябре 1941 года, Маршак при поддержке А. А. Фадеева помог Ахматовой, Габбе и другим литераторам выбраться из осажденного Ленинграда (списки покидающих блокадный Ленинград утверждал сам И. В. Сталин). Некоторое время Анна Ахматова жила в московской квартире Маршака на Чкаловской, потом уехала в Казань (даже один день была в Чистополе), а оттуда в эшелоне, в котором было выделено два вагона для эвакуации писателей, выехала в Ташкент. Маршак же поехал в Алма-Ату, где тогда находились Софья Михайловна и Яков, звал он в Алма-Ату и Анну Андреевну. Но она решила остаться в Ташкенте и прожила там долгое время в одной комнате с Надеждой Яковлевной Мандельштам.

Забегая вперед, скажем, что Маршак был в числе немногих писателей, не принявших участие в травле Ахматовой и Зощенко после постановления ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». «Историческое» это постановление ввергло Ахматову в очередное молчание. В 1946–1949 годах она написала так мало стихов, что их можно перечесть по пальцам. И среди них есть настоящие «ахматовские»:

В конце 1949 года в судьбе Анны Ахматовой произошла еще одна трагедия — 6 ноября был арестован ее сын Лев Гумилёв. Не поддавшись отчаянию, она пыталась вступить в схватку с вершителями судеб своим оружием. Ахматова создала такие стихи, о которых в прежние времена и думать не могла:

Она знала, что стихи эти, посвященные семидесятилетию вождя, дойдут до него, и наивно полагала, что они помогут освобождению ее сына. Но есть в этом стихотворении строка, весьма опасная для поэта: «Легенда говорит о мудром человеке…» Тогда Анна Андреевна написала другое стихотворение:

Конечно же эти стихи судьбу Льва Николаевича не изменили. Как всегда, в трудные минуты Анна Андреевна обратилась к Маршаку, но если в 1938 году он отважился пойти к самому Вышинскому на прием, то во времена борьбы с космополитами не решился на это. Но не помочь не мог. Маршак обратился к Фадееву. Позже в беседе с Лидией Корнеевной Чуковской Анна Ахматова скажет: «Я Фадеева не имею права судить. Он пытался помочь мне освободить Леву». Но — тщетно.

Дошли ли хвалебные оды Сталину, написанные Анной Ахматовой, до «адресата» — неизвестно. Известно, что самой Анне Андреевне принесли лишь горесть. Напечатанные в журнале «Огонек», они стали известны и за рубежом. «Когда в журнале „Огонек“ (1950. № 14. — М. Г.) я встретила Ваши стихи, я усомнилась, что писали Вы, — быть может, соименница…

Прочла и ужаснулась: такую смерть для Вас придумать мог лишь он — лишь враг души — сам дьявол. Он птице поднебесной отрезал крылья легкие и дал ей пресмыкаться», — писала Ахматовой Мария Белозерская — литературовед, давно находившаяся в эмиграции. Не всем дано было понять, что творилось тогда в СССР. Спустя много лет в беседе с Лидией Корнеевной Чуковской у Анны Андреевны вырвутся такие слова: «Осип (Мандельштам. — М. Г.) после первой ссылки воспел Сталина. Потом он сам говорил мне: „Это была болезнь“ (страх. — М. Г.)».

Примерно в то же время, когда Ахматова посвящала оды Сталину, Маршак завершил работу над переводом сонетов Шекспира, получил в 1949 году очередную Сталинскую премию и писал совсем другие, «невинные» стихи. Многие были посвящены Пушкину, 150-летие со дня рождения которого стало всенародным праздником. Вот одно из таких стихотворений:

Дождь стено́й, стена́ дождя́ — устойчивое сочетание, означающее очень густые струи дождевой воды, напоминающие собой стену от земли до неба. Дождь стеной — это очень сильные ливневые осадки, дождь как из ведра, — проливной дождина или дождище, способный мгновенно промочить до нитки.

К такому определению ближе всего так называемый окатный или обломный дождь, а также дождь проливной (про́ливень) или вообще любой ливень с крупными каплями воды.

Содержание

Когда вспыхивала молния и на миг освещала дождь, то перед нашими глазами открывались не нити дождя, а сплошная стена воды без разрывов ― точь-в-точь, как рисуют низвергающуюся воду в водопаде. [1]

Дождь стоял стеной, из труб хлестало, как из водопадов, было темно от воды в воздухе (был вечер). [2]

Здесь всё тебе принадлежит по праву,
Стеной стоят дремучие дожди. [4]

Дождь полил сплошной стеной, словно на небе у какого-то колоссального сосуда отвалилось дно и потоки воды низверглись на землю. [5]

В один из вечеров обрушился тропический ливень. Дышать при таком дожде невозможно: вода теплая, но стоит сплошной стеной. [6]

Дождь встал акриловой стеной. Сергею Палычу нужно было сворачивать, маневрировать, выруливать. [7]

Во время грибных дождей в воздухе попахивает дымком и хорошо берет хитрая и осторожная рыба ― плотва. О слепом дожде, идущем при солнце, в народе говорят: «Царевна плачет». Сверкающие на солнце капли этого дождя похожи на крупные слёзы. А кому же и плакать такими сияющими слезами горя или радости, как не сказочной красавице царевне! Можно подолгу следить за игрой света во время дождя, за разнообразием звуков ― от мерного стука по тесовой крыше и жидкого звона в водосточной трубе до сплошного, напряженного гула, когда дождь льёт, как говорится, стеной. Все это ― только ничтожная часть того, что можно сказать о дожде. [8]

― Вы слышали что-нибудь о Двуликой?
Сидевшие у костра переглянулись. Красные отсветы огня дрожали на лицах, на закопченых сводах большого грота в основании известковой скалы, в глубине которого, в шевелящихся багровых тенях, угадывались расстеленные для ночевки спальные мешки. За освещенным кругом тяжелой шуршащей стеной стоял ночной дождь.
― Во льет! ― парень в прожженной на рукаве штормовке потянулся за котелком
― Весь день собиралось, ― отозвались у костра.

И будет казаться, что все это было давным-давно и вовсе не здесь, а в какой-то далекой и южной стране. Стоит жара неделю, стоит две, уже невозможно от хмари и духоты, ходят кругами тучки, вечерами вдали грохочет, зарницы полыхают, а все нет и нет дождя, охают бабки, поливают свои огороды и все кряхтят: «От бы дожжа». А «дожжа» все нет и нет, но в один прекрасный день после обеда натянет с юго-запада мрачной сини, налетит вдруг шквал, взбив почерневшую воду, вырастут неизвестно откуда высокие и тонкие, как лезвия, волны, завернутся трубочками, и глядишь, летит по Енисею лодка с рыбаками, а за ней в полуверсте несется молочно-белая стена дождя, вот она ближе и ближе, вот хлопнула от ветра дверь, вот уже все бело вокруг, и грохочет дождь по крыше, и мокро блестит пустая лавочка, и соседка ставит бельевой бак под осиновый желоб, и старый серый кобель, раздувая ноздри, внюхивается в свежий влажный воздух ― дождались. [9]

В один из вечеров обрушился тропический ливень. Дышать при таком дожде невозможно: вода теплая, но стоит сплошной стеной. Я сидел в номере и думал: «На сколько же турнир затягивается? Уже вечер, а в девять свет в нашем районе выключается (кубинцы экономили электроэнергию)». Позвонил на стадион, а там отвечают: «У нас дождя нет». Я буквально пробился через ливень, как сквозь стену. Дышал, наклонив вниз голову. Прошел так двадцать минут ― попал на стадион, а там корты абсолютно сухие. [10]

За окном «дождь проливной наш дом обступает стеной», переводя одиночество уже в совсем иную плоскость. Стена дождя отгораживает дом, человека и собаку от всего остального мира. «Вода, за коей ни зги не видать» ― там, за этой темнотой и стеной кипит бурная жизнь, растут травы, тянутся к другим звездам, а здесь только тихое позвякивание ключей, шум закипающего чайника и умный взгляд собаки. Насыщенное одиночество, в котором сконцентрировано все то, что прячется за стеной из дождя. Вселенная «внутри» против Вселенной «снаружи». [11]

Грузно ударила об мою рогожу первая крупная капля дождя, и не успел я опомниться, как вдруг с неба обрушился жестокий ливень ― ливень, знакомый только нашим южным степям. Когда вспыхивала молния и на миг освещала дождь, то перед нашими глазами открывались не нити дождя, а сплошная стена воды без разрывов ― точь-в-точь, как рисуют низвергающуюся воду в водопаде. Не прошло и двух минут, как мы все уже были мокры насквозь. Холодная вода неприятно текла между лопаток, по спине и по всему телу и вызывала дрожь. [1]

На обратном пути из Гатчины попали в знаменитую грозу. Бушевало, гремело, лило, сверкало в продолжение двух часов. Дождь стоял стеной, из труб хлестало, как из водопадов, было темно от воды в воздухе (был вечер); промокли до конца; трамваи остановились, автобусы медленно пробивались сквозь дождь; свет у нас погас, телефон во всем нашем районе испортился (не починили до сих пор), кое-где поплыли торцы. Я не видал еще ничего подобного этой грозе. Было весело. [2]

Разувшись, мы пустились бегом по клёклой земле. Первые капли попали в нас на середине расстояния. Но дождь не обрушился стеной, как этого можно было ожидать, он набирал силу постепенно и уверенно. А когда ударил он так, что над землей появился дым – мелкая водяная пыль от раздробившихся дождинок, мы успели юркнуть в открытую дверь амбара. Капли разбивались в пыль и в дым не только около земли, но и в воздухе, сталкиваясь друг с другом, поэтому прямоугольник амбарной двери был заполнен седою мглой, в которой переливались стеклышками, поблескивали частые дождевые струи. Ровный шум наполнял окрестности. [12]

― Хорош, хорош работничек! ― сказал он, и Захар засмеялся, увидев его метнувшееся вниз изумленно-землистое лицо; оглушительно рассыпавшийся удар грома растекся по земле, и тотчас весело и неотвратимо надвинулась стена дождя; зажмурившись, Захар подставил потокам воды голову. Кто-то позвал его, и он, помедлив, наслаждаясь свежестью чистого, омытого тела, забрался под стог с наветренной стороны, где укрылись от дождя человек двадцать; лошади, тоже освобождённые дождём от работы и слепней, шумно встряхиваясь время от времени, жадно щипали траву; их почти не было видно в потоках дождя. [13]

Молния огненным зигзагом сверкнула невдалеке, и гроза началась. Андрей завернулся в плащ-накидку, но она была коротка, и ноги ниже колен скоро промокли. Гроза разыгрывалась не на шутку. Раздирая темную громаду неба, молнии на мгновение озаряли окрест, и снова все погружалось во мрак, и гром внушительно встряхивал землю. Дождь полил сплошной стеной, словно на небе у какого-то колоссального сосуда отвалилось дно и потоки воды низверглись на землю. Плащ-накидка пропиталась насквозь, затем постепенно намокло все, что было на Андрее: и гимнастёрка, и брюки, и пилотка, даже в сапоги непонятно как набралась вода. От дневной жары не осталось и следа, холодная мглистая сырость плотно охватывала тело. [5]

К вечеру начался дождь. Мелкий, затяжной и противный. Глина в окопе сразу оплыла, и сапоги вязли в ней, как в трясине. За стеной дождевой пыли почти не просматривалось поле, исчезла видимость и перед окопами. Кочин приказал усилить боевое охранение. Он вошел в землянку, стянул пудовые от глины сапоги и сел, устало прислонившись к обитой досками стене. [14]

Уже вовсю гремит гром, и туча разрастается в полнеба; сверкает особо рогатая, от середины неба до самого края земли, синевато-зловещая молния, и раздается такой сверхъестественный обвальный треск, что люди глохнут, бабы и девки, приседая, прикрывают головы и визжат. Наконец с шумным азартным шлепком падает первая капля, и тотчас рушится косая, с веселой пронзительной свежестью, еще светлая стена дождя; луга пустеют, все бросаются к шалашам, под кусты, под стога и копны; туча уже закрыла солнце, и тень от нее распространилась по земле, все помрачнело, лишь бушует ветер, рвет дождь в клочья и непрерывно грохочет гром. [15]

Ава нашарила на тумбочке часы и включила лампу ― еще и пяти нет. Пришлось встать из теплой, нагретой ее отдохнувшим телом постели и закрыть окно: к привычному, нарастающему утром гулу мчащихся по Зее-штрассе машин прибавились звуки дождя ― не нудной осенней мороси, под которую крепко спится до полудня, не весёлой летней грозы, когда на небе появляется умытая радуга и тянет выбежать во двор, чтобы впитать в себя исходящую от нее радость, а клекот, захлеб бесконечного ливня, стеной заслоняющего свет восхода. [16]

«Куда он пошел? ― говорила как бы про себя. ― Сумасшедший, ну сумасшедший».
И тут даже природа заволновалась, хлынул ливень, и тоже какой-то прямо дьявольский, с завываниями ветра, жутко напористый ― стена воды! За этой стеной исчез Адик. Маше представилось, как он мчится куда-то, во мраке ночи, исхлестанный ливнем, непонятый, несчастный, ― вот что наделал этот коварный Лист, принявший сан аббата! [17]

Проходит мимо яблонь,
смородины густой
с попутчицей случайной
учитель молодой.
Не зная, кто такая,
он полпути молчал
и тросточкой кленовой
по яблоням стучал.
Потом разговорились.
Но, подступив стеной,
дождь зашумел по листьям
и хлынул проливной. [3]

Здесь всё тебе принадлежит по праву,
Стеной стоят дремучие дожди.
Отдай другим игрушку мира ― славу,
Иди домой и ничего не жди. [4]

Что нам грозы, что нам ливни,
дождь стеною?
Пусть гремит всё непрерывней:
ты ж ― со мною! [18]

В другой район ушла она,
Стена дождя косая,
И моросила допоздна,
На западе свисая. [19]

…а, помнится,
вроде ― школьница,
в тени, на исходе дня,
за светлой стеной дождя, ―
ты, мёртвый, лежишь под Ногинском,
душа же твоя, невидимка,
на облаке, босиком,
играет себе в бадминтон… [20]

По витринам улиц, по асфальтовым тропинкам
Прогремело небо фиолетовым дождем
И со стороны город стал, как сумасшедший
Как один водой залитый дом.
Это ли не то, что бывало со мной
Это летний дождь стал над миром стеной
Это ли не то, что бывает шутя
Просто летний дождь вспоминает тебя
Город выпускает беспощадно из трамвая
Нежное создание, хризантему под зонтом
И она бежит, не снимая, босоножки
Под безумным, солнечным дождем.

↑ 12 Библиотека «Всходов», А. П. Седой (Чехов), В гостях у дедушки и бабушки, 1912 г., С.-Петербург, Типография Л. Я. Ганзубра, Мытницкая ул., 11.
↑ 12Н.Н.Пунин, Дневники. Письма. ― М.: АРТ, 2000 г.
↑ 12С. П. Щипачёв. Собрание сочинений в трёх томах. — М., 1976-1977 г.
↑ 12А.А. Ахматова. Собрание сочинений в 6 томах. — М.: Эллис Лак, 1998 г.
↑ 12В. О. Богомолов. Избранное. ― М.: Дружба народов. 1996 г.
↑ Ошибка цитирования Неверный тег ; для сносок тарп не указан текст
↑А. Н. Бузулукский. Скользкие руки. — Саратов: «Волга», № 1-2, 2012 г.
↑К.Г. Паустовский. «Золотая роза». — М.: «Детская литература», 1972. г.
↑Михаил Тарковский, «Жизнь и книга», — М., журнал «Октябрь», №9 за 2002 г.
↑Шамиль Тарпищев. Самый долгий матч. — М.: Вагриус, 1999 г.
↑Анастасия Рогова. Образы и эмоции: Ирина Каренина, «Поющий час». — Саратов: «Волга», № 3-4, 2014 г.
↑Владимир Солоухин. Смех за левым плечом: Книга прозы. — М., 1989 г.
↑Проскурин П. «Исход» (части I-II). — Москва: Художественная литература, 1967 г.
↑Э. Хруцкий. Операция прикрытия. — М.: «Вокруг света», №11-12, 1984 г.
↑Проскурин П. «Судьба» (книга первая). — Москва: Эксмо-Пресс, 1998 год
↑О. Новикова Мужской роман. Женский роман. ― М.: Вагриус, 2000 г.
↑Н. В. Кожевникова. «Гарантия успеха». — М.: Аграф, 2004 г.
↑Н. Н. Асеев. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Л.: Советский писатель, 1967 г.
↑А. Штейнберг. «Вторая дорога». М.: Русский импульс, 2008 г.
↑Сатуновский Я. Стихи и проза к стихам. — М.: Виртуальная галерея, 2012 г.

Поделитесь цитатами в социальных сетях:
ВКонтакте • Facebook • Твиттер • Живой Журнал

Читайте также: